Страница 2 из 3
«А теперь, когда мы подробно разобрались в предмете, обратимся к мнению специалиста», – прозвучали долгожданные слова. Марк сунул смартфон в карман толстовки, экран автоматически погас, но видео, уже полностью скачанное на устройство, бесперебойно продолжало транслироваться в фоновом режиме, пока пользователь выбирался на поверхность.
«Вообще, если грубо, – автором последовавшей скороговорки являлся Андрей Нестеров, менеджер проекта «Хрустальная бабочка» и непосредственный руководитель Марка, – наш проект условно делится на три составляющие: медицинский раздел, хардверный и софтверный. С медицинским, думаю, всё, в принципе, понятно: при помощи препаратов мы как бы тормозим прогресс дегенерации тканей и принудительно стимулируем повышение уровня белка, известного как рецептор ЛПНП – липопротеинов низкой плотности».
В повседневной жизни речь Андрея тоже отличалась высоким темпом и изобиловала словами-паразитами. Однако при подготовке к интервью он заранее заучил ответы на основные вопросы, благодаря чему сейчас его фразы выглядели более стройными, нежели обычно.
«Касаемо хардвары… Ну, тут дела обстоят немного сложнее. Капсула, которую мы помещаем в черепную коробку пациента, представляет собой как бы трансплантат с микроконтроллером, ответственным не только за наращивание искусственной мозговой ткани, но и за её… упорядочивание что ли. С последующей фиксацией коннектома. Это карта нейронных связей».
Если верить беззлобным шуткам коллег, подшофе Андрей настолько увеличивал скорость извлечения звуков, что пересказывал «Войну и мир» всего за минуту. Никто ничего, правда, в его тарабарщине разобрать не мог, но прозвище Пулемёт он тем самым оправдывал на все сто. Оттого и разъезжались в самопроизвольной улыбке губы Марка, пока из наушников доносился голос начальника.
«О софтверной части «бабочки» подробнее, конечно, расскажут коллеги, но если совсем коротко, то это примитивный искусственный интеллект, который призван на программном уровне обеспечивать безопасность описанных выше операций и… как бы генерировать данные. В основном воспоминания».
«Воспоминания? – встал на пути у несущейся лавины обладатель закадрового голоса. – То есть вы их создаёте?» – сделал он ударение на последнем слове.
«Да-да, воссоздаём».
«Это как?»
«Ну, мы используем, э-э, – Пулемёт неожиданно сбился и принялся импровизировать. – Ну как бы это. Конфабуляцию, в общем. Когда вымысел, как говорится, вытесняет реальность и становится как бы воспоминанием. Замещающим то есть. Ну, эм, носитель его так ассоциирует. Вымысел как бы».
Улыбка моментально сползла с лица Марка, сменившись чувством саднящей неловкости, будто в неприятную ситуацию угодил он, а не кто-то другой.
«А расскажите, пожалуйста, подробнее, как это работает?» – не унимался интервьюер, забыв, видимо, о ремарке Андрея по поводу коллеги-специалиста и софтверной части.
«Ну… Как бы… Э-э… Короче, нейронный шум».
«Нейронный шум?»
«Ну да. То есть мы как бы создаём источник доверия, а затем генерируем, так сказать, вокруг него, ну, нейронный шум. Облако нейроэлектрических сигналов», – начальник Марка окончательно растерялся и начал ускоряться.
Разумеется, в недостатке Андрея не было ничего предосудительного, тем более красноречие не значилось среди ключевых требований на его позицию. В сферу обязанностей менеджера проекта «Хрустальная бабочка» входило управление несколькими разрозненными группами учёных и инженеров, с которыми навряд ли справится простой медоточивый администратор, окончивший очередную бизнес-школу. Однако теперь праздные обитатели интернета никогда не воздадут должное профессионализму Андрея – наверняка начнут подтрунивать, оскорблять да растаскивать на мемы самые сочные моменты неудачного выступления.
Почему блогер решил оставить откровенно лишний эпизод? И неужели на этапе согласования выпуска наличие столь дискредитирующего фрагмента не смутило никого из ответственных лиц в НТЦ? Странный поступок, учитывая, что дальше по сценарию Марк вполне доступно, как ему казалось, поведает зрителю и про нейронный шум, и про источник доверия, и про модель машинного обучения.
«Весь мир из говна и палок», – обречённо резюмировал он, поставив воспроизведение на паузу. Створки входных дверей автоматически разъехались, и свежий воздух вновь оказал на него целительное воздействие: малообразованный блогер вместе со своей идиотской поделкой тотчас вылетел из головы. Марк вынул из ушей пластиковые белые капли, поместил их в зарядный кейс и следующие несколько минут прошагал, окружённый звучанием реального мира. О существовании коего многие стали уже забывать.
Однако специфическое удовольствие не продлилось долго: на смартфон поступил входящий звонок с незнакомого номера. Отверстие динамика приблизилось к уху вплотную, и Марк неуверенным тоном произнёс распространённое приветствие. Короткая весть от человека, чьего лица он толком не помнил, сильным электрическим разрядом обожгла разум, и по телу пробежал быстрый спазм. Шаг резко замедлился, кожа на щеках посерела.
– Да, – хрипло отозвался он. – Я понял. Сп…, – сотрудник НТЦ остановился, нервно сглотнул слюну. – Спасибо, да.
Разорвав связь, Марк какое-то время просто стоял на месте, словно часть городского ландшафта. Затем вдруг развернулся и двинулся в обратном направлении – ко входу в метро.
Домой в тот день он так и не явился.
Локальный минимум
Первое появление Николая Мисюры в офисе и последующее его знакомство с коллегами заняли прочное положение в картотеке воспоминаний Марка, хотя поначалу казалось, будто означенные фрагменты прошлого не несут особой ценности.
Южное крыло бизнес-центра, где трудилась их команда, называлось «Африкой», что отражалось буквально во всём: в дизайне мебели, тематике видеообоев, названиях переговорных комнат и даже в посудном наборе общего пользования. По задумке авторов, нарочно имя прародины человечества нигде не упоминалось, ибо само должно было всплывать в уме, благодаря стереотипным ассоциациям и особой атмосфере этого места.
К примеру, в одном из коридоров при помощи ультрасовременных технологий воссоздавалась почти неотличимая от реальности иллюзия подвесной деревянной тропы по мотивам Бумсланга из ботанического сада Кирстенбош. Она тянулась мимо верхушек экзотических деревьев в направлении освещённых утренним солнцем скал. Впереди на заднем плане сквозь туман проступали восточные склоны Столовой горы, по правую руку раскинулось пёстрое цветочное море. Сказочные виды, похожие на иллюстрацию самых смелых фантазий о мирном сосуществовании человека и природы, уже примелькались здешним работникам, и те не обращали на них должного внимания. А вот растерянный, блуждающий от стены к стене взгляд Николая сразу выдавал в нём человека, лишь недавно вписавшего своё имя в перечень талантов НТЦ.
Марк тем временем сидел в тёмном углу Кейптауна – самой крайней переговорной комнаты в крыле, снабжённой уникальным барельефом, – и пристально всматривался в новичка. Прочие члены команды находились здесь же. Несомненно, их всех весьма забавляло выражение лица Николая, совмещавшее вроде бы несовместимые чувства – испуг и восхищение.
Стройная сотрудница отдела кадров эффектно сошла с Бумсланга и остановилась на одной из верхних ступенек. Её губы тронула вежливая улыбка. Экономным и эстетичным движением руки, на какое способны лишь незамужние девушки, она указала на стеклянную дверь, за которой нового сотрудника дожидались будущие товарищи.
Фасад Кейптауна был выполнен из стекла, прозрачного в центре и мутноватого по периметру, благодаря чему окружающие всегда видели, что переговорная комната занята, и во время поисков места для «приземления» не отвлекали коллег. Стена напротив входа представляла собой сложнейшую композицию, исполненную знаменитой петербургской художницей. Трёхмерный цветной пейзаж позволял почувствовать себя Гончаровым в период экспедиции на фрегате «Паллада», ибо переносил зрителя в место столкновения двух океанов – тёплого Индийского и холодного Атлантического.