Не ставший героем

Костя проходит в кухню, открывает холодильник спокойно и достаёт бутылку пива. Он садится за стол так аккуратно, будто стулья и мебель из карамели и могут хрустнуть в любой момент. Бутылка в его руках шипит, расставаясь с крышкой, и опускается на поверхность столешницы. Косте достаточно сделать один глоток, и он закрывает глаза, погружаясь в путешествие в другую вселенную. Их открывает другой человек – он уверен в себе и он разозлён. Ещё несколько глотков жадно втягиваются спешным рядом, и когда они проваливаются глубоко в тело и душу, со стуком парень ставит пиво на стол.

– Я просто не понимаю… – начинает он относительно спокойно, – Неужели так сложно хотя бы попытаться!? – ярость нарастает с каждым словом в геометрической прогрессии, – Просто… попытаться дать нам шанс? Это что так сложно? Я даю ему шанс каждый день! Неужели это настолько тяжело сделать? Почему мне его жизнь должна быть дороже, чем ему самому!? Ну вот очень хорошо – давайте мне все всё будут делать, приносить мне еду, эти гамбургеры, салаты, готовить супы по два долбанных часа каждый божий день, искать подход, танцевать вокруг меня хороводы, а я буду просто спать и истерить «домой хотю! Домой хотю!» Фу! Мерзость! – с тяжёлым усилием слова выкарабкивались изо рта, – Сколько я убил на тебя времени! Бесполезная ты тварь! Хоть бы на шаг приблизился! На один малюсенький, драть его, шажочек! Я как проклятый уже свою работу по днищу пустил, покупаю тебе какие-то пироги! А ради чего!? Чтобы ты ещё на меня орал и указывал, что можно, а чего нельзя? Я решаю здесь, что кому можно!

От возбуждения он поднялся на ноги и стал ходить по кухне взад-вперёд. Как делал бы лесной зверь, запертый в клетке. Два шага в одну сторону, два шага в другую. Между словами он ставил паузы лишь под глотком. Назад пути не было, ведь в нём уже пришёл в действие механизм ярости, и с каждым словом разогревался только сильнее. Пиво не было способно его охладить.

– Да любой на твоём месте ноги бы мне целовал за всё то, что я тебе предоставляю! Ты знаешь, сколько стоит одна игуана, никчёмный кусок неблагодарного мяса!? Ты не знаешь, сколько стоит игуана! Ведь ты ни дня своей жизни не работал, а только сидел на шее мамочки с папочкой, которые тебя ни во что не ставят! «Я хотю знать о семье у-тю-тю. Я соскучился по людям, которые об меня вытирают ноги». Ах, вот значит как! Ты это любишь, да? Может, и мне повытирать об тебя свои ноги, и тогда ты и ко мне начнёшь испытывать привязанность, а!? Может, мне стоит? Да, уверен ты тут же проникнешься ко мне любовью и уважением! Ты достоин своей убогой семьи! Ты достоин только унижения! Такой язык ты понимаешь, верно!? Я дам тебе такой язык. Ты ведь только об этом целыми днями и думаешь, фантазируешь денно и нощно! «Ох, вы хотите меня изнасиловать, Мистер Икс? Ой, я этого так сильно боюсь, что напоминаю вам при каждой же возможности, что уже столько времени я перед вами пресмыкаюсь, а вы всё никак не догадаетесь этим воспользоваться!» – он ставит бутылку на стол, чуть не разбив её от удара, и идёт стремительными шагами к спальне.

Здесь он яростно вскрикивает ещё раз, возвращается за бутылкой, и уже после дверь в спальню с грохотом захлопывается. В доме становится тихо. Но в спальне, за закрытой дверью, поглощающий этот звук, Костя кричит на стены, не вдыхая больше минуты. Его крик разрывается сплошным потоком, пульсируя в теле.

– Ты мог бы быть счастлив со мной! Мы могли бы быть счастливы! – кричит он и снова срывается на монотонный гласный.

Истерика, захватившая его, туманит опьянённый рассудок, а крик всё вырывается и вырывается наружу, но никак не иссякнет. Костя хватает подушку и швыряет её в угол, сбрасывает с кровати тяжёлый плед, одеяло.

– Ты заставляешь меня быть тем, кем я не хочу быть! – поднимая подушку, он швырял её снова, смахивая лампу и книгу с тумбочки, – Ты не понимаешь, что я не насильник! Я мог бы быть нормальным человеком! Я мог бы никого не убивать! Ты понимаешь это или нет, чёрт подери!?

За стенами дома остаётся безмятежная лесная тишина. Только если специально вглядываться в окно одного из домов, глаз привлечёт движение. Парень беззвучно сменяет на лице самые мучительные эмоции, разбрасывает по комнате вещи. Но снаружи не слышно ни звука, и никто не узнает, какая катастрофа разворачивается в спальне прямо сейчас.

«Любимая мама, я знаю, что скорее всего я сейчас мёртв. Мне очень жаль, что тебе приходится читать эти слова вот так. Любимый папа, Вова, надеюсь вы сможете принять то, что я справился с ним в одиночку. Я очень сильно вас люблю. Мне правда очень очень жаль, что я не смог вернуться домой. Я хочу, чтобы вы знали, что есть только один единственный человек во всей вселенной, который был, есть и всегда будет оставаться виновным в моём похищении и моей смерти – это похититель. И никто больше не в ответе за то, что произошло. Вы самая лучшая семья, которая когда-либо могла у меня быть. Часто вы бесили меня, а я бесил вас, но всегда мы желали добра друг другу. Я не стану писать, что прощаю вас, потому что мне не за что вас прощать. Я люблю вас, и я знаю, что вы любите меня. Больше всего на свете я хочу, чтобы вы смогли идти дальше и жить полноценной счастливой жизнью. Если вы найдёте это письмо, значит, его поймали. Значит, всё хорошо. Будьте счастливы. Саша» – ему удалось не капнуть на страницу ни одной слезой. Он сложил листочек несколько раз, пока не получился довольно плотный комочек. Его Саша зажал между пальцев.

Складывал страницу он медленно, потому что одновременно он делал то же самое с другим, пустым, листом. Этот пустой лист он положил на стол открыто и закрыл лицо руками, будто усиленно о чём-то думает. После этого он встал из-за стола и ушёл в ванную. Держа листок между пальцами, он вытащил из-под ванны ведро с половой тряпкой и театрально рухнул на пол, будто что-то его утащило.

– Чёрт! Опять застряла! – ругался он на тряпку, которая в этот раз не застревала в трубах.

Его глазам открылся тайник за кафельной плиткой. Вернее, участок голой стены, к которой можно приложить сверху одну из плиток. Здесь он и спрятал своё письмо родителям, приложил кафель обратно и сделал движение, с которым мог бы вырвать тряпку, если бы она и правда зацепилась за что-то. Затем он кинул её в ведро с нарочитым негодованием и стал набирать воды.

Когда Мистер Икс заезжал с тележкой в Комнату, Саша уже выливал грязную воду в унитаз. Мистер Икс молча раскладывал еду на подносе и усаживался рядом в кресле. Так же молча мальчик подошёл и сел на кровати. Как обычно, постель была смята. Пододеяльник свернулся в кучу и забился подальше от подушки и съехавшей к краю простыни где-то в углу.

– Спасибо. – Обратился он к похитителю.

– Пожалуйста.

Они приступили к еде. Мистер Икс мог пить кофе через отверстие в маске при помощи трубочки, и в этот раз ничего не записывал. Саша ел, не отвлекаясь и не стремясь к контакту. Но к концу своей порции, его наполнило напряжение. Он посмотрел Мистеру Икс в глаза.

– Что-то не так? – выдал ребёнок свои опасения.

– С чего ты взял?

– Мне кажется,… ну… что ты на меня смотришь… как-то странно.

– Я всегда на тебя смотрю. Спасибо, что заметил.

Парень смутился и продолжил есть. Плечи его оставались приподняты.

– Если бы я сказал, что у тебя есть возможность выйти отсюда, ты бы пошёл мне навстречу? – говорил Мистер Икс вкрадчиво, насколько было возможно сделать это, пользуясь звукоисказителем.

– Какая возможность?

– Я провёл с тобой много времени. Может, для тебя это ничего не значит, но ты стал близок мне. – Он говорил медленно, даже грустно. – Мне хочется ощущать эту близость. Не только на духовном уровне. Иногда мне хочется просто обнять тебя.

Парень молчал, не зная, что делать. Страх, паника, бессилие. Они стянули мышцы его лица.

– Ты разрешишь мне тебя обнять? – Мистер Икс оставался медлительным, гипнотическим.

– Я просто очень сильно не хочу, чтобы вдруг ты… – он не смог продолжить.