Страница 13 из 22
Здесь необходимо пояснить, что староверы с давних времён выступали против всякого убийства. В прошлом они иногда сами себя сжигали в скитах, таким своеобразным и страшным образом выражая протест власти. Но врагов своих они, как правили, жалели и прощали. Им с детства внушали главное правило, которое гласило, что «Господь не велел убивать друг дружку». Обстановка и окружающая их жизнь, построенная на взаимопомощи и взаимовыручке, способствовала воспитанию гуманизма и терпимости. Даже в годы суровой Гражданской войны староверы прощали своих врагов, отпуская их с миром. Некоторые бывшие их враги, потрясённые таким к ним отношением, оставались в общине и постепенно принимали их веру. Этого правила староверы придерживались неукоснительно. Но в любом правиле бывают исключения.
Если создавалась опасная обстановка, которая могла привести к гибели общины или нанесения ей значительного урона, общинный староста и общинный Совет принимали совершенно противоположные решения, которые могли противоречить образу жизни и основным принципам староверов. Такие решения принимались очень редко и лишь в исключительных случаях. В данный момент произошёл именно такой исключительный случай, и решение было принято очень быстро. Это было страшное решение, вызванное жизненной необходимостью.
После угрожающих слов партийного секретаря из избы незаметно вышло несколько дюжих молодцов. Ждали в районе возвращения партийного начальника вместе с его «надёжной» охраной, да так и не дождались. Исчезли все шестеро, словно и не бывало их. Из района приезжали участковый милиционер и следователь с многочисленным конвоем, да только ни в чём не разобрались, а только запутались. Общинники лишь плечами пожимали, да приговаривали:
«Сами диву даёмся, куды они могли подеваться? Вроде посидели рядком, поговорили ладком, ласково проводили. А перед отбытием предупредили их, что места здесь глухие, опасные, так что соблюдайте, люди добрые, максимальную осторожность. Отсоветовали им ехать через лес, а посоветовали по дороге, а они, видать, сильно торопились, и не послушали дельного совета, вот и влипли».
«Как это понять, «влипли»?» – строго спросил ничего не понявший участковый милиционер.
«А вот так и влипли, дорогой товарищ. Увязли, скорее всего, в болоте. Понимаете, у нас к северо-востоку болот дюже много, в том числе и непроходимых. А, если, увязли они в таком склизком болоте, так искать их бесполезно. Найти их в подобном болоте, всё равно, что иголку в стоге сена, хотя, попытаться, конечно, можно».
Участковый милиционер и следователь, безусловно, почувствовали, что здесь явно «не чисто». Но почувствовали они и то, что не стоит им связываться с местными жителями, дабы не повторить печальную судьбу партийных руководителей. Поэтому заводить уголовное дело против местных жителей они пока не решились. Раскулачивать тоже никого не стали.
А что касается организации колхоза, то местные общинники ответили уже новому, приехавшему к ним руководству, примерно так:
«А у нас тут со стародавних времён колхоз, ведь мы уже триста лет общиной живём, сообча робим на общем поле, и поровну всё делим».
Уполномоченный из района после такого заявления довольно строго их предупредил:
«Допустим, работаете вы сообща, на общем поле, это, конечно, всё хорошо. Но вот план по хлебозаготовкам и прочим поставкам вы обязаны неукоснительно выполнять. А если вы его не выполните, то несдобровать всей вашей дружной общине. Запомните, у Советской власти руки длинные».
И пришлось бедным общинникам подчиниться, поскольку понимали они, что во всяком сопротивлении есть свои пределы. Но и здесь схитрили односельчане. Липовые цифры выращенного урожая спускали в район, ссылаясь на заболоченные и нечернозёмные почвы, на ранние заморозки, на засуху и всё такое прочее. Начальники из центра, конечно же, обо всём догадывались, но проверить реальное положение вещей, ввиду слишком дальнего расстояния и неудобной дороги, было крайне затруднительно. Поэтому связываться они и здесь до определённого времени не стали, а приняли всё как есть.
Жизнь в старообрядческой деревне постепенно менялась. Некоторые изменения лишь приветствовались односельчанами.
Одним из самых почитаемых занятий староверов являлось переписывание старообрядческих рукописей и старинных печатных книг. Этим священным делом в общине занималась «особая группа», состоящая из нескольких человек. Поскольку после революции община оказалась, фактически, полностью изолированной от внешнего мира, в том числе и от своих единоверцев, это занятие приобрело ещё большее значение. Из старинных рукописей и книг, некоторые из которых когда-то принесли с собой и бережно хранили первые жители общины, староверы черпали знания об основных догматах своей непростой веры. Ведь старообрядчество далеко не было единым, а являлось целой совокупностью религиозных течений и организаций, направленных против церковных реформ патриарха Никона. Во всех этих направлениях далеко не просто было разобраться. Поэтому «особая группа» пользовалась огромным уважением в общине. Остальные общинники, с раннего детства занятые тяжёлым физическим трудом, в круговерти будничной жизни целиком и полностью полагались на этих людей.
Конечно, это группа готовила себе смену, да и в общинный Совет (теперь это называлось правление колхоза) также выбирались, как правило, люди знающие, умудрённые жизнью, разбирающиеся в церковных канонах (хотя последнее тщательно скрывалось от существующей власти). Но всё же элементарно грамотных в общине в возрасте старше восьми лет, было не больше шести процентов. Советская власть, которая вела борьбу за всеобщую грамотность, решила это исправить. Взрослые категорически отказались учиться, но все же своих малолетних детей в открывшуюся школу отправили почти без всякого сопротивления, добровольно.
Начальная четырёхлетняя школа была открыта в 1931-ом году, как раз тогда, когда Василию исполнилось восемь лет. Прислали из далёкого города учителя, который окончил педагогический техникум. В первый класс набралось человек двенадцать восьмилетних детишек, но со временем количество их прибавлялось. А ещё года через три, когда бывшие первоклассники достигли уже четвёртого класса, преподавание в школе шло довольно своеобразно.
На отдельных рядах сидели разные классы. Учитель, работая по отдельности с каждым классом, давал им различные задания. На партах сидело по трое учеников, пользуясь одним, часто рваным, учебником. Например, когда второй класс, сидящий на центральном ряду, выполнял из учебника упражнение по чистописанию, третий класс в то же самое время на левом ряду решал задачу по арифметике. Первый же класс на правом ряду вместе с учителем старательно выводил по азбуке в тетрадках целые фразы: па-па во-е-вал с Ма-хно, ма-ма – знат-ная до-яр-ка. С четвёртым же классом, выпускным, учитель занимался отдельно.
В том же 1931-ом году окрыли в старообрядческом скиту фельдшерский пункт, также прислав молодого фельдшера из города, который стал лечить местных жителей уже по науке. До этого жители пользовались, в основном, настоями из трав и целебными заговорами, которым они исстари верили, считая их самой надёжной защитой от всяких хворей.
Благодаря смекалистой политике односельчан и их умного руководства, последствия страшного голода 1933 года почти обошли стороной местных жителей. Правда, здесь им пришлось гораздо тяжелее. Произошло это потому, что понадеялись односельчане на своё везение, и не слишком надёжно спрятали излишки урожая предыдущего года. Два тайника из четырёх, приехавшая из города воинская команда всё-таки обнаружила. Сразу же было сфабриковано «контрреволюционное дело» (здесь вспомнили и «таинственное исчезновение» партийных руководителей), по которому без особых разбирательств было арестовано семь человек. Среди них оказался председатель недавно образованного колхоза (он же руководитель общины) и два его заместителя.
Был арестован, и отец Василия Осип Моисеевич, который тогда работал в правлении колхоза. Арестованных увезли на допросы в район, а односельчанам пришлось затянуть пояса и помогать друг другу, чтобы выжить в этом голодоморе. Но на то они и старообрядцы, что нигде пропасть не могут. Поэтому в тот страшный для матушки России год, несмотря на огромные трудности, никто в скиту не умер голодной смертью, выжили абсолютно все, даже грудные ребятишки. Как сами местные жители выражались: «Большой кукиш голодной смерти показали».