Страница 6 из 8
Там в углу красивая японка,
Она пела песни о любви…
По окончании его выступления зал не очень шумно, не очень дружно, но зааплодировал. Фархад слегка кивнул головой и сказал в микрофон:
– Песня исполнялась и посвящается моей Прекрасной Даме.
И под дополнительные аплодисменты направился к своему столику.
Спустя некоторое время к ним опять подошел Фуркат:
– Вы, дада, оказывается, классно поете! Музыканты спрашивают: откуда они? Я говорю: с Москвы! И наш солист просит, если можно, чтобы вы написали ему слова вашей песни.
– Прямо сейчас, что ли? – спросил отец и посмотрел на Нику.
– Принесите бумагу и ручку, и мы напишем, – сказала она, опять-таки правильно поняв взгляд своего рыцаря.
– И еще одна просьба, – продолжила она. – Как можете видеть, мы совсем не притрагивались ни к еде, ни к напиткам. Попросите, пожалуйста, нашего официанта – ведь вы здесь, сразу видно, влиятельное лицо! – уложить наш стол в два пакета. И ваш отец довезет дары вашего ресторана вашему брату и сестре, а я – своему сыну. Кстати, уже за всё заплачено…
– Шесть секунд! Всё будет сделано по вип-разряду! – ответил Фуркат, весьма польщенный комплиментом в свой адрес от этой сногсшибательной женщины.
– Я, признаться, сейчас почувствовала, что голодна, – улыбнулась Ника, когда Пулатов-младший удалился. – Но утолять эту физиологическую потребность здесь никак не стоит: всё остыло, но главное – не хочу, чтобы в нашем с вами вечере было что-то еще, кроме общения нашей памяти, наших сердец и душ.
Официант, молодой человек, русский, светловолосый и голубоглазый, аккуратно расфасовал всё по пластмассовым контейнерам, потом сложил их в два пакета и проводил с ними до машины эту пару взрослых людей, внушительно солидных, поразительно красивых и совершенно необычных.
3
Телефонная связь их свела снова.
Ника вышла в футболке с короткими рукавами и юбке. Футболка синего цвета с белым воротником. Две верхние пуговицы из трех были расстегнуты, что создавало своеобразный разрез, чуть-чуть открывающий начало каньона между двумя холмами, ясно обозначенными под тканью. Расклешенная юбка-гофре из плотного белого полотна до колен не доходила, а в талии была на лакированном ремне темно-голубого цвета. На плече – из такого же кожзаменителя сумочка, свисавшая до бедра. На голове белая соломенная шляпка с низким верхом и маленькими полями. Волосы на затылке перехвачены декорированной резинкой: черные, густые, здоровые, блестящие, доходившие почти до поясницы. Сандалии с комбинированными ремешками, белыми и голубыми. Прекрасные ногти на руках и ногах сочетались цветом с верхней частью одеяния.
Ах, ножки, ножки! Вот они, от которых теряешь дар речи! Очаровательны и в любой обуви, и босиком! Да, сейчас Ника в широкой юбке, но ведь в самый первый раз она была в джинсах, а взгляд Фархада – как объектив цифровой фотокамеры: нажатие кнопочки – и всё остается в памяти. В которой мгновенно и произошел подсознательный монтаж прежних и теперешних кадров.
– Вы восхитительны! – прошептал Фархад, поцеловав ей руку. – Наверно, примерно такой была Тоня Туманова, которая некогда пленила Павку Корчагина. И меня – тоже: не помню только, в каком это было классе, то есть когда мы проходили «Как закалялась сталь» Николая Островского, в седьмом или восьмом. Но Тоне Тумановой до вас далеко. Вы – несравненны.
Она улыбнулась своей манящей улыбкой и сказала:
– В советской школе Узбекистана советского Островского проходили в 9 классе. А мне сегодня можно и хочется сидеть с вами за одной партой, рядом.
Коли Пушкину не хватило отпущенного веку, чтобы описать очаровательные ножки (37 – по нынешним меркам, еще молодой человек), коли и в последующие времена этим никто всерьез не озаботился, то наш автор возьмется за вербализацию того, что мелькнуло в сознании и подсознании своего героя. Говоря школьным языком, перескажет своими словами.
Только он заранее просит девушек, чем-либо отличающихся по своим внешним данным от его героини, не переживать, не комплексовать, а любить себя такой, какие они есть. Ведь известно: некрасивых представительниц прекрасного пола – заметьте, прекрасного! – просто-напросто нет. Сомневаетесь? Совершенно напрасно: автор может так расписать внешность любой из вас, что с ней будет рад познакомиться самый взыскательный из мужчин.
Итак… Но, простите, еще одно уточнение. Визуально наиболее броски особы прекрасной половины человечества, имеющие от природы видный рост. У нашей героини – где-то 170 см. Может, чуть больше, на миллиметров 10. Но 160-165 (средний женский рост) – тоже эффектно, тем более на каблуках. Больше 180-ти – это уже баскетболистки. Пространство спортплощадки между двумя щитами с корзинами без них не обходится. А невысокие девушки… В юности автору посчастливилось быть знакомым с очаровательной милашкой, в которой было не многим больше двух аршинов. Так что, снова и снова: люби себя, моя хорошая, такой, какая ты есть…
Итак, ноги в целом длинные, прямые, гармонирующие с туловищем, плотные и упругие, но без выпирающих мускулов. Кожа – шелковистая (значит, и всё тело такое). Икры не худые, не толстые, не бутылки, не колбаски. А представляют собой нечто неописуемое, словно тщательно вылепленное руками скульптора, талантливого и чувственного, которому между коленным и голеностопным сгибами удалось уместить океан пленительности. Бедро не короче голени, но лучше, чтобы чуть-чуть длиннее. Колени круглые. Начало бедра, сразу выше колена, – достаточно в теле, но в такой чудесной мере, что к нескольким сантиметрам, если они оставляются юбкой открытыми, невозможно привыкнуть, – завораживают, хоть изо дня в день мечи и ласкай глазами.
Верхний размер бедра по окружности больше нижнего чуть более полутора раз (в два раза – это уже перебор, как считает автор, хотя немало и таких ценителей, кто предпочитает, чтобы было с верхом). Причем скульптор и тут не пожалел таланта, труда и вдохновения: визуально переходы снизу вверх явно заметны вначале, но не доходя до середины происходит замедление; во второй половине нарастание размеров по окружности становится плавным, и эта часть бедра воспринимается так, словно она почти не меняется, а всего лишь слегка стиснута с боков. Такая конструкция придает ногам и всей фигуре еще больше стройности и привлекательности. И когда взор, упиваясь эстетическим наслаждением, добирается, наконец, от колен до верху (увы, русский язык почему-то не стал давать этой части тела другое обозначение, отличное от слова бедро), то с еще большим восторгом обнаруживает, что бёдра отнюдь не узки, не широки чересчур, но аппетитны, как горка спелой крупноплодной темно-бордовой черешни, только что снятой с дерева, отделенной от плодоножек, промытой и уложенной на блюдечке. Такие ноги и фигура – это высочайший дар Природы, который нужно беречь и можно сохранять многие лета.
Заметим попутно: у большинства остальных женщин бедро устроено несколько иначе, проще, в некотором приближении представляет собой перевернутый усеченный конус. Это тоже неплохо. Особенно если в пределах эстетичности, которые, впрочем, весьма размыты: глаза любящего мужчины видят одно, постороннего – не всегда то же самое, чаще всего – по-другому…
– Вы не возражаете, – продолжила Ника, когда они устроились в Дамасе, – если мы поедем к моей подруге-однокласснице?
– Конечно, нет. Как скажете.
Валентина работала на заводе лаборанткой и жила в своем доме, на земле. Примечательным было то, что с улицы через калитку двухстворчатых деревянных ворот сначала попадаешь в довольно широкий и длинный коридор, образованный заборами соседних дворов. В конце этого замкнутого пространства имелась дверь в поперечной стене, которая и открывалась непосредственно во владения подруги Вероники. Огороженный пустырь был вроде предбанника, бесплатным дополнением (чуть позже Фархад загнал сюда свой Дамас), которое по площади, пожалуй, немного превышало сам дворик. Дом тоже был маленьким, низеньким, из двух смежных комнат и с пристройкой с отдельным входом со двора: кухня и за перегородкой – ванна. Земельный участочек имел три деревца, до того чахлых и неприметных, что определить однозначно их названия было невозможно, да кустики садовых цветов, тоже бедствующих, которые только опытный глаз мог отнести к хризантемам. Прозябание зеленого друга – показатель отсутствия должного ухода, своевременного полива, а также близости к химическому заводу, чье дыхание, ощущавшееся на много километров вокруг, было отнюдь не таким чистым и свежим, как поцелуй ребенка.