Выбор (ЛП)

— У папы не должны были так часто быть обострения. Каждый раз, когда такое происходит, я боюсь, что он не вернется со мной домой, — выдавила она.

Сет не мог помочь ее отцу, но он мог дать Хэвенли нечто бесценное — утешение.

Обхватив его руками за шею, она прижалась лицом к его груди и зарыдала громко, рыдания сопровождались тяжелыми, судорожными вздохами, как будто ей целую вечность не на ком было поплакать. Это разрывало его чертово сердце, когда он слушал ее. Сет хотел бы защитить ее от всего мира, от боли и от всего, что случилось когда-то с ее отцом. Но он не мог, поэтому позволил ей прижаться, крепко обнял ее и бормотал мягкие заверения, гладя ее по волосам.

Время перевалило далеко за два часа ночи, когда они подъехали к обочине в трущобах, окружающих свалку, и ее отец позвонил домой. Сказать, что он был потрясен, было бы преуменьшением всей его жизни.

Пока Хэвенли вела отца по дорожке, Сет обменялся недоверчивым взглядом с Беком.

— Если у тебя имеется пара штурмовых винтовок, дай их, — пробормотал доктор. — Возможно, они нам понадобятся внутри дома.

— Да ну на хрен, — произнёс Сет. — Поверить не могу, что она здесь живет.

Очевидно, его ангел выживала за счет пяти- и десятицентовых чаевых, которые она зарабатывала, обслуживая столики. Он понятия не имел об этом — и ему хотелось выть от сожаления.

— Больше нет.

— Верно мыслишь, — поклялся Сет.

Когда они с Беком помогли старику пересечь неровный двор и подойти к входной двери, Хэвенли вырвала ярко-оранжевое уведомление о просроченной арендной плате. Ее смущение говорило о многом. Черт, эта ночь становилась все хуже и хуже. Сет ругал себя за то, что с самого начала не заглянул в Хэвенли, за то, что проигнорировал свои инстинкты, и за то, что не подтолкнул ее к тому, чтобы поделиться информацией. Если бы он узнал о здоровье ее отца и ее плохих условиях жизни несколько месяцев назад, стал бы он сейчас охранять ее? Будет ли он задаваться вопросом, приблизит ли ее сегодняшний вечер или просто даст ей еще один повод отстраниться?

Вся ночь была эпическим "Какого Черта".

Хэвенли открыла дверь в свою крошечную квартиру-студию и включила свет, у Бека скрутило живот, когда тараканы бросились в разные стороны. Да, здесь было чисто, но, судя по облупившейся краске, спутанному ковру и заляпанному водой потолку, это место должно было быть снесено десятилетия назад.

Что ж, теперь он понял, почему Хэвенли отказывалась позволить ему заехать за ней на любое из их свиданий. Она была смущена. Он бы счёл это за чувство собственного достоинства и дал бы ей это право, но он не простил бы ее за то, что она лгала ему обо всем остальном, особенно о ее отце и его ухудшающемся состоянии здоровья. Черт возьми, он же был врачом. Один телефонный звонок, и он бы уже несколько месяцев назад свел Эйбла с лучшими врачами Лос-Анджелеса. Все, что ей нужно было сделать, это открыть свой чертов рот.

Вместо этого сегодняшний вечер был похож на игру в "кошки-мышки". Каждый раз, когда возникала какая-то новая проблема, и он думал, что справился с ней, ее место занимала другая. У нее был отец. Хорошо. Он умирал. Не так хорошо, но он поговорил с Эйблом, который уже догадался о неизбежном. К счастью, пожилой мужчина, казалось, почувствовал облегчение, когда Бек поклялся заботиться о Хэвенли после его ухода. Потом они подъехали к этой лачуге. Он был взбешен и убит горем из-за того, что они с Эйблом назвали эту дыру в центре бандитской территории домом. Но ее жизненное положение может — и будет — изменено. У него была пустая квартира с охраной, кроватью королевских размеров, толстым ковром и чистыми стенами. Он бы немедленно перенес туда Хэвенли, даже если бы ему пришлось перекинуть ее через плечо и вытащить, брыкающуюся и кричащую. Но, прежде чем он смог ударить мышь жилищной ситуации по гребаной голове, он увидел уведомление о просроченной арендной плате.

Он почти боялся спросить, что будет дальше.

Когда они с Сетом вели Эйбла к арендованной больничной койке, Бек окинул беглым взглядом скудную комнату. Подушка и одеяло лежали на краю провисшего, потертого дивана. Осознание того, что он уставился на кровать Хэвенли, поразило его, как удар под дых. Его гнев и давление подскочили.

— Можете разместить папу на кровати? А потом я отрегулирую ее так, чтобы ему было удобно, — пробормотала Хэвенли.

— Я знаю, как регулировать больничную кровать, — сказал Бек, когда они с Сетом помогли Эйблу лечь на матрас. — Расслабься, малышка.

— На самом деле, если вы оба не против побыть с отцом несколько минут, то я метнусь через двор и отдам оплату за последний месяц проживания

От Бека не ускользнула дрожь в ее голосе. Нервничала ли она, потому что знала, что они с Сетом усадят ее и допросят до чертиков, как только получится? Или она измучена, потому что вся эта чертова ночь была дерьмовым шоу?

Конечно, они с Сетом здесь, чтобы присматривать за Эйблом, но зачем было платить за квартиру в два часа ночи? Придирчивый голос в глубине его мозга сказал, что что-то не так. Но будь он проклят, если бы мог представить, что еще может быть не так.

После того как они с Сетом помогли Эйблу лечь в постель, Бек наклонился и снял с мужчины ботинки.

— Не хотите чего-нибудь выпить?

— Воды, спасибо, — ответил он. — Чистые стаканы стоят в шкафчике слева от раковины. Угощайтесь.

Бек пересек комнату и, открыв шкаф, взял три чистых стакана с полки, на которой в остальном стояло с полдюжины разномастных тарелок, пара чашек с обитыми краями и кофейная кружка с надписью о том, что студенты-медсестры всегда учатся. Ничего больше. Он нахмурился от растущего беспокойства, открывая морозильник в поисках льда, но обнаружил только толстый слой инея. Никаких замороженных лакомств или овощей. Даже кусочка мяса не осталось. Беспокойство ударило его в грудь.

С колотящимся сердцем он заглянул в холодильник. Почти пустой контейнер с молоком, два яйца и полупустая бутылка кетчупа. Его тревога только усилилась, когда он открыл остальные шкафы и обнаружил несколько упаковок рамена, банку овсянки и несколько соленых крекеров, спрятанных на одной полке. Рядом с ними на боку лежала бутылка вина. Все остальное пустовало.

Он сдержал рык, его руки дрожали от ярости, когда он схватил кухонный кран и наполнил стаканы, прежде чем пересечь комнату и сесть рядом с Сетом. Послав детективу косой взгляд, который сигнализировал о большем дерьме, он начал мысленно считать минуты, пока они не смогут поговорить, и он сможет сделать несколько телефонных звонков и начать менять жизнь Хэвенли.

— Спасибо, что помогли сегодня нам с Хэвенли, — Эйбл сделал большой глоток из своего стакана, борясь с дрожащими руками. — Мы по-настоящему ценим это.

— Были рады помочь, — заверил Бек.

Сет кивнул:

— Мне хотелось бы сделать больше.

— Я знаю, что это дом не предел мечтаний. Он также не настолько большой или уютный, каким был дом в Висконсине…

Неровный голос Эйбла сказал Беку, что силы этого человека иссякают, но он продолжал болтать с живостью одинокого человека, у которого внезапно появилась аудитория, готовая слушать. Он продолжал рассказывать о том, каким уютным когда-то был их дом, об их молочных коровах, о том, как сильно его убила продажа фермы, когда болезнь спрогрессировала.

— Как много Хэвенли вам рассказала? — голос Эйбла задрожал еще сильнее, радость на его лице померкла.

Как можно меньше, насколько это в человеческих силах. Но Бек с удовольствием выслушал бы любые подробности, которые этот человек был готов рассказать, так как он явно ни черта не знал.

— Я был бы признателен, если бы вы заполнили пробелы, — заметил Сет так, словно у него был целый день, чтобы слушать.

— Другими словами, ничего, — вздохнул Эйбл. — Эта девочка… Она скрытная, застенчивая, а еще больше гордая. Вероятно, вы заметили, что она не доверяется легко.

Нет, она этого не сделала. Нисколько. Не тогда, когда это имело наибольшее значение.