Страница 6 из 8
Предпринятое нами исследование – попытка как раз противостоять подобному уплощению и упрощению взглядов Башляра, опираясь на спокойный, обстоятельный и целенаправленный анализ некоторых основных моментов его эпистемологии, связанных с проблемами методологии истории науки. Нас почти исключительно будет интересовать то, как осмысляется Башляром историчность научного познания, какие понятия он выдвигает для этого и к какой историографической концепции приходит в результате. В соответствии с этой задачей мы должны будем рассмотреть башляровскую концепцию развития науки, проанализировать вызывавшие оживленные дискуссии представления философа о его дисконтинуальном характере, затронув при этом психологический и отчасти социокультурный контекст науки, особенно в связи с анализом выдвинутого Башляром представления об эпистемологических препятствиях. Хотя связи эпистемологии Башляра с историей науки и рассматривались рядом авторов [18, 19, 45, 75, 113, 119], однако специализированный подробный анализ историко-научной проекции эпистемологического наследия Башляра, насколько нам известно, не проводился.
Эта книга писалась в Институте истории естествознания и техники АН СССР, где автор выступал с докладами о значении эпистемологических понятий Башляра для методологии истории науки. Окончательное завершение рукопись книги получила в стенах Института философии. Автор пользуется случаем, чтобы выразить свою благодарность всем высказавшим свои критические замечания и стимулировавшим тем самым работу над рукописью, в частности, П. П. Гайденко, М. А. Розову, Н. И. Кузнецовой, Л. А. Марковой, М. А. Кисселю, В. Н. Катасонову.
С благодарностью вспоминаю Б. С. Грязнова, давшего первый импульс для моих занятий французской эпистемологией.
Глава первая
Концепция приближенного познания
Анализ эпистемологии Башляра целесообразно начать с расссмотрения его «Исследования приближенного познания», вышедшего в свет в 1927 г. [48]. В этом же году Башляр выпускает историко-физическую работу «Исследование эволюции одной физической проблемы. Распространение тепла в твердых телах» [47]. Сравнивая эти книги, можно убедиться в общности их замысла: эпистемологическая работа развивает ту теоретическую концепцию науки и ее развития, которая на специальном материале применена в исторической работе. Однако между ними есть и различие.
В исследовании по истории изучения теплопередачи разбирается исключительно материал классической физики, а в эпистемологическом трактате мы находим самый разнообразный исторический материал, включая прежде всего физику микромира. Что касается теории относительности, анализу которой Башляр посвятил особую работу [49], то она лишь мимоходом упоминается в его эпистемологическом трактате и сознательно оставлена за рамками его проблематики. Теория относительности – в глазах Башляра – носит слишком новаторский характер, чтобы быть образцом для эпистемологического анализа. Как говорит философ, она порывает с самим принципом классического физического измерения, расщепляя его «атом» [48, с. 48]. «Релятивист, – замечает Башляр, – претендует на то, чтобы работать внутри самого инструментального атома, который физиком лаборатории фиксируется в качестве непреодолимого ограничения для его исследований… Таким образом, теория относительности предстает как уточнение (rectification) самой процедуры измерения (corps de mesure). Поэтому мы не без оснований, как нам кажется, исключаем ее из нашего анализа» [там же]. И хотя оброненное слово об исправлении или уточнении могло бы означать возможность ее анализа в плане развиваемого здесь Башляром подхода, однако не на ней строит свою концепцию приближенного познания философ.
1. Эпистемологическое значение физики микромира
Ключевым историко-научным феноменом для всей теоретической и историографической концепции Башляра оказывается микрофизика. Развитие физики атома и квантовой механики, которые только еще создавались в то время, когда Башляр писал свой эпистемологический трактат, привело его к глубокому убеждению, что, проникнув в микромир, человек столкнулся с совершенно новым классом объектов, требующих для своего познания нового мышления. Феномен микромира, с одной стороны, вписывается Башляром в концепцию «фракционной онтологии», разбивающей познаваемую реальность на «фракции», или сферы, с характерными для каждой из них «порядками величины» (les ordres de grandeur). Но, с другой стороны, он представляет собой не просто одну из «фракций» физической реальности. Микромир для Башляра – это парадигма мира вообще, микрореальность – модель реальности в целом. Как говорит Башляр, «реальность микромира индивидуальна и полна событиями и новизной» [48, с. 277]. Именно эти характеристики Башляр выбирает для определения реальности как таковой: «Реальность, – подчеркивает он, – всегда индивидуальна и никогда не бывает статичной» [там же, с. 277]. Сравнивая эти определения микрореальности и реальности, мы видим, что понятие микрофизической реальности служит Башляру матрицей для задания представления о реальности вообще. Но не только онтология, но и эпистемология конструируется на основе анализа микрофизики.
Действительно, познанию микромира отвечает «микроэпистемология» [там же, с. 279]. Ее основу составляет то, что случайность (la contingence) выступает здесь не как нечто субъективное, а как объективное определение самой реальности. Прежде всего это проявляется в статусе ошибки. Если сравнить классическую физику и отвечающий ей мир обычной реальности с квантовой физикой и ее миром, то обнаруживается, что функции ошибки в обоих случаях принципиальным образом различаются. «Действительно, – говорит Башляр, – если познание еще можно совершенствовать, если даже оно само может определить и измерить относительность своей ошибки или погрешности, то мы еще не достигли микроаналитического уровня» [48, с. 280]. Но если ошибка «действительно инкорпорируется в познание до такой степени, что становится его неизбежным и, более того, существеннейшим моментом, то случайность должна приниматься на данном уровне в качестве позитивного элемента», т. е. элемента самой реальности [там же, с. 280]. Иными словами, «эта случайность существует, – заканчивает свое рассуждение эпистемолог – и существует как очевидный факт в микромире» [там же]. Онтологический же статус случайности требует соответствующей микроэпистемологии.
Концепция микроэпистемологии – ядро эпистемологии Башляра. По сути дела именно на ее основе складывается его понимание познающего мышления вообще, формируется понятие «нового разума», которое впоследствии раскроется в концепции «нового научного духа». Башляр как бы выделяет две теории познания: теорию познания обычного мира и теорию познания микромира. Объекты, с которыми имеет дело первая, это обычные объекты близкого для человека мира, близкого ему по масштабам, прежде всего. Это – тела нашего повседневного опыта, подчиняющиеся евклидовой геометрии, это мир социальный [48, с. 280], это, короче говоря, весь «прилегающий» к человеку мир. В таком мире действует принцип детерминизма (механического), законы обычной логики (тождества, непротиворечия, исключенного третьего). Этот мир живет «равенствами, – говорит философ, – и логикой» [48, с. 279]. Но микрообъекты, или объекты «микро-познания» (la micro-co
Почему же концепция приближенного познания тесно связана с концепцией микроэпистемологии, представляя по сути дела лишь реализацию последней? Эта связь уже была намечена нами, когда мы говорили об онтологическом статусе ошибки в микромире, о «реализме случайного», для него характерном. Действительно, иного способа познания, как через приближение, через использование понятия вероятности, здесь быть не может, раз стохастична сама реальность. Правда, при этом оказывается, что и классическая физика получает статистическую интерпретацию, но уже фактически в отраженном от микрофизики свете. И именно так и обстоит дело у Башляра, что напоминает концепцию физики, развитую Максом Борном [4].