Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 19

И вот… Ничего примечательного на совещании не было.

Заседание закончилось. Я спустился на первый этаж, где была столовая, где суетились, организовывая банкет, повара и люди, ответственные за подготовку к встрече высоких представителей из областного центра.

Я немножко постоял у дверей в банкетный зал. Собирались люди. Прошли в дверь близко к друг другу, как Тяпкин и Ляпкин, молодцы-специалисты по внедрению новых технологий; щебеча о своём, о женском, прошла группа дам из министерства. Вот уже прошествовала Валентина Львовна, искоса взглянув на меня, но предложения посетить банкет мне не сделала.

Тогда я решил, что с этой буржуазией есть не буду, и пошёл к выходу из здания, надеясь перекусить в каком-нибудь районном общепите. Выбор мой между пресмыканием перед властями предержащими и свободой мнения был, казалось мне, однозначен. И он, выбор, даже потешил и возвысил в собственных глазах тщеславную сущность моего эго.

Я вышел на улицу и огляделся. Подтаявшие весенние дороги районного центра не располагали к пешему передвижению. Одноэтажные дома, находящиеся вокруг здания районных заседаний, ничем не напоминали какие-либо продуктовые точки. Да и людей-то на улице было мало, если не сказать, что не было вообще. И я очень обрадовался, когда увидел приближающуюся ко мне, идущую мимо здания местных советов, даму – ну точно! – средней окружности.

– Скажите, пожалуйста, где у вас здесь находится столовая или, на худой конец, магазин продуктовый.

– Магазин у нас есть, здесь недалеко, через дорогу. Но сегодня, я смотрю, он не работает. Может, Нинка-продавщица заболела. И столовая есть, рядом с молочным комбинатом.

– Это далеко?

– Да нет, километра четыре-пять отсюда. Кто их считает, эти километры, мы ходим туда на работу.

– А на каком автобусе туда доехать?

– Какие автобусы? У нас тут нет маршрутных автобусов… Пешком…

Я так расстроился, что даже забыл поблагодарить случайную прохожую, постаравшуюся помочь мне своим участием…

У меня не оставалось никаких вариантов. Ещё немного, и еда начала бы мне мерещиться, как миражи. Не хватало ещё, чтобы приснились колбасы и котлеты, подливы, макароны и картофельное пюре, которые вдруг на вершине галлюцинаций я почувствовал бы, как виртуально поглощаю с огромной скоростью и аппетитом.

Я перерешил своё решение. Не то чтобы пошёл на попятную, смирившись с участью не имеющих выбора. Кто-то из великих сказал, что нельзя отменять свои решения, но можно принять другие.

Я просто сказал себе: почему это я не могу поесть на законных основаниях на этом банкете? Я на работе. А деньги на послесовещательную трапезу выделены из бюджета.

Я повернул назад в здание. Вошёл в зал, из разных углов которого, да и из центральных частей, на меня удивлённо посмотрело несколько пар глаз. Я обратил внимание на сдвинутые, как на деревенских свадьбах, столы и массы яств, расставленные на них. Но прежде всего я почувствовал взгляд Валентины Львовны. Взгляд ошарашенного чем-то человека. Казалось, даже её платье в яркий горошек, засияв новыми переливами, выказало удивление моему появлению. Наверное, она ждала, что я брошусь на колени и начну умолять принять меня в свои буржуинские ряды, чтобы мог отведать трапезу совместно с высоким ареопагом представителей министерства.

Но как личность творческая, с неожиданными решениями складывающихся ситуаций, похоже, я оказался непредсказуемым, неблагодарным и беспардонным… с чьей-то точки зрения.

Я снял куртку, повесил на вешалку у входа. И прошёл в середину зала. Нагло сел за стол на свободное место напротив похожего на трон стула, на котором должен был сидеть понятно кто.





Стол (или хозяева стола) был хлебосольным. Несмотря на отсутствие изобилия продуктов питания у населения. Здесь по-русски широко была представлена гамма блюд, питаться которыми не побрезговали бы и цари. Сразу, что бросилось в глаза, – шашлычное мясо с косточкой, целая гора. Салаты всяких видов: от винегрета до крабового. Рыбные ломтики с какими-то овощами. Поджаренные кусочки куриных окорочков. Намазанная икрой и маслом булочная нарезка. Стояла в хрустальных вазочках и сама икра, чёрная и красная. Не увидел я только икру пролетарскую, баклажанную. Стол дополнялся бутылочками с разными напитками. И, не стесняясь своего присутствия на столь серьёзном мероприятии, стояли пузыри водки и элегантные стеклянные наполнители с разнообразными алкогольными напитками. Я чуть не подавился слюной. И не знаю сам, как удержался от того, чтобы не наброситься на еду.

Есть, в смысле жрать, пока не начинали. Ждали главу застолья. Он пришёл, сразу направился к подобию трона. И, глянув на меня, как показалось, хмыкнул, прожёг взглядом начальницу планового отдела. По-видимому, эта встреча со мной за столом у него не была запланирована.

Но он махнул рукой. Все загомонили, начали накладывать пищу, наливать напитки. В этих действах я, пожалуй, даже опережал всех, потому что сразу начал засовывать в рот салаты и бутерброды.

Разливали водку и вино. Бойкий парнишка слева тоже попытался налить мне водки, но я отказался. У меня вечером тренировка. Как я мог напиться? Это не ускользнуло от опытного взгляда Петра Васильевича.

– А ты что не пьёшь? – спросил он меня, ведь сидели-то мы с ним напротив друг друга.

– Я, Пётр Васильевич, непьющий, – соврал я.

– Смотри, – сказал строго старший, – не заложи, а то заложишь тут нас всех…

Поэтому они побаивались, не желали моего присутствия…

Я хотел проговорить что-то лояльное, типа я свой, буржуинский, но уже положенный в рот кусок куриного окорока помешал мне произнести слово, и я только замычал в ответ.

Вскоре Васильич, занятый произнесением тостов, перестал вообще обращать на меня внимание. И с каждым его новым стаканом я всё больше понимал, отчего у него такое старческое, измученное лицо. Явно не способствуют здоровому цвету лица постоянные послесовещательные заседания за обильным столом. Но это часть работы, труда в этой сфере деятельности. И, похоже, он был ударник…

А я насыщал свой организм белками и углеводами старательно, целенаправленно. И, может быть, где-то подспудно, в глубине сознания, блуждали мысли, что я вот тут жру, а настоящие люди борются за светлое будущее. Отстаивают свои жизненные позиции. Не боятся ни холода, ни голода.

Что-то подобное могло мелькать в сознании, но наголодавшийся организм не допускал близко к сердцу «крамольные» мысли.

Да, где-то в неведомом пространстве принципиальные журналисты вели расследования экономических преступлений, рисковали жизнью ради правды, истины для. Снимали репортажи и писали массово читаемые статьи.

А я, как бы их соратник и коллега, сидел в тесном кругу плевавших на их потуги правителей жизни. И, казалось мне, они, эти властные люди, были правы: в любых обстоятельствах благополучие им не изменит, не может произойти что-то такое, чтобы они почувствовали себя неуютно. Словно это благополучие им завещано без учёта времени, навсегда, вовеки веков – что бы там против них ни задумывали и ни замышляли их недруги. Чтобы ни происходило, они всегда наверху, над народом, над его проблемами. Я жрал икру, то чёрную, то красную, просто ложкой. Запивал десятью разновидностями лимонада и в это время, выбирая кусок шашлыка побольше, особо не раздумывал о том, что всё-таки когда-нибудь должна наступить чудесная эпоха, когда все люди в зависимости от их потребностей и способностей будут есть всё, что захотят, пить сколько хотят. И начнёт на родной земле расцветать, как весенние сады, справедливость. Будет колоситься в полях рожь и пшеница как символ могущества любимой Родины.

Евгений Колобов

Евгений Витальевич Колобов родился в 1955 году в семье военнослужащего. С 1972 по 2002 годы проходил службу в разных должностях в Вооружённых силах СССР и Российской Федерации.