Страница 9 из 19
Сама бы могла поехать, ведь совещание с участием министерства. А редакторша не упускала случая пообщаться с руководством «поплотнее». Но так бывало, если заседания проходили в городе. А тут надо ехать.
«Ну послала бы тогда заместителя», – подумал я, но отбросил эту мысль: тётка под шестьдесят лет тоже с бухты-барахты вряд ли готова ехать.
Она, этот зам, сидела, сжав плотно губы и явно ожидая моей реакции на указания редактора.
Мне ничего не оставалось, как согласиться. Не дожидаться же ещё упрёков за постоянные мои опоздания. С чувством вины я подсел к редактору получать указания по материалу.
Мы поехали. В районный центр. По расписанию. В мягком автобусе. Делегация министерства была довольно большая. Некоторых людей я уже видел на различных совещаниях, на тех, которые мне за два года работы приходилось посещать. Да и по своим газетным материалам кое с кем советовался. Ехал главный специалист по растениеводству, начальник «инженерных войск», то есть всей сельхозтехники. Какие-то, кажется, внедренцы новых технологий, такие весёлые моложавые ребята, лет под пятьдесят. Представители агробанка. Несколько женщин, не известных мне. Рядом с главой делегации, с заместителем министра, Петром Васильевичем, сидела показавшаяся мне знакомой женщина. Но я так и не вспомнил, из какого она отдела или где её мог видеть. «Какой-то я такой не дотошный, – подумал, усмехаясь, про себя, – коль не всех знаю из знати».
Все расселись как им удобно. А может быть, по неведомой мне иерархической структуре. Я, ничего об этом не подозревая, сел поближе к начальнику, надеясь порасспрашивать его о чём-нибудь касающемся сельского хозяйства. Особо разговаривать мне не хотелось, да и не был я таким прожжённым журналистом, который из любого болотного пенька может выудить рыбу-информацию.
Но понимал, что представляю здесь прессу и по статусу мне было необходимо любопытствовать.
В дороге разговор вначале вели между собой начальник и женщина. Касались в основном продовольственных тем. В ходу ещё были карточки, то есть талоны, и лично я к этому времени уже истратил на водку свой месячный лимит.
Я вступил в разговор, как мне казалось, ненавязчиво. Спросил Петра Васильевича – может быть, получим в этом году нормальный урожай, чтобы перестать жить по карточкам.
Замминистра, чувствовалось, не очень понравился мой вопрос. Сведущие люди говорили, что он серьёзный практик, в прошлом возглавлял большие колхозы. И мне казалось, на его лице отразились все трудности борьбы за передовые успехи. Сколько ему было лет, сложно сказать. Но морщинистое лицо лучше слов говорило об опыте жизни. И седые редкие волосы он зачёсывал назад, придавая некую бодрость стареющей физиономии.
Отвечая на мой вопрос, он понёс какую-то привычную чепуху о планах и мероприятиях.
Я, поддерживая беседу, сказал, что на самом деле надо передавать землю тем, кто на ней работает.
И тут встряла женщина. Она как-то резко начала, будто продолжая уже какую-то беседу, в которой я-то не участвовал, но дама из министерства будто бы предполагала такую возможность или просто спутала меня с кем-то.
– А что, думаете, если отдадим всё в частные руки, вы будете жить лучше? Капитализм хотите?
– А капитализм… – начал философствовать уже не по-писаному Пётр Васильевич. – Знаешь, как они там живут? Захочешь что-нибудь иметь из имущества – почку продашь. Вот так и вы будете жить…
Я подумал, что они, наверное, с кем-то спорили на эту тему до меня, а я для них теперь заведомо стал как бы тем отсутствующим оппонентом, хотя моего мнения они и не знали. Однако я немного ошибся. Женщина сказала:
– Вы ведь Сергей Арсеньев? Читала я ваш материал про семейный подряд.
«О, – подумал я с иронией, – страна знает своих героев». Да и я её вспомнил: это же была Валентина Львовна, глава планового отдела. Но когда я приходил к ней в прошлом году спрашивать какие-то цифры статистики для своей статьи, она выглядела поистине недосягаемой, не такой, как сейчас. А тут по-домашнему сидела, трепалась о жизни, спорила. Поэтому я сразу её не признал.
– Ваш семейный подряд не приживётся…
Да, зря я решил, что меня читают. Как раз в этой, сто лет назад написанной статье я рассказывал, как ослепла женщина от непосильной работы на откорме телят. Но чиновница решила (ведь этот подряд уже стал какой-то не оправдавшей надежды иллюзией), что в статье я ратовал за новые методы работы.
Заключения её после продолжительного изъяснения были вообще странны:
– У вас никогда не будет хорошо. А мы всегда будем благополучны…
Говоря это, она явно спорила с кем-то другим, а не со мной, но, может быть, в моём лице видела, представляла всех тех популярных журналистов-«передовиков» всяческих перестроечных статей. И выливала из ушата своего гнева всю ненависть к ним на меня. Я к ним себя, наверное, из-за природной застенчивости, не причислял. Скромно пописывал ведомственные статейки. Но в начальственном говорении, мимике, интонации меня поразила её уверенность в своём некоем клане, который всегда будет наверху, над простым людом. Будто бы она знала наперед всё, что произойдёт потом, владела какой-то тайной, о которой простые смертные, посматривая телемуру о всяческих разоблачениях, просто не догадываются.
Я не стал спорить. Сытый голодного не разумеет.
И на самом деле желудок мой, поуркивая, просил прислать ему какую-нибудь пищу. Растущим мышцам молодого организма необходимы были белки и углеводы, на худой конец жиры, мозговым клеткам не хватало топлива для быстрого соображения. Но никакой еды в ближайшее время не предвиделось, потому что предстояла езда в автобусе около часа по времени. А потом последует пора протирания штанов – не менее двух делений циферблата, которые должна преодолеть большая стрелка – на заседании в набитом народом зале под монотонное говорение докладчиков.
Я сегодня планировал пойти после работы на тренировку. Свой мышечный тонус я постоянно поддерживал упражнениями. И нарушать режим просто так не собирался. К тому же после тренировки у меня намечалось продолжение вчерашнего свидания с приятной дамой, с которой я намерен был развивать отношения. А для этого моему организму требовалась хорошая подпитка в виде еды. И я прикидывал, успеваю ли выполнить все свои планы.
По всем приметам, мы должны вернуться к началу моих мероприятий. И это немного бодрило моё начинающее унывать настроение.
Было отчего приуныть. Как мне показалось, мои могущественные попутчики обиделись, не стали больше со мной разговаривать и демонстративно начали общаться только между собой.
«Плохая примета», – подумал я и занялся своими мыслями, размышлениями о том, где я могу перекусить.
После совещания, как всегда, планировался банкет.
(Недаром же, чаще всего, на таких мероприятиях редакторша присутствовала сама. И перед поездкой она мне сказала, что обед у меня будет, голодным не останусь.)
Но ввиду охладившегося ко мне отношения руководства я мог и не быть приглашённым. Да и сам я почувствовал некую антипатию к этому клану вечно процветающего управленческого аппарата, ни при каких условиях не теряющего своего благополучия.
Я вспомнил, как на одном заседании (мне случилось присутствовать), не замечая посторонних, Пётр Васильевич, будто бы находясь в своём узком кругу, говорил: «Вы что, решили, я заелся? Не делюсь ни с кем. Я беру только то, что мне положено. И не забываю своих…» Тогда этот его монолог мне был не совсем ясен. Выглядели его слова какой-то тайнописью. Я только смутно догадывался о каких-то ещё скрытых «течениях» в сельском хозяйстве, происходящих на фоне выращивания зерновых культур, в череде отчётов по привесам и надоям.
И здесь, в этой поездке, мне становилась более понятной система хозяйственной деятельности. Но с высоты своего двадцатисемилетнего возраста я смотрел на все эти скрытые «течения» с усмешкой. Мне хотелось просто жрать, и это было важнее всяких революционных настроений в обществе. Я решил, я сделал выбор, что не буду присутствовать с ними на банкете… если меня не пригласят.