Страница 10 из 67
— Твои сережки сделаны из этого, — сказал он. — Камень Авроры7. Очень-очень редкий. Твой отец привёз его однажды из одного из своих путешествий. Говорят, что если подарить такой камень кому-то, внутри него будет жить северное сияние до тех пор, пока вы оба будете живы. Другой такой камень он забрал с собой. Именно поэтому я знаю, что он все еще жив.
Он положил камень мне в руку. Он оказался на удивление тяжёлым, холодным и как будто разумным, словно внутри него находилась целая вселенная. Мои уши начали нагреваться, и я почувствовала странную пульсацию у себя в мочках, которая распространилась вниз по моей шее.
— Итак, теперь, когда мы знаем, что он жив (пока жив), — продолжил Расмус, и его голос сделался более глубоким. — Ты всё ещё готова пойти на всё ради него?
Он приблизился ко мне на один шаг.
— Ханна, ты готова отправиться в Страну мёртвых?
ВОДОПАД
Я повертела камень в ладонях, завороженная тем, как он менял цвет. Это, правда, было похоже на то, как если бы я держала северное сияние у себя в руках.
— Да, — сказала я, зачарованная камнем.
Но затем я немного пришла в чувство и добавила:
— Под Страной мёртвых ты подразумеваешь полицию?
Ведь именно этого ожидал бы от меня мой отец. И он хотел бы, чтобы я пошла туда немедленно.
Расмус громко выдохнул и указал на кастрюлю.
— Я хотел подогреть немного хапанкааликеитто, это такой суп с кислой капустой. Путь предстоит не близкий. Тебе надо набраться сил. А после этого мы выдвинемся. Обещаю.
Я вздохнула, и когда Расмус опять занялся супом, я вернулась в гостиную. Я осторожно положила камень Авроры на полку и начала рассматривать всё, до чего могла дотянуться: от журналов и полевых дневников до фотоальбомов. Может быть, в них могло быть что-то, чем могла заинтересоваться полиция, какие-то улики? Я даже не знала, что я им скажу, но я была готова сказать всё что угодно, лишь бы уговорить их забрать из гостиницы мой паспорт и багаж, а потом рассказать им о том, что тело моего отца пропало, а похороны ненастоящие. Тоненький голосок в моей голове говорил мне, что Эйро и Нура могли уже связаться с полицией, и та могла уже не быть на моей стороне, но это, скорее всего, была всего лишь паранойя, возникшая из-за всего этого безумного бреда, который случился со мной за последние двадцать четыре часа.
Однако в записных книжках мне так и не удалось найти хоть что-нибудь, что я могла бы использовать. В них мелким почерком моего отца были изложены десятки лет его работы. Там всё было на финском, поэтому я понятия не имела, о чём там говорилось, но, время от времени, мне попадались либо засушенные листья, прикреплённые к странице, либо набросок животного, сделанный на скорую руку. Только животные были изображены не совсем достоверно, словно он зарисовывал их разлагающиеся формы, наполовину лишённые кожи и костей. Я листала страницы и натыкалась то на оленя, то на ворона, то на медведя или волка, лису или орла, лося и даже кого-то, похожего на динозавра. Все они находились на различных стадиях разложения. Но что на самом деле напугало меня, так это то, что ни одно из этих животных не было мертвым. Они все были настороже или двигались, и даже если у них не было глазных яблок, их глаза, казалось, сверкали и были живыми.
«Папа, это жутко, — подумала я и быстро захлопнула записную книжку. — Что еще ты скрывал?»
Я взяла ещё один альбом для рисования с толстыми текстурированными страницами и робко открыла его, снова ожидая увидеть полумертвых животных.
Мои ожидания оправдались. На первой странице были изображены три белых оленя. Один из них состоял практически только из костей, являя собой скелет без рогов. Другие же были целыми, но их глаза были молочно-белого цвета. Они стояли у реки, черной как чернила. Поверхность воды была покрыта рябью, и мне показалось, что под водой скользят огромные змеи. Было что-то странное в этом рисунке, словно он запечатлел этот момент в реальном времени, и словно в этой картине присутствовала жизнь. И если бы я смотрела на неё достаточно долго, я смогла бы войти в нее.
Я и не подозревала, что мой отец умел так хорошо рисовать, используя при этом только своё воображение.
Приложив некоторое усилие, я перевернула страницу и увидела ещё одну потрясающую картинку. На этот раз это был лес, очень похожий на тот, что находился за стенами этого дома, и там тоже была река, только на этот раз светло голубая и скованная льдом. Она заканчивалась водопадом высотой, по меньшей мере, в пятнадцать метров, и я была готова поклясться, что вода переливалась миллионами кристаллов, словно отец использовал краску цвета металлик.
Рядом с рекой был знак со стрелкой, указывающий на водопад.
Под знаком рукой моего папы было написано: «Tytär, älä tule luokseni.»
Слово «Tytär» было мне знакомо, но я не знала, что оно значит. Я закрыла альбом, почувствовав себя несколько неустойчиво.
— Суп готов, на случай если ты хочешь присоединиться ко мне, — сказал Расмус, указав на крошечный круглый стол у двери.
Я кивнула, подошла и села. Расмус принёс мне миску с горячим дымящимся супом бордового цвета, в центре которого было немного сметаны, а также чашку кофе. Я съела две огромные миски. Этот суп из кислой капусты очень затягивал. Затем я выпила три чашки кофе, в то время как Расмус в основном молчал. К счастью, он был сосредоточен на своей еде, а не на моём чавканье. Обычно я ела как птенчик, но, похоже, бесконтрольные приёмы пищи были частью моего восстановительного процесса.
Покончив с едой, я помыла посуду, и к своему удивлению, почувствовала себя как дома. Расмус начал собирать вещи по всему дому и закидывать их в кожаный рюкзак, который видал и лучшие дни, а потом вынул из шкафа какую-то одежду и начал раскладывать её на диване.
— Что это такое? — спросила я, вытерев руки о кухонное полотенце с вышивкой.
— Ты не можешь никуда пойти в том, что на тебе сейчас надето, — сказал он, указав на меня, после чего сунул мне в руки длинное чёрное пальто.
Оно было кожаным, но внутри было отделано овчиной и имело широкий воротник. И когда я уткнулась в него носом, я почувствовала папин запах.
Я на мгновение закрыла глаза и моё сердце заболело.
— Оно точно мне не подойдёт, — сказала я Расмусу, но всё равно надела его, и почему-то оно идеально мне подошло.
Оно было уютным, и даже не мешковатым.
— Думаю, оно у него еще с 70х годов, — сказал Расмус с улыбкой. — Тогда он был гораздо стройнее.
Затем он вручил мне чёрный шарф, пару чёрно-белых митенок и вязаную шапку с удлиненными ушами такого же цвета, похожую на традиционные головные уборы народов саами.
Сначала я подумала, что это перебор, но когда мы вышли на улицу и подошли к оленю, я сразу же поняла, что такая одежда была жизненно необходима. Я натянула шарф на рот и нос, так как воздух кусался за открытые участки моей кожи, и понаблюдала за тем, как Расмус впрягает оленя в сани.
— Дамы вперёд, — сказал он, когда закончил со своей работой, справившись с ней довольно быстро.
Я села на шкуры животных, которые он только что уложил в сани, после чего он сел рядом со мной и сказал пару слов оленю. Тот тронулся с места и рывком потащил нас по снегу.
— У тебя даже нет поводьев, — отметила я, а сани тем временем уже скользили под деревьями, покрытыми снегом и инеем. — Как ты им управляешь?
— Суло это она, — сказал он, — именно поэтому у неё всё ещё есть рога в это время года. И у нас с ней связь.
— Это что-то из области шаманства? — спросила я.
Он улыбнулся мне кривоватой улыбкой.
— Тебе еще многому надо научиться.
Он сказал это шутливым тоном, но его слова глубоко меня задели. Мой отец был шаманом. Всё это время у него была ещё одна, совершенно иная жизнь, частью которой он не позволил мне стать. Почему же он мне не доверял? Он знал, что я не сочту это странным, и не стану думать о нем хуже. Чёрт, он знал, что я и сама немного «того» со всеми этими кристаллами, картами таро и прочей ерундой (вообще, колоды карт таро были у меня в основном потому, что мне нравились их рисунки, а не потому, что я на самом деле умела ими пользоваться).