Страница 8 из 18
Поднявшись на мост, он оперся на перила и уставился в черную воду, которая не отражала ничего, кроме тьмы в его душе. От пруда пахло тиной и илом.
– Она вернется, – нежный голос прозвучал совсем рядом, и теплая рука мягко легла на его плечо.
– Сестра! – Наун вздрогнул от неожиданности и повернулся к девушке. Он не слышал, как она подошла. Глаза привыкли к темноте, и в черноте ночи Наун различил блеск глаз и мягкую улыбку Ансоль. Принцесса была гордостью королевской семьи, величайшей драгоценностью, которую ни отец, ни братья не хотели никому отдавать. Красивая, тонкая, добрая, как нежная фея.
Ансоль встала рядом с братом, повторяя его позу и заглянула в непроглядную тьму маленького пруда.
– Ты знаешь Кымлан, она не сдастся просто так. Она же Избранная!
– Но в это никто не верит…
– Главное, чтобы верила она.
Наун посмотрел на тонкий профиль младшей сестры, погружаясь в далекие воспоминания, словно увязая ногами в илистом дне.
– …Братик, разреши мне поиграть с вами! – захныкала маленькая Ансоль, сердито топнув ножкой. Насэм и Наун бегали вокруг пруда с деревянными мечами и изображали великих полководцев, не обращая внимания на просьбы сестры. Несмотря на то, что все они были погодками, братья вели себя так, словно были гораздо старше своей семилетней сестры.
– Ты девчонка, тебе нельзя играть с нами! – Наун на секунду остановился и показал сестре язык.
– Это война! – важно выпрямив спину, заявил Насэм.
– Почему, братик? – совершенно искренне спросила Ансоль. Она была единственной девочкой в королевской семье, и ей очень не хватало подруг. Братья относились к ней свысока и постоянно дразнили, что отдадут ее в жены конюху, если будет себя плохо вести. После этого принцесса обычно плакала и убегала, но в этот раз не успела, потому что услышала незнакомый звонкий голосок:
– Глупый мальчишка, думаешь девочки не могут играть в войну? – чужая девочка, примерно одного возраста с Ансоль спрыгнула с дерева. Она была одета в некогда красивое шелковое платьице, которое сейчас было перепачкано грязью и зелеными следами от травы. На розовых башмачках налипли комья влажной земли.
– Кто ты такая, замарашка? – высокомерно вскинул голову Наун, однако не отвернулся, а продолжил с интересом рассматривать незнакомку. Он привык к повиновению сестры, и его удивила дерзость какой-то девчонки.
– А ты? – в тон ему ответила девочка, бесстрашно надвигаясь на принца.
– Я… Да ты хоть знаешь, кто я! – вспыхнул Наун, пораженный такой наглостью. – Я принц!
Вероятно, он ожидал, что это заявление произведет эффект, но девочка лишь усмехнулась и подошла к нему почти вплотную.
– Спорим, я смогу победить тебя на мечах? – она хитро прищурилась, глядя на обескураженное лицо мальчика.
– Ты? Кто ты такая, чтобы… – от возмущения, он не мог подобрать слов.
– Если выиграю я, то ты больше не будешь обижать сестру, – она не спрашивала, а утверждала.
– Негодная девчонка, ты не знаешь своего места! – на щеках Науна выступили красные пятна.
Девочка еще раз усмехнулась и ловким движением выбила у него из рук деревянный меч, который отлетел в сторону. Не успев среагировать, принц смешно открыл от удивления рот. Стоя истуканом, он наблюдал, как его соперница поднимает оружие с земли и с видом победителя идет к нему.
– Ты такой глупый! Еще называешь себя принцем! – с этими словами девчонка звонко стукнула его по лбу деревянным кончиком. Потрясенный ее действиями и неожиданной атакой, Наун невольно отступил назад и, поскользнувшись на мокрой траве, плашмя рухнул в пруд.
– Ваше высочество! – заверещали подбежавшие слуги.
– Бежим? – прошептала незнакомка и, схватив Ансоль за руку, кинулась наутек.
…Воспоминание об их первой встрече теперь казалось далеким, как внезапно выглянувшая из-за облаков луна, осветившая и погруженный в темноту двор, и маленький пруд, и печальную Ансоль. Но если Кымлан верит, что она Избранная, в это должны верить и они. Верить и ждать ее.
Глава 4
Мунно не сомкнул глаз всю ночь. Он ворочался, прислушиваясь к тому, что происходило по ту сторону завесы. Кымлан сегодня была необычайно тиха, то ли потому, что ее поймали на попытке побега, то ли из-за того, что из Когурё пришел ответ, который, как она и говорила, не сулил для пленных ничего хорошего.
Владыка даже не сделал попытки поторговаться. Просто написал, что не пойдет ни на какие условия, да еще и пригрозил, что если нечто подобное повторится, то мохэ пожалеют о своих преступных действиях. Преступных! Когурёсцы действительно не имели ни совести, ни чести. Они, как разбойники, забирали все, что хотели, прикрываясь тем, что много лет назад мохэсцы покорились Квангэтхо.
Мунно с детства слышал историю о поединке между Владыкой Когурё и вождем племени Сумо, после которого его народ каждый год стал выплачивать непосильную дань. Для отца и всего племени это было чудовищным позором. И говорить об этом без слез он не мог. С юных лет Мунно впитал боль поражения своего деда и ненависть к когурёсцам, которые поставили мохэ на колени. Завтра должны прибыть остальные вожди кланов, чтобы прийти к общему решению насчет пленных.
Мунно уже поплатился за свою инициативу отбить дань. Когда отец узнал, что сын напал на принца Науна, рассвирипел настолько, что едва не убил. Но сделанного не воротишь, поэтому он созвал совет племен, чтобы решить, как быть дальше.
Все вожди были против того, чтобы даже пытаться торговаться с Когурё. Раз уж захват дани не удался, нужно было по-тихому убить пленных, чтобы замести следы и не навлечь на себя гнев Владыки. Письмо, которое хотел отправить в Когурё Мунно, было равносильно признанию своей вины в нападении. На разбойников или тюрков все свалить уже не получится.
– До каких пор вы будете ползать в ногах у когурёсцев? – вскричал Мунно, обводя разъяренным взглядом насупившихся вождей. – Если мы и дальше будем вести себя как рабы, то останемся ими навсегда! Пора подняться с колен!
– Не говори о том, чего не знаешь, мальчишка! – громыхнул отец, яростно сверкая глазами. – Если бы не ты…
– Как долго мы будем отдавать наших людей, еду и лошадей этим злодеям? Пока все не умрут от голода? Мы должны защитить свой народ, неужели вы этого не понимаете? – Мунно был разъярен, но прикладывал все силы, чтобы сохранять внешнее спокойствие и выглядеть достойно в глазах вождей. Все-таки когда-то он станет следующим ханом Сумо, и вести себя как незрелый подросток было нельзя: на место будущего вождя претендовали многочисленные родственники из других кланов.
Да, организовав этот поход, он поступил безрассудно, но просто больше не мог смотреть в глаза несчастным, которые, связанные словно скот, печальным караваном уходили на чужбину. Как будущий вождь он чувствовал себя ничтожным и бесполезным предателем, неспособным на главное – защиту своего народа.
– Если Когурё узнает, что нападение на принца твоих рук дело, они уничтожат нас, – сказал вождь племени Хэйшуй, хан Кимун. Он был хитрым и изворотливым правителем, который никогда не начнет войну, если не будет уверен в победе. – Поэтому торг здесь не только не уместен, но и губителен для всех племен мохэ.
– Вы совсем потеряли гордость! – вспыхнул Мунно, но усилием воли заставил себя сидеть ровно и спокойно. – Чем ниже мы склоняем голову, тем глубже нас втаптывают в грязь. Неужели вы этого не понимаете? Мы покажем Когурё, что оно должно с нами считаться! Мохэ не их рабы!
– Допустим, – обманчиво мягко сказал Кимун. – Ты упустил принца, но взял в плен генерала, приближенного Науна, который был его правой рукой.
Мунно неохотно кивнул, интуитивно чувствуя, что они коснулись опасной темы.
– Я понимаю логику твоих поступков. Ты подумал, что из-за знатного вельможи Когурё может уступить. Однако я слышал, что тем генералом оказалась девчонка, – вождь неприятно ухмыльнулся, и на щеках Мунно выступили красные пятна. На это нечего было возразить. Мунно поймал руками пустоту, и это было правдой.