Страница 12 из 18
– Я готова к занятиям, – Кымлан представила несколько бесполезных часов, проведенных за вышиванием, которое у нее категорически не получалось. Но не хотела обижать няню, поэтому старалась изо всех сил. Девочка решила, что если у нее не выходит вышивать лотосы и вишню, то она будет изображать то, что действительно любит ее сердце: Дерево рода.
Нянюшка смерила придирчивым взглядом наряд подопечной и, негромко крякнув, удовлетворенно кивнула.
– За мной, – бросила она, и Кымлан, облегченно переглянувшись с Чаболем, послушно двинулась вслед за няней Дэгам.
Кымлан стерла скатившиеся слезы и перевернулась на бок, глядя на танец затухающего огня в треножнике. Отец, нянюшка, родители Чаболя… сколько людей будет оплакивать своих неразумных детей, которые выбрали для себя такую сложную, трагическую судьбу. Бедный сын травника, который с малых лет смотрел на смелую, воинственную Кымлан с восхищением, не задумываясь вступил в действующую армию Когурё. Вряд ли он мечтал о подвигах и славе, скорее ему хотелось стать таким же отважным, как его подруга детства. Поход за данью стал и для Чаболя первым серьезным заданием, и никто не мог предположить, что он приведет его к такой скорой смерти. Это Кымлан хотелось совершить какой-то подвиг, отдать жизнь, спасая государя или с честью погибнуть в бою. Но вместо этого она умрет как пленница на чужбине среди врагов. Что ж… она присягнула принцу Науну и до последнего вздоха должна сохранить гордость когурёсского воина.
До самого утра Кымлан так и не смогла заснуть, пытаясь осознать, что завтра для нее, Чаболя и других пленных в последний раз взойдет солнце.
Мунно встал на рассвете и выглядел так, будто тоже не спал всю ночь. Она не стала повторять свою просьбу: сын вождя вчера ясно дал понять, что не в силах ничего изменить, а еще раз унижаться Кымлан не хотела.
Он беспокойно ходил по комнате, время от времени бросая на пленницу хмурые взгляды, и иногда девушке казалось, что он хочет что-то сказать. Но Мунно так и не проронил ни слова, пока, наконец, за приговоренной не спустился конвой. Невозмутимый, суровый Даон связал ей за спиной руки и подтолкнул к лестнице. До этого молчавшее сердце вдруг заклокотало в груди, как в бурлящем кипятке, и Кымлан обернулась. Мунно посмотрел на нее, и его горячий взгляд пронзил ее насквозь. Странно, но в эту минуту Кымлан почувствовала, что между ними что-то изменилось. Как будто перед лицом смерти они перестали быть врагами.
– Спасибо… за все, – выдавила она тихо и едва заметно поклонилась Мунно. Все же он относился к ней уважительно даже когда узнал, что она бесполезна. Он станет хорошим вождем, достойным и справедливым, и с ним было бы приятно иметь дело в будущем, но… никакого будущего у нее уже не будет.
Кымлан часто дышала, чувствуя, как от страха вспотели ладони, а в крови просыпается огонь, будто учуяв, что хозяйке грозит беда. Ноги вдруг стали тяжелыми, а от земляных ступеней потянуло холодом, будто она ступала босыми ногами по льду. В голове стучала мысль, что вот-вот все закончится… осталось совсем недолго… Как жаль умереть, не взглянув в последний раз в глаза родным!..
«Отец… отец, прости меня… прости, нянюшка… Ваше высочество… мое сердце всегда принадлежало только вам…» Любимые лица метались в памяти, поднимая из глубины души горькое отчаяние.
Яркий дневной свет, которого она не видела много дней, на мгновение ослепил, заставив зажмуриться. Глаза слезились, Кымлан часто моргала и ступала наугад вслед за Даоном, не в силах отвести взгляда от покрытого полупрозрачными облаками неба. Сквозь бесформенные перья тихо сочились солнечные лучи. Как хорошо… последнее, что она увидит, будет не мрачная землянка и не провонявшая нечистотами клетка, а вольное бескрайнее небо.
– Шагай быстрее, – бросил через плечо Даон, и Кымлан почувствовала ощутимый толчок в спину идущего позади нее стражника.
Ускорив шаг, она огляделась и с удивлением обнаружила, что на улицы высыпал народ. Мохэсцы стояли по обе стороны неширокой улицы, по которой ее вели, и настороженно рассматривали незнакомку. Но странно – в их глазах не было ненависти или злобы. Некоторые женщины перешептывались между собой и сокрушенно качали головами, будто сочувствовали девушке. Простые люди мыслят иначе, чем воины и министры. Наверное для них Кымлан была лишь юной девочкой, которую они по-человечески жалели. Потому что точно так же совсем недавно провожали своих плененных сородичей, насильно уведенных в Когурё.
Они миновали несколько улиц, и сердце Кымлан вновь заколотилось: сейчас, уже совсем скоро! Однако конвой вывел ее за пределы мохэсского поселения и направил к густому лесу. «Я думала казнь состоится на городской площади… – с удивлением подумала пленница. – Хотя… какая разница, где умереть».
Как только они миновали первые ряды деревьев, ее вдруг оглушила отвратительная тошнотворная вонь. Кымлан закашлялась и инстинктивно дернула рукой, чтобы прикрыть нос, отчего веревки, туго стягивающие запястья, еще сильнее впились в кожу. Девушка старалась дышать ртом, ища глазами источник такого жуткого запаха. Будто здесь полегло целое войско, и тела убитых до сих пор не убрали.
Даон обернулся и криво усмехнулся.
– Это Священная роща для захоронений, – сказал он, указывая рукой наверх.
Кымлан подняла голову и обомлела: с ветвей деревьев гроздьями свисали привязанные за ноги трупы. С некоторых почти сошла плоть, и их черепа смотрели на путников пустыми черными глазницами. Некоторые, вероятно, развешанные совсем недавно, еще не потеряли человеческий облик. Под высокими деревьями стояли широкие деревянные столы, на которых тоже лежали мертвецы.
У Кымлан закружилась голова, ее замутило. Она слышала про обряд воздушного захоронения у мохэ, но не предполагала, что это настолько отвратительное и дикое зрелище. Варвары всегда останутся варварами.
– Я тоже поначалу был удивлен, когда только попал к мохэ. Но в этом есть смысл, – неожиданно заговорил обычно молчаливый Даон. Он поравнялся с потрясенно разглядывающей мертвецов Кымлан и пошел рядом, подстраиваясь под ее шаг.
– И какой же? – девушка удивленно рассматривала его остроносый профиль, вдруг осознав, что в этом скопище дикарей они были единственными когурёсцами. И перед лицом смерти это странным образом их сближало.
– Они приманивают на трупы диких животных, чтобы охотиться на них. Потом, когда остаются только кости, мохэ собирают их и хоронят в земле, – Кымлын невольно отметила, что Даон, при всей своей преданности Мунно, не причисляет себя к мохэ.
– Дикари… – тихо промолвила пленница.
– Это Священная роща или Роща жизни, – Даон проигнорировал ее слова, либо не расслышал их и продолжил рассказ. – Это не только место, куда мохэсцы приходят поклоняться предкам. Это источник жизни. Ничто не исчезает навсегда, и даже умерев, можно помогать выжить тем, кто остался.
– Скоро и мы будем здесь. Это ужасно… – у Кымлан вдруг защипало в глазах от горькой мысли, что ее тело будет так же висеть вниз головой, обглоданное зверями. Она запрокинула голову и часто заморгала. Даон ничего не ответил, но Кымлан уже и так поняла, что ее догадки верны.
– Как ты оказался в племени Сумо? – она решила, что раз все равно умрет, ничего страшного, если задаст еще один вопрос.
– Это долгая история, и ты не тот человек, кому я хотел бы ее рассказать, – он остановился и посмотрел Кымлан в глаза. – Мы с тобой оба когурёсцы. Как бы я не ненавидел это, но не могу игнорировать свое происхождение, поэтому сделаю тебе одолжение и похороню тебя в земле как на нашей родине.
– Спасибо, Даон, – Кымлан благодарно поклонилась ему. – И да хранит тебя Бог Когурё.
До самого места казни они не проронили больше ни слова.
Спустя некоторое время Кымлан увидела вдалеке деревянные заграждения и шатры, а за ними – вершины холмов, кутавшиеся в туманной дымке. Сердце дернулось в груди одновременно болезненно и сладко: ее вернули в военный лагерь, и теперь она может увидеть холмы, отделяющие ее от родного Когурё.