Страница 67 из 86
Глава 15
Война — страшная, тяжелая, а вместе с тем и забавная штука! Одна из ее особенностей заключается в том, что в бою она часто сводит врагов лицом к лицу. Это не я заметил, люди отметили подобное еще много веков назад, чуть ли не во времена Римской Империи.
Вот и меня война свела с Джочи-беком. Со времени нашей последней встречи прошло больше года, я преодолел тысячи верст, да и туркмен, как думаю, не сидел на одном месте. И вот мы стоим в одной точке земного шара, на противоположных флангах выстроившихся армий, разделенные двумя верстами… Удивительно сталкиваться с чем-то похожим. Как по мне, тут отчетливо попахивает некой долей мистики. А впрочем, все это лирика. Не мстить я сюда ехал, а просто делать свое дело, не очень приятное, но нужное. А Джочи-бек всего лишь человек, особой ненависти я к нему не испытывал.
Прозвучала команда, и мы тронулись вперед. При спуске с возвышенности лошади вязли в песке по бабки. Гусары подстегнули коней, наращивая скорость, охватывая левый фланг неприятеля.
Эскадроны выстроились в линию. Ухтомский, Тельнов и Седов летели вперед как на крыльях, увлекая за собой полк. Герцог Романовский держался чуть впереди, показывая, кто тут главный. По центру гордо реяло наше знамя.
Масса конницы и людей скрыли от меня то, что происходило по центру и на левом фланге нашего войска. Надо полагать, там так же готовятся вступить врукопашную.
Пушки грохотали, не переставая, буквально прореживая вражеские ряды. Туркмены бросились навстречу. Их было больше, но у них отсутствовало всякое понятие о едином строе. Издалека они казались грозной силой, но эта была лишь видимость.
Копыта стучали по сухой земле, скачка захватила гусар. Карабины разрядили, когда до противника оставалось саженей сто. Залп получился не особенно дружный, в диком шуме не все одновременно услышали очередной приказ, но эффект от этого не стал менее значимым — множество йомудов упало на землю и их порыв несколько угас.
И не сказать, чтобы вид у них был уверенный. Когда на тебя в полном составе, с развевающимся знаменем летит гусарский полк, тут надо быть человеком большой храбрости, чтобы встретить его лицом, а не спиной.
Ружей у степняков было мало, они больше полагались на сабли, но две-три сотни стрелков среди них имелось. Они, как и мы, так же выстрелили.
Сначала я ничего не понял. Хартум просто споткнулся, заржал и начал заваливаться. На инстинктах я выдернул ноги из стремян и попытался спрыгнуть. Поднимая пыль, мы упали рядом, я и мой верный конь. Хорошо, что он не придавил меня. От удара о землю в глазах помутилось, я прикусил язык и почувствовал во рту кровь, а на зубах заскрипел песок. Соприкосновение с землей ошеломило меня, выбив из легких весь воздух. Некоторое время я судорожно пытался вздохнуть, давясь кровью и вытирая невольно выступившие слезы.
Гусары с бравыми криками огибали меня слева и справа, уносясь вперед. Егоров заметил, что со мной случилось, и сразу же принял эскадрон. Он правильно сделал — победа важнее, товарищу можно и позже помочь.
Полк ускакал вперед и врубился в туркменов с оглушительным грохотом. Люди что-то кричали, а кони визжали, как безумные. Все это доносилось до меня издалека, как сквозь вату. Я немного пришел в себя, поднялся на ноги, проверил револьвер, саблю, отряхнул от пыли свалившуюся кепи и, пошатываясь, подошел к Хартуму. Конь умирал, пуля попала ему в грудь.
Я остановился, не зная, что делать. Хартум хрипел, дернул несколько раз копытами, тихо заржал, словно прощаясь, а затем затих, и его глаза закатились.
— Как же так, Хартум? — я положил ладонь на его теплую морду. Конь ничего не ответил, он был мертв.
Минуту я посидел рядом с ушедшим другом, глубоко вздохнул, поднялся и осмотрелся — сражение продолжалось, и я должен быть там, среди товарищей, а не здесь, несмотря на потерю.
Слева наша пехота бодро теснила центр неприятеля. Герцог Романовский увел гусар далеко вперед, густо усеяв поле боя вражескими трупами. Вокруг бегало множество бесхозных скакунов. В основном туркменских, и поймать их выглядело той еще задачкой. Я попытался догнать одного, второго, но не преуспел.
Выручили друзья. Послышался стук копыт и ко мне подскакал Георгий Рут с тремя гусарами, среди которых я с особой радостью увидел Снегирева.
— Миша! Ты как, живой? — Рут спрыгнул на землю и подбежал.
— Живой, кажется. Грудь только болит, да в ушах какой-то шум.
— Плевать, пройдет.
— Вот и я так думаю. Коня мне найдите. Надо закончить дело.
Рут не стал возражать. Он кивнул, и гусары рассыпались, принявшись ловить лошадей.
— С вами все хорошо, вашблагородие? — поинтересовался заботливый Архип. На его лице проступила тревога.
— Точно. А вот и конь. Вперед!
Гусары подвели мне какую-то лошадь, в седле которой еще десять минут назад сидел туркмен. Мы сразу же бросились за товарищами.
Наша помощь им уже не требовалась. Битва оказалась жаркой, но короткой. Туркмены не выдержали удара. Их войско раскололось, как гнилая дыня. Пехота по центру бежала, устилая степь телами. Генерал Бардовский на своем фланге резал всех подряд, казаки и гусары догоняли и приканчивали отдельные группы йомудов. И это уже была не битва, а жестокая бойня.
Для полного разгрома войску хватило менее получаса. Потери оказались просто смешными — три тысячи убитых йомудов против восьмерых во всем отряде. У нас пострадало два нижних чина и два офицера. Одним из них оказался князь Ухтомский, скачущий впереди строя. Пуля попала ему в плечо, перебив ключицу. Он выпал из седла, да так неудачно, что сломал себе пару ребер и сильно ударился головой, заработав сотрясение.
Ранение Ухтомского заставило нас позабыть о радости победы. В последнее время у нас с князем отношения испортились, но я совсем не хотел видеть его в подобном состоянии.
На фоне ранения нашего полковника, даже смерть Хартума потеряла свое значение, хотя коня я любил, а он не раз меня выручал.
Герцог Романовский ускакал к Головачеву. С ним отправился Тельнов. Стонущего в бреду князя отнесли в сторону, полковой медик принялся его осматривать, а ко мне подошел Некрасов.
— Пойдем, Мишель, что покажу, — сказал он. Я вновь забрался в седло трофейного скакуна. Мы проехали саженей четыреста, огибая тела людей и лошадей, прежде чем Андрюша остановился. — Смотри, кого мы срубили, — он указал вниз.
Я спрыгнул и, не веря глазам, подошел к застывшему в причудливом положении телу. Это был мертвый Джочи-бек, собственной персоной. Чей-то молодецкий удар раскроил ему череп. То, что Некрасов его опознал, меня не удивило — в деле на Уч-Учаке и позже, перед Хазараспом я показывал другу своего врага.
— Кто его? — я поднял голову на оставшегося в седле Некрасова.
— Кто знает? — Андрей пожал плечами. — Здесь поработал третий эскадрон. Кто-то из них.
Я наклонился над Джочи-беком, чье лицо не раз и не два вспоминал. Стал ли он мне врагом? Конечно, но я не собирался тратить жизнь, чтобы закрыть счет. Я лишь надеялся отдать долг, коль судьба окажется благосклонной. И вот теперь он мертв. Не так, совсем не так я хотел обставить нашу встречу. Что же сегодня за день такой?
— Человек предполагает, а Бог располагает, Мишель, — философски заметил друг. — Поехали обратно. Сдается мне, тебе не помешает выпить. Как и всем нам.
Поле боя осталось за русскими. Правда, Садык сумел убежать, но зато казаки взяли в плен Ашир-ходжу, предводителя йомудов. Собственно, на этом закончилось не только сражение, но и окончательное покорение Хорезма. Генерал Головачев со своим отрядом поставил последнюю точку.