Страница 13 из 17
Но в Книге судеб для нас была написана иная страница: баллоны не взорвались – пошли по касательной и, ударившись о деревянную тару со сварочным оборудованием, отрикошетили и камнем ушли в тёмные неприютные воды бухты. Это была всего лишь первая дань морскому богу. Мы даже испугаться не успели – только шарахнулись к противоположному борту плашкоута, и он под нашей тяжестью стал медленно крениться – не ровён час перевернётся. Пришлось срочно перемещаться обратно.
Я высвистал второго помощника капитана, отвечающего за погрузку:
– Петрович, смотри, какая комедия намечается. Похоже, вода внутри посудины.
– А ну-ка походи туда-сюда, – предложил Петрович, – посмотрим на её поведение.
Я встал на край борта, и плашкоут стал постепенно, но неотвратимо крениться на этот борт.
– Теперь давай на другой, – скомандовал второй помощник.
На другом борту картина была та же.
Петрович почесал в затылке и, резко махнув рукой, произнёс:
– Авось пронесёт! На перезагрузку времени нет. Цепляй «Миногу»! На стрёме поставим матроса с топором. Начнёт тонуть – руби буксирный трос, не жалей!
Подошла «Минога», зацепили плашкоут стальным тросом, и речной трамвайчик потащил бесценный груз. Как сейчас вижу эту картину: узкий пассажирский теплоходик времён, когда «жить стало лучше и веселей», тащит гружёный плашкоут. Богатырского виду матрос Толик стоит на корме «Миноги», как палач перед плахой: с поднятым пожарным топором на длинном красном топорище.
Будь я резчиком по кости, вырезал бы эту сцену из моржового бивня, как это делают жители Крайнего Севера, изображая оленьи упряжки и перипетии местной охоты.
Сначала всё шло хорошо, и все внимательно следили за процессом. Но как только речной трамвайчик стал делать плавный разворот, чтобы пойти прямым курсом к станции, плашкоут стал неотвратимо крениться и очень быстро перевернулся, сбросив весь груз на дно бухты Ардли. Это была вторая дань морскому богу. Богатырский матрос Толик так и остался с поднятым над головой топором. Рубить буксирный трос не было надобности, так как сам плашкоут не утонул, а просто перевернулся и в сохранности был доставлен на берег.
Я подошёл к Петровичу, на лице которого отражалось тоскливое недоумение.
– Петрович! Объясни мне неумному, почему «Миногу» зацепили так, что пришлось делать разворот? Подцепи плашкоут с другой стороны и – прямой курс на берег. Может быть, и прошёл бы он благополучно на ровном киле.
– Не допетрил! – честно признался Петрович. – Только об этом никому не говори.
У этой истории, к сожалению, был посторонний свидетель – чилийское судно «Пилото Пардо», недалеко от нас вставшее на якорь.
В тот же день, ближе к вечеру, у нас и на чилийце получили сигнал SOS от потерявшего управление судна «Калипсо» с командиром Кусто на борту. В проливе Дрейка у них вышел из строя главный двигатель, и их несло на рифы острова Ватерлоо со стороны Тихоокеанского побережья.
«Пилото Пардо» нёс на себе два морских геликоптера. Чилийцы тут же послали к месту аварии винтокрылую машину под номером 13. Машина эта была замечательная: манёвренная, небольшая, с каплевидной двухместной кабиной и с шасси на двух дутых поплавках, позволяющих ей садиться на водную поверхность. На цилиндрической хвостовой части надпись NAVAL.
Борт № 13 вылетал к Тихоокеанскому побережью несколько раз, и общими усилиями на «Калипсо» удалось запустить главный двигатель. Последним рейсом вертолёт привёз Филиппа Кусто – младшего сына командира «Калипсо». Расстояние до чилийца было не более четверти кабельтова. Когда мы увидели долговязую фигуру и скуластое лицо с крупным «птичьим» носом, то сразу подумали – сам командор пожаловал в гости. Филипп действительно походил на своего отца не только лицом, фигурой, но и жестами, и манерой держаться. В то время он уже владел собственной киностудией в Штатах, а в экспедиции исполнял роль главного оператора. Они снимали тогда очередной фильм под названием «На юг, где лёд и пламя». Съёмки велись в субантарктических водах – в подводных гротах плавающих айсбергов и на островах с действующими вулканами в районе Антарктического полуострова. Отсюда и «лёд и пламя» в названии.
На «Пилото Пардо» организовали брифинг. Филипп, выступая на нём, выразил уверенность, что французские и русские океанологи должны встретиться и обсудить проблемы, касающиеся состояния мировой экосистемы. Позднее, узнав о казусе с затоплением нашего груза и связавшись с отцом по радио, предложил помощь.
Наше руководство благородно отказалось от помощи, сославшись на плотный график. Мы форсировали все погрузочно-разгрузочные работы и переброску зимовочных составов, свернули такелаж и, дав серию прощальных гудков, эхом разнёсшихся по бухте Ардли, вышли на просторы Южного океана.
Комсомолец Че, он же экс-начальник станции «Беллинсгаузен», помахал ручкой гостеприимным чилийцам и долговязому Филиппу Кусто. Те с недоумением наблюдали за нашим внезапным отходом, наверняка сожалея, что не состоялась встреча двух научных судов, решающих общие задачи.
Наш экипаж тоже сожалел, что не удалось встретиться с командором Жаком Ивом Кусто и увидеть легендарное CALYPSO, о котором в те годы знал весь мир. По-видимому, эта встреча не была записана в Книгу судеб.
Зато комсомольцу Че в Книге судеб уже было прописано кресло зампредседателя в будущей Государственной Думе.
Штурману Петровичу, почёсывающему свою нечёсаную голову, ничего выдающегося прописано не было. Лишь одна забота о семье и детях.
Филиппу Кусто был начертан трагический финал. Ему оставалось жить всего шесть лет. Он погибнет в 1979 году, участвуя в съёмках на гидроплане «Каталина». Во время приводнения нос машины внезапно «зароется» в воду. Весь экипаж останется целым и невредимым. Только на борту не будет Филиппа Кусто. Его тело так и не найдут.
Командор, Жак Ив Кусто, прокладывал в Книге судеб оптимальный маршрут к восточному побережью острова Кинг-Джордж, на российских картах имеющего второе название – Ватерлоо.
А что мне было прописано в Книге судеб? Этого никто не узнает, в том числе и я. Поскольку прочитать её нам не дано. Следовал ли я указаниям судьбы, трудно сказать. Но судьба точно вручила мне в руки перо, чтобы описать то, что попадалось на моём пути. В этом я не сомневаюсь.
Именины на леднике
Рассказ полярника Вити Никитина
У Вити Боярского был день рождения. Кто его знал тогда, кроме родителей, жены и сотоварищей? Уже потом, спустя полтора десятка лет, когда он пересечёт на лыжах всю Антарктиду, о нём начнут говорить в полярных кругах и за их пределами. Дальнейшие его «похождения» не вписываются в мышление обывателя: многократные походы к Северному полюсу, пересечение Ледовитого океана с востока на запад и пр. и пр. и пр.
16 сентября 1976 года 26-й день рождения Вити Боярского мы отмечали на буровой, стоящей на шельфовом леднике Земли Королевы Мод, в сорока километрах от советской антарктической станции «Новолазаревская».
По этому случаю наш геофизик Володя Степанов сделал фирменные пельмени и торт. Развели спирт. Вечером после буровых работ все собрались в командирском балке[3] за праздничным столом. Посидели, попели песни под гитару. Начальник нашей станции Лев Иванович по радио поздравил именинника. За стенами балка метель-пурга, пустыня великая ледяная, а здесь свет, друзья, гитарный перезвон, разговоры, еда, тепло, и становится по-настоящему радостно и торжественно, спокойно и легко на душе. Такого чувства нигде больше не испытаешь.
Но вот пора расходиться, завтра утром опять бурение ледяного шельфа, надо выспаться. Два Володи остаются в своём командирском балке, а мы – два Вити – надеваем каэшки[4], накидываем капюшоны, застёгиваемся поплотней и – в пургу, которая к этому времени разыгралась не на шутку. До нашего балка всего-то метров двадцать будет, но метёт крепко.
3
Балок – щитовой утеплённый домик на полозьях.
4
Каэшка – специальная тёплая ветрозащитная куртка на верблюжьем меху. Название пошло от аббревиатуры КАЭ – Комплексная Антарктическая экспедиция.