Страница 14 из 15
Это альпийские стрелки из анекдота по возвращении домой сначала отдают супружеский долг, а потом снимают лыжи. У нас сначала надо почистить сапоги, их вообще есть смысл чистить в любую свободную минуту. Сапоги — лицо солдата как говорится. Самые дрищеватые бойцы в нашем взводе ухитряются носить сапожную щетку за голенищем. Как так, у меня икры в голенища еле-еле залазят, аж больно в первую минуту. А тут целая щетка… А уже после сапог идет автомат. Мы не мотострелки, здесь нет культа оружия в его сакральном понимании. Бойцы ПВО не автоматом воюют.
Поэтому чистка назначена на следующий день после возвращения в казарму. И вот на середину расположения выставляется канистра с маслом, выкатывается круг обтирочной бумаги, народ раскладывается кто на полу, кто на табуретке… начинается треп за жизнь. Ружейное масло вкусно пахнет, от пола веет прохладой, лежишь такой весь умиротворенный и чистишь ствол, туда-сюда, туда-сюда. На механизм уже не хватает сил. А нет, я не спал. Чищу вот автомат. Мотострелки рассказывали про игру в индейцев: после чистки оружия командир сует палец в любое место в автоматовых кишках, а потом его разглядывает, палец в смысле. Если палец загрязнился, им же на лице хозяина автомата рисуется узор как у индейца, а оружие перечищается. У нас не то, у нас даже никто не объяснял, что из себя представляет эта самая чистка оружия. Всяк, согласно своему пониманию, чистит оружие. А оно прощает такое к себе отношение — Калашников терпелив.
— Рядовой Милославский, на выход! — это чего за фигня, кто ко мне пришел? Вроде друганов не завел в других батареях, а если бы кто серьезный пришел, кричал бы дневальный иначе «Дежурный по батарее, на выход!» или даже «Батарея, смирно!» опытный боец по крику дневального многое может определить, даже время. Их есть-то всего, этих времен три штуки как в русском языке: время просыпаться, время засыпать и время приема пищи.
— Чего кричишь, боец? Кому Милославский потребовался?
— Трубка бери, мало-мало говори!
— Дима, вот у кого ты это подслушал? Шупило недоделанное! — фамилия этого квадратного и уже с залысинами рядового такая — Шупило. Очки как у всех москвичей, как есть Шупило.
— Рядовой Милославский у аппарата! Слушаю вас.
— Хру-хру-пшшшхрр!
— Не понял, повторите.
— Говорю, ноги в руки и бегом дуй в штаб, кабинет 17, я жду.
— Вы не представились, потрудитесь исправить оплошность.
— Воин, я секретарь бюро комсомола, не наглей. Ко мне бегом марш!
— Как комсомолец комсомольцу спрошу прямо — кто тебя воспитывал? Я же сейчас приду и выясню этот момент. Жди, секретарь!
Собрать родной автомат с блатными цифрами восемь-семь, восемь-восемь, сдать его в оружейку. Отпроситься у Глодана, кажись его фамилия переводится как голодающий. Бедному собраться — только подпоясаться. И сапоги надеть. А сапоги мои выделяются в пирамиде цветом, это очень удобно. Мама прислала шикарную фланель на портянки, только чуток розоватую. Я не переживаю, начальству до звезды, совзводные оценили удобство.
Пойду посмотрю, что за странный комсомолец там окопался, до штаба путь недолгий. В штабе первым меня встретило знамя части — священный предмет, между прочим! Отдал ему честь, мельком глянул на часового — самый неудачный пост парню выпал. Не почесаться, не пошлындать ноги размять, не поглазеть по сторонам в дневное время даже. Часовых у могилы неизвестного солдата или Мавзолея Ленина видели? Та же история. Еще одно живое свидетельство — не всегда правильно быть лучшим. Ибо на этот собачий пост только лучших ставят, надежных. А потом в хвост и гриву их — как ты мог нос чесать у красного знамени?! Как ты мог заснуть стоя?! Как ты мог допустить кражу ордена Кутузова Второй степени со знамени?! Плевать, что не ты, заметили в твою смену! С Кутузовым это был полный залет, врагу не пожелаешь. Но в данном случае у части ни одного ордена, опасность и накал ниже.
— Добрый день! Не помешаю?
— Боец, как вы обращаетесь к старшему по званию! Это что за «не помешаю»? Как фамилия?
— Фамилия моя слишком известная, чтоб её здесь называть.
— Милославский? Не валяй Ваньку, я же тебя только что вызвал.
— Произошло какое-то недопонимание. Вы мне не начальник, чтоб вызывать куда-то. Что вы тут себе позволяете! Это комсомольская организация или казарма!? Распустились!
— Ты на кого орать вздумал! На меня?!
— А вы кто? Не представились, я вижу только погоны и петлицы и гадать должен? Я могу вообще к вам не приходить, раз на то пошло. Вы вообще представляете, на какой должности находитесь, если, конечно, вы на самом деле секретарь бюро ВЛКСМ, а то я уже сомневаться начал.
— Рядовой Милославский, вы…
— Отставить рядового! Перед вами комсомолец Милославский, а передо мной кто?
— Я уже говорил вам, я секретарь бюро комсомола Сергей Анисимович Прокопенко.
— Да ладно, давай без отчеств и на «ты», если ты комсомолец настоящий. Ты комсомолец?
— Здесь так не принято.
— Ха, а Мишин в ЦК ВЛКСМ наоборот дрючит, если комса на «вы» общается. Говорит, не по-товарищески такое общение. Как он сказал тогда: «Вы еще господами друг друга называть начните»
— А ты что, в ЦК бывал?
— Много раз. От Тулы до Москвы двести километров, вызовут — и летишь как на крыльях.
— Вот, сам сказал «вызовут», а про дисциплину чушь порешь.
— Так я в обкоме работал, они моё прямое начальство, имели право вызвать и премии лишить. А тут я не подчиненный тебе, а член комсомольской организации. Кстати, могу и спросить с тебя строго — всё ли ты сделал, товарищ Сергей Прокопенко, чтоб претворить в жизнь решения пленума ВЛКСМ? Отчитайся, скажу перед организацией. Угу?
— Алё, алё! Ишь, запряг уже, считай. Не так быстро, Жора. Я всё-таки старший лейтенант, поставлен над вами.
— Ни в жисть! Ты нами избран, и плевать, что я в выборах не участвовал, мои товарищи участвовали и руку за тебя поднимали. Поставлен он, Устав ВЛКСМ читай!
— Вот почему ты такой борзый, Милославский? Тебе ни разу не говорили, что шибко много на себя берешь?
— Да регулярно! А потом говорили: тащи, раз взял. У комсомольцев такая судьба — много брать, далеко нести, пока не отобрали.
— Ладно, убедил. Я по какому вопросу тебя позвал. Ты в курсе, что Тульская комсомольская организация берет шефство над нашей частью?
— Уболтали-таки? Где Тула, а где вы?
— Почему ты сказал «вы»? Ты же в нашей части служишь, один из нас.
— Ну так это сегодня, а что по осени будет? Укачу в войска, заступлю на боевое дежурство и буду прикрывать небо страны от всяких мразот.
— Так тебя могут тут оставить. Не задумывался? Или опять будешь баландой попрекать?