Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 64 из 86



Его младший брат, генерал-майор Павел Андреевич состоял в Свите Е.И.В., являясь почетным членом множества комитетов по перевооружению армии, хозяйственной части в войсках, тюремного ведомства и прочих не очень тягостных, но весьма доходных должностей. В 1872 г. он стал одним из учредителей Сибирского торгового банка, при этом являясь германофилом и ярым поклонником идеи сближения с Германией.

Вот такой род Шуваловых. Влиятельный и серьезный. А Скобелев молодец, с нужными людьми дружит. Хотя, тут совпадение, а не расчет. Миша на бессердечного карьериста совсем не похож. Друзей он выбирает не по степени возможной полезности, а по зову сердца.

Ата Джана тем временем представили командующему. Правда, с ним практически не разговаривали. Кауфман прекрасно знал местную политику и не собирался показывать царевичу, что в нем нуждаются. Пусть сам ищет способ угодить русским.

В этот день в городе случились еще две перестрелки, когда засевшие в домах туркмены отказались сдаваться. И на этом все закончилось.

Так пал великий и некогда непобедимый Хорезм. Пало жестокое средневековое рабовладельческое государство, несколько веков терзавшее южные границы России.

На главной площади под величественные звуки марша прошел торжественный парад. Затем был пир — с вином, жареным мясом, свежими лепешками, пловом и фруктами.

Следующие дни наполнила обычная в таких случаях суета. Цесаревич и Кауфман поселились не в душном и жарком дворце, а в летней резиденции хана, просторной усадьбе в Гендемианском саду. Там они приняли заверения в дружбе и покорности от местной делегации. Кроме Ата Джана к ним допустили и еще нескольких придворных.

Первым делом Кауфман приказал отменить рабство и освободить рабов. Их оказалось около десяти тысяч, в основном персов, но и русских насчитывалось пятнадцать сотен.

Осмотрели дворец. Несколько представляющих историческую ценность предметов, таких, как ханский трон, отправили в Петербург. Необычным трофеем стал комплект рыцарского доспеха тринадцатого века. На шлеме и перчатках был выбит герб — королевские лилии рода Капетингов. Понятное дело, что доспех перешел в руки арабов во время одного из Крестовых походов, но никто не знал, как он смог проделать столь длинный путь от Палестины до Хивы. Еще одной заслуживающей упоминания вещью стала отделанная золотом и слоновой костью охотничья винтовка, подарок хану от вице-короля Индии лорда Нортбрука. С помощью таких подачек англичане делали все возможное, чтобы владыки Бухары и Хивы сражались с русскими.

Заглянули мы и в гарем, хотя Кауфман сразу же приказал выставить там пост для охраны прекрасных пленниц. С моей точки зрения, беречь стоило всего десяток молодых женщин, остальные больше походили на ведьм, чем на усладу ханского сердца. Перепугались они так, словно мы прямо сейчас, на месте, не снимая сапог, примемся их насиловать. Крик поднялся страшный и гусары мигом ретировались.

— Слабаки мы, — с сожалением констатировал Некрасов. — Вот поручик Ржевский никогда бы так просто не ушел из столь перспективного местечка. Он бы память о себе оставил. Памятник сложил нерукотворный! Нет, выродился гусар, выродился!

Жизнь Хивы медленно входила в спокойное и немного сонное русло. Хотя, надо полагать, она уже никогда не будет прежней.

27 мая в Хиву вернулся Сеид Мухаммад. Туркмены на западных землях не собирались складывать оружия, но хан окончательно понял, что победы ему не видать и лучше покориться, в надежде усидеть на троне.

Цесаревич и Кауфман приняли его в прекрасном саду, под душистыми яблонями. Здесь находился помост, выложенный мрамором и прикрытый кирпичами, который застелили коврами.

Сидя в обшитом жемчугом седле на прекрасном арабском скакуне хан с поникшей головой въехал в свой собственный сад, с помощью двух слуг спустился на землю, снял шапку, наклонил голову и приблизился к помосту. Затем он поднялся по ступенькам и сел на колени.

— Унижается, — заметил Людвиг Фальк.

— Нет, — я покачал головой. — Хивинцы так сидят во время разговора. Вполне обычная поза, хотя всем видом он и демонстрирует раскаяние. Обрати внимание, как он держит руки и спину.



Хан оказался крупным высоким и сильным на вид мужчиной около тридцати лет с большими глазами, орлиным носом и редкой бородкой. Одет он был в длинный ярко-синий шелковый халат. Не знаю, что творилось в тот момент в голове у хана. Он сидел на коврах и на помосте, которые ранее принадлежали ему, выражал покорность, которую раньше выражали ему, и отдавал свою судьбу в чужие руки. Непросто пережить подобное падение, что уж там говорить.

Цесаревич Николай хану ростом не уступал, а вот маленький Кауфман рядом с ними представлял необычный контраст. По лицу генерал-губернатора иной раз скользила довольная улыбка. Улыбка победителя, одолевшего давнего исторического врага своей Родины. Ум победил грубую силу, военная дисциплина одолела храбрую и дикую ярость.

— Так вот, хан, вы наконец-то видите, что мы пришли к вам, как я и обещал три года назад, — для внушительности помолчав, негромко заметил Кауфман.

— Да, на то была воля Аллаха, — не поднимая головы, ответил хан.

— Не только Аллаха, — напомнил цесаревич.

— Вы сами стали причиной своего нынешнего положения, — Кауфман нахмурился. — Вам лишь стоило выполнить мои справедливые требования, которые я озвучил три года назад. И тогда никто бы не увидел здесь русскую армию. Другими словами, окажись вы добрым и прозорливым владыкой, то и Аллах не стал бы проявлять свою волю, заставляя вас испытать горечь поражения.

— Удовольствие видеть наследника Белого Царя и Ярым-пашу так велико, что я не могу желать какой-либо перемены, — ответил хан с достоинством.

— Молодец какой, — одобрил стоящий рядом Скобелев. — Хорошо держится.

— Согласен, — мне поведение хана так же нравилось. — Вот только, чтобы заставить его поумнеть, нам пришлось пройти тысячу верст. На Востоке признают лишь силу.

— Что вы думаете делать? Что намерены предпринять? — тем временем спросил цесаревич.

— Я предоставляю вам в вашей глубокой мудрости решать мою судьбу. Мне же остается пожелать одного — быть слугой великого Белого Царя.

— Хорошо, очень хорошо, — цесаревич возвысил голос. — Если хотите, вы можете стать ему не слугой, а другом. Это зависит лишь от вас. Белый Царь не желает свергать вас с престола, он только хочет показать, что его могущество велико и нет пощады тем, кто оказывает ему пренебрежение.

— Я знаю теперь, что поступал очень плохо. Но тогда я не понимал всего положения дел, а советники давали мне дурные советы. Теперь же я благодарю Белого Царя, его наследника и Ярым-пашу за великую милость и всегда буду их другом.

На этом с официальной частью покончили. Хан приободрился, сообразив, что в цепи его заковывать не станут.

Произошел обмен фразами о здоровье и взаимные пожелания всех благ, после чего хану позволили удалиться. Он возвратился в столицу, где некоторое время приходил в себя после пережитых потрясений. Из всех обязанностей он пока выполнял лишь судебные, разбирая тяжбы между жителями.

Разведка в лице Шауфуса, Терентьева, Костенко и меня активно продвигала кандидатуру Ата Джана. Кауфман и сам понимал открывающиеся резоны. Ранее у хана был великий визирь Мат-Мурад, афганец, известный своей ненавистью к русским и симпатией к англичанам. Его с поста выгнали и поставили великим визирем Ата Джана. Хана подобное не сильно обрадовало, зато нас такое положение дел устраивало как нельзя лучше.