Страница 14 из 22
Ирина: Как правило, ударника, будь то даже группа «Битлз» и их ударник Ринго Старр, всегда упоминают в конце. В первую очередь рассказывают о Поле Маккартни, о Ленноне. Подобно тому, как барабаны на сцене всегда на заднем плане. Приходилось ли тебе сталкиваться с таким отношением?
Эвелин: О, я понимаю, почему ты спрашиваешь. Мне кажется, что лично мой опыт в этом вопросе чуть-чуть отличается. Когда я только начинала давать сольные концерты – а во время сольного концерта обычно находишься на первом плане, перед оркестром, – я помню, как договаривалась с оркестрами об этом. Мне говорили: «Вы можете расположиться со своими ударными сзади?» Даже при том, что это был сольный концерт для перкуссии! Чрезвычайно странно! Я отвечала: «Что ж, я с большим удовольствием поступлю именно так, при условии, что, когда вы будете давать следующий фортепьянный концерт, рояль вы тоже поставите позади оркестра. Или, если это скрипичный концерт, то скрипач разместится позади оркестра. Если вы собираетесь так поступать со всеми другими сольными концертами, которые у вас в программе, то я непременно поставлю перкуссию сзади». И конечно, они представляли себе, как бы смотрелся рояль позади оркестра. Просто нелепо!.. Так что, пойми, с ударными то же самое – ни при каких обстоятельствах я не буду играть на заднем плане.
Ирина: Но подобные ситуации, наверное, уже в прошлом. Или сейчас тоже такое случается?
Эвелин: Нет, совсем нет. За исключением тех случаев, когда композитор намеренно располагает инструменты на площадке каким-то особым образом. Тогда, конечно, это справедливо. Вообще-то свой последний сольный концерт в первом и третьем отделениях я играла, как раз стоя позади, но на возвышении, а во втором отделении – впереди. Но надо отдавать себе отчет в том, что это зачем-то нужно, а не просто потому, что дирижер тебе приказал отодвинуться назад. Это некоторый психологический барьер, который, мне кажется, мы уже преодолели. И в отношении дирижеров кое-что изменилось. Раньше они смотрели на партитуру концерта для перкуссии и, независимо от того, какие именно инструменты задействованы, следили только за ритмом, исключительно за ритмом. А ведь это то же самое, что взять фортепьянный концерт…
Ирина: Без мелодии?
Эвелин: Без мелодии! Без динамики, без всего! И просто следить за та-та-та-та, только ритмический рисунок. Они совершенно не могли понять, что там используется либо тэмпл-блок, либо маримба, или что-то еще. Но сегодня, поскольку уже многие дирижеры не раз давали концерты для перкуссии, они стали больше разбираться в звуковых оттенках, у них есть опыт работы с маримбой, или вибрафоном, или ударной установкой, или литаврами, и так далее. Так что звучание перкуссии в сольном режиме им уже лучше знакомо, и они гораздо успешнее подстраиваются под него, не просто следят за ритмом, а обращают внимание: «так, вот здесь сустейн, звук дольше затухает, тарелка дает сустейн, здесь кротали дают сустейн, а вот здесь отрывистый звук». Это определяет то, как они дирижируют остальными инструментами. Произошли большие изменения в хорошую сторону.
Ирина: И все благодаря тебе!
Эвелин: Это, наверное, просто эволюция.
Ирина: Эволюция с революцией?
Эвелин: Отчасти.
Ирина: Хантингдон – здесь родился Кромвель и живет Эвелин Гленни! Революционный город! Революция в музыке, произведенная с помощью перкуссии. А что ты думаешь по поводу названия нашей программы – «Энигма»?
Эвелин: Мне очень нравится это название. В нем есть какая-то загадочность, его можно отнести к любому нашему переживанию, жизненному опыту. И это слово с очень широким смыслом. Понимаешь? Никогда не знаешь, куда оно тебя приведет. И мне это нравится. Кроме того, Э-ниг-ма – просто звучит красиво.
Ирина: Ты просто фантастический гость нашей программы. Мы так много от тебя узнали. Желаем тебе огромных успехов.
Эвелин: Спасибо большое!
Теодор Курентзис
Теодор Курентзис на редкость неординарный человек и любитель нестандартных решений. Наверно, поэтому стало возможным преодолеть трудности в организации Новогоднего концерта телеканала «Культура» в Большом зале Московской консерватории в 2017 году. Началось с того, что в единственно возможный для приезда Теодора и оркестра MusicAeterna день в зале был давно назначен абонементный концерт, который никак не сдвинуть. Тогда я предложила сделать концерт в неформальное время в 23.00, он же предновогодний! Согласились, но вот опять загвоздка! Для прямой телетрансляции концерт должен идти без антракта, да и закончиться должен так, чтобы слушатели могли добраться домой. Но Теодору и оркестру трудно выступать без перерыва. Что ж! Передо мной стояла задача уговорить Теодора. Надев немыслимо прекрасную широкополую шляпу с пером, я пришла к нему на репетицию: «Теодор, понимаю, что оркестру и вам тяжело, но надо играть насквозь. Это телевизионный концерт, прямая трансляция, а это миллионы зрителей, нам нельзя их растерять». Видимо, этот довод на него подействовал. Было очевидно, что ему не очень удобно, но он осознанно пошел на эту уступку. Концерт состоялся с колоссальным успехом! Теодор сиял! В программе была «Золушка» Прокофьева! После концерта Теодор спросил меня, оценила ли я, как точно, ровно в полночь, ударили знаменитые куранты, когда Золушка теряет туфельку. Еще бы! Он потрясающий мастер на выдумки, и даже крохотные детали играют для него огромную роль! С той ночи и началась традиция Ночных концертов Курентзиса в Большом зале консерватории Москвы.
А этот разговор мы записали годом раньше.
Ирина: Теодор Курентзис – практически культовая фигура музыкального мира, главный дирижер Пермского театра оперы и балета, он настоящий гость «Энигмы»: загадочный, мистический, в чем-то совершенно необыкновенный.
Теодор: Во-первых, я не главный дирижер. Я мыслитель этого театра, то есть художественный руководитель. А Пермь для меня – это место, где ещё возможно жить в том романтичном мире, который представлялся нам, когда мы были подростками.
Ирина: А в каком времени вы больше живете? С древности греки разделяли время на Хронос и Кайрос? Какое время для вас важнее?
Теодор: …Кайрос.
Ирина: Для меня это время тоже главное. Кайрос фиксирует ключевой момент поворота судьбы, а хронология – только данность. А насколько на ваше сознание и образ жизни влияет ваше греческое происхождение?
Теодор: Греческое происхождение дало мне возможность мыслить, какой-то философ говорил: «Я думаю, потому что не знаю». Греческий язык – очень важный инструмент, чтобы точно мыслить. Естественно, я стараюсь ощущать и воспринимать мир объективно, но всегда присутствует какой-то субъективный образ, как аромат, как дежавю, ощущение. Вот это моя эфирная часть, мой дух, если хотите, она так воспринимает мир.
Ирина: А как вы воспринимаете Петербург? Сам город.
Теодор: Санкт-Петербург меня поражает. Это лучшее хранилище, декорация, когда-либо построенная для какого-то спектакля, который до сих пор играется.