Энигма. Беседы с героями современного музыкального мира

Ирина: А что вы скажете по поводу современных вокалистов?

Криста: В Вене я слышала Аню Хартерос. Это была барочная опера, и она выступала замечательно. Показалась мне очень умной, элегантно выглядела, голос прекрасный, чудесная техника. Мне нравится Нина Штемме. Как-то раз я слышала Элину Гаранча в «Милосердии Тита». Я даже ей потом написала, что в ее исполнении эту оперу следовало назвать «Секст», настолько она была хороша, просто сказочно. И так культурно ведет себя на сцене. Мне нравятся прежде всего умные исполнители. Только диафрагма – это не хорошо. Диафрагма и интеллект – вот наилучшее сочетание. Ну, конечно, чутье, интуиция. Это и есть талант.

Ирина: Вам знакомо волнение перед выходом на сцену?

Криста: Я была сама нервозность, потому что часто пела партии сопрано, которые петь не должна была. Обычно нервничаешь до представления. Однажды, перед исполнением «Фиделио», я приняла валиум, 8 таблеток. Меня всю трясло – совершенно не помогло. Но когда ты уже на сцене, берёшь первую ноту, тогда сразу порядок.

Ирина: Почти 20 лет назад вы оставили сцену и перестали петь. И чем вы занимаетесь сейчас? Вы ведь женщина, которая уж точно не станет жить прошлым. Вы живёте настоящим.

Криста: Да, верно, я живу настоящим, и мне нравится планировать будущее. Меня приглашают проводить вечера, где я что-то рассказываю, участвую в различных чтениях. Мастер-классы даю, конечно, в Вене, на фестивале в Зальцбурге, в Тироле.

Вот, например, в прошлом году меня пригласили прочитать лекцию о Страстной пятнице. Я вообще-то совершенно не религиозна, совсем нет. А тут зарылась в книги и в Интернете искала, что я могу рассказать о Страстной пятнице и, надо сказать, меня это очень заинтересовало.

Ирина: Как вы считаете, есть ли разница между вокальными школами, например, немецкой, итальянской, русской?

Криста: Понятия не имею. Я только знаю, что, например, тенора предпочитают распеваться и петь «ээй». Они не поют «ааа», они поют «ээй», когда берут высокие ноты. Потом, есть певцы, которые всегда поют на «у», «юююю», некоторые поют на «а», но это мало кто. У каждого есть свой гласный звук, на котором он лучше всего звучит. Элизабет Шварцкопф поёт всё на «ю». А я многое пою на «у», потому что «у» мне лучше подходит. Но чистых «а, э, и, о, у» почти никто не поёт, нет, такого не бывает. Бывает такое «аэиоу», немного размытое. А больше я в этом ничего не понимаю.

Ирина: Госпожа Людвиг, вы выступали на лучших оперных сценах во всем мире. Не вы ли как-то обронили, что опера – это абсурд. Это и вправду ваши слова?

Криста: Опера – это действительно особая форма искусства. В опере «Каприччо» Штрауса идёт рассуждение о том, что важнее – слово или музыка. Вся опера крутится вокруг этих понятий. Слово представлено баритоном, а музыка – тенором, а графиня, наверное, любит обоих. И вот граф говорит: опера – это совершенно абсурдная вещь. Приказы даются нараспев, о политике рассуждают в дуэте, танцуют вокруг гроба, а удары кинжалом наносят в такт музыке. Опера – это, собственно говоря, невозможная форма искусства. Там все поют!

Ирина: Но, тем не менее, если политики запоют дуэтом, это, наверное, будет очень неплохо. Лучше, чем сейчас.

Криста: Если бы политики пели, скажем так, в сослагательном наклонении, действительно, это было бы лучше.

Ирина: А вас устраивает современная театральная режиссура?

Криста: Если она не глупа. Недавно я видела «Тристана и Изольду», там в конце есть известная сцена смерти Изольды от любви. И это выглядело так: на ней красное вечернее платье с красным шлейфом длиной не менее шести метров. И она проходит через всю сцену за кулисы, и шлейф тянется за ней по сцене. Сначала я подумала, что это за ерунда?! Зачем это? А потом, вернувшись домой, я поразмышляла и поняла – минуточку, да это же кровавый след, который она за собой оставляет. Ведь король Марк, Брангена – все эти люди погибли, и погибли из-за неё. И это и есть кровавый след, не правда ли?

Или, например, в «Макбете» убийцы с накладными красными носами и воздушными шариками идут убивать детей. А обычно ведь убийцы – это такие мрачные типы, да? И я тогда подумала, что за глупости на сцене – красные носы, шарики воздушные. А дома сообразила – а ведь это не так и глупо, потому что ребёнок не боится клоунских носов и воздушных шариков, и его будет легче убить, чем если он увидит эдаких записных злодеев.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «