Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 10

В основном призы были однообразные: одни спорили на кружку пива, другие – на бутылку водки. Имелись и те любители спорта, кто делал ставки на того или иного «борца». В тот год на пятый день пивного фестиваля выявился лидер состязаний, который раз за разом подтверждал свое превосходство новыми достижениями. Им оказался мужчина крупного телосложения, с вечно загорелым красивым и улыбчивым лицом; физически крепкий, азартный закарпатский украинец, который приехал на Печору подзаработать на лесосплаве три года назад по весне и «бросил здесь якорь» – остался в районном центре жить-поживать.

Степан Владимирович вообще не любил споров, соревнований, соперничества и каждый раз отнекивался, когда его приглашали сразиться на ежегодном престижном турнире. Он обычно завтракал, обедал, ужинал в домашней обстановке и ценил кулинарные изыски своей любимой супруги Ирины Сергеевны. Но иногда из-за нехватки времени ему вынужденно всё же приходилось обедать вне своей квартиры, в том числе в столовой, и он в таких случаях обычно приговаривал с радушной и зажигательной улыбкой: «Брюхо добра не помнит».

Из первой открытой пивной бочки он в тот год сразу выпил три полулитровых кружки, из-за чего тогда многие любители пива предположили между собой, что он является заядлым потребителем пенной жидкости. На шестой день пивного праздника в столовой ему громко и публично сообщили радостное для любителей понаблюдать со стороны за чемпионатом известие:

– Гуцул вызывает вас на поединок по пиву здесь, в «Голубом Дунае».

– Одолей его, Владимир Степанович! Все просим: одолей зазнавшегося гуцула. Покажи, на что мы способны, – послышались ободряющие вскрикивания со стороны болельщиков.

На этот раз ему не удалось отвертеться из-за многочисленных громогласных и тихих, одобряющих и язвительных фраз. И он на потребу подбадривающей публике нехотя, со скрипом согласился:

– Знаете, дорогие друзья, я только что с берега, поэтому попрошу: давайте уточним правила дуэли, чтобы в дальнейшем не было никому обидно.

Ухмыляясь, тридцатилетний, пышущий здоровьем, приземистый, даже грузный, чернявый и кудрявый закарпатец, уверенный в своей победе, на весь зал столовой выпалил заученной скороговоркой:

– Кто первый встанет из-за стола по нужде, тот проиграл!

– Ладно, согласен, кто первый встанет из-за стола по нужде, тот и проиграл, – фронтовик в знак согласия кивнул крупной короткостриженной седой головой. – А на что мы с тобой спорим?

– На бутылку водки, – просиял непобедимый закарпатец.

Выдержав многозначительную паузу, притом глядя вниз, на высокие ботфорты, сделанные из чёрной резины, Степан Владимирович медленно произнёс:

– А может быть, мы с тобой, Гуцул Иваныч, как взрослые, много видавшие мужики сможем осуществить этот исторический поединок на что-нибудь посущественнее?

– Давай на две или на три бутылки водки, – оживился украинец, сверкая антрацитовыми глазами, и от предвкушения победы у него заходили челюсти, желваки и чёрные усы; он судорожно облизнул крупные розовые губы.

Степан Владимирович вновь выдержал длинную паузу, словно заправский актёр с многолетним стажем, и, продолжая смотреть в пол и на ботфорты, как бы размышляя, вновь медленно и с расстановкой спросил раззадоренного соперника:

– А почему бы нам с тобой, уважаемый Гуцул Иваныч, не поспорить на целый непочатый ящик водки?

Украинец чуть опешил от такого значительного, небывалого, крупнокалиберного предложения, но вскоре кое-как пришёл в себя, а высокий ореол славы неоднократного пивного чемпиона посёлка и окрестностей сделал свое дело, и он с гордо поднятой головой согласился.





Один из столов на четырёх стальных чёрных ногах срочно освободили. Пластиковую бежевую поверхность, окаймлённую дюралевой рифлёной лентой, дополнительно протёрли белым кухонным вафельным полотенцем. Каждому участнику поединка выдали по стулу из дюралевых трубок с жёлтыми фанерками на спинке и сиденье.

Оба оказались одетыми в рабочие костюмы. Только у гуцула синий костюм сплавщика леса выглядел чуть выцветшим и потёртым, а на Владимире Степановиче как влитой сидел почти новый зелёный костюм, какие выдавали лесорубам. Когда они сели за стол друг против друга, могло показаться, что между ними не хватает шахматной доски с фигурами и шахматных часов, как на приличном спортивном турнире. Однако вместо игровых фигур стол украсили мелкие фаянсовые тарелочки со свежей зеленью, с копчёной, солёной, сушёной рыбой и с ароматным плавленым сырком «Дружба». По мере того как соревнующимся подносили по очередной кружке пива, столовая наполнялась зрителями, которые внимательно наблюдали за «гладиаторами», как в Колизее. Никто в столовой уже не обедал, никто не сидел – все стояли. Даже повара и столовые работники в белых передниках и колпаках с азартом лицезрели происходящее небывалое событие всерайонного масштаба. Кто-то делал ставки на одного, кто-то вдохновенно болел за другого «спортсмена». Громко никто не разговаривал, но и полная тишина отсутствовала – собравшиеся вполголоса или шёпотом делились впечатлениями и предвидением грандиозного финала пивного фестиваля.

Сторонник Степана Владимировича, подняв мохнатые брови и округлив глаза, предвещал желаемый исход громким шёпотом:

– Вот-вот фанерка на стуле треснет под гуцулом, и тот свалится на пол вместе со своей пивной кружкой.

Поставивший на украинца азартный игрок так же шёпотом отвечал:

– Ничего страшного, наш Гуцул Иваныч на трубках из дюраля запросто просидит до своей полной победы.

Начальные пять кружек пенного изделия прошли степенно, без проволочек, без особых задержек – как по маслу. Чуть помедленнее соревнующиеся довели счёт до десяти бокалов хмельного. К удивлению большинства, закарпатец не выдержал объёма и высокого темпа соревнования, зачинателем которого сам он и был. С перекошенным лицом он встал из-за стола первым и, не допив тринадцатую гранёную пол-литровую кружку, кинулся в туалет освобождать мочевой пузырь.

Возвратясь после осуществления неотложного мероприятия, удручённый и раздосадованный неожиданным проигрышем, закарпатец без слов заплатил буфетчице столовой за ящик водки. Степан Владимирович попросил знакомого шофёра отвезти выигрыш в контору леспромхоза. Закусив поплотнее чем бог послал и прерывая многочисленные хвалебные поздравления, Степан Владимирович тяжело встал из-за бежевого стола, со спокойным видом вышел на крыльцо «Голубого Дуная», снял чёрные резиновые бродни и вылил из них накопленную ненужную неприятного аромата влагу.

– Так нечестно, – закипятился гуцул. Он натурально обиделся и разозлился за этот непредвиденный и удивительный для него проигрыш, ведь в прошлом он одержал множество сокрушительных побед.

– Дуэль прошла согласно всем договорённостям, – совершенно спокойно парировал Степан Владимирович, и почти все присутствовавшие его полностью поддержали, утверждая:

– Уговор дороже денег!

Некоторые наблюдатели финального поединка от души смеялись, а были и те, кто ржали как лошади. Многие хихикали, заулыбался в конце концов и закарпатец.

Глубоко вздохнув широкой грудью, Степан Владимирович тихо, с полной откровенной серьёзностью произнёс:

– Эх, ребята, на фронте и похлеще случалось.

В райбольнице главным хирургом работал тоже бывший участник войны, служивший в прифронтовом госпитале. Не то чтобы у него охота была любимым хобби, но в разрешённый период он отмечался в лесу со своей старой тульской двустволочкой, доставшейся в наследство от отца.

По осени в выходной день – день открытия охоты – он со своим мечтательным приятелем Василием отправился на «жигулях» в знакомый лес, дабы набрать ся впечатлений. С синего безоблачного небосвода с утра ярко светило солнце, ветерок чуть шелестел на верхушках деревьев. Охотники разошлись в разные стороны, чтобы встретиться в условленном месте на старой вырубке. Через полчаса гуляния по хорошо знакомому лесу хирург заметил некое движение в кронах деревьев. Он не понял, тетерев это или глухарь, но ближе подойти не решился из-за боязни спугнуть желанную добычу. Прицелившись сквозь многочисленные ветви, он нажал на спусковой крючок. После выстрела в ответ он услышал стон и отборную ругань, произносимую знакомым голосом. Он подбежал к дереву, на котором, как он полагал, копошилась крупная птица, и увидел, что внизу, на сучке, висят двустволка Василия и патронташ. Дерево оказалось многолетним кедром.