Лекарство от одиночества

— И что ты собираешься предпринять? Я не планирую раздеваться догола при всей магии.

Он хмыкнул и разрезал её белье и колготки на самом интересном месте, едва взмахнув древком. Заодно позаботился и о чистоте своих рук, чтобы два раза палочку не доставать. Гермиона пораженно ахнула, но сразу же оборвала себя и цокнула, навряд ли довольная на сей раз его способом решения проблем доступа. Репаро на ткань не работало, штопать нужно было вручную.

— Здорово, — она наверняка нахмурилась, хотя он, конечно, не видел. — И часто ты так, — акцент, — делал, чтобы приобрести необходимый опыт?

— При ранениях иногда приходилось срезать одежду с пострадавшей части тела, — равнодушно отозвался он. — Для подобных целей этим заклинанием я никогда не пользовался.

Гермиона что-то неопределенно промычала, вроде как с недоверием и даже гневно, но быстро сбилась на приглушенный стон. Правда, в колодце двора он вышел все равно довольно громким, отразившись от стен. Хотя заглушающими она тоже озаботилась, так что могла спокойно кричать в голос.

Все ещё прикрытая полами пальто и едва задранной юбкой, которые сохраняли тепло чар, от холода она явно не страдала. Да и он заботливо защищал открытые участки кожи пальцами. Изнутри и снаружи, растирая, чтобы получше согреть. Единственное, стоять на коленях, пусть даже на смягченных заклинанием досках скамейки, Гермионе было, очевидно, не очень удобно. Поэтому в какой-то момент она потеряла контроль, протяжно выдохнула и обняла его, прижимаясь и мешая продолжать ласкать себя.

— Хочешь сесть поудобнее, Грейнджер? — вопрос был задан из чистой вежливости.

От собственного желания сводило мышцы живота, а все мысли сводились к стремлению удовлетворить его, так что остановись они сейчас, он был бы крайне разочарован. Впрочем, Гермиона едва ли была против продолжения. Подобное маленькое упражнение определенно её не насытило.

— Ничего более оригинального не смог придумать? — но все же она привстала, давая ему больше пространства для маневров у ширинки.

Он прижал её бедра к себе с излишней поспешностью, едва успев в достаточной мере оголиться. Так, что сам зашипел от краткого, но отчетливого дискомфорта. Пришлось немного сползти по спинке вниз, чтобы занять более удобную позицию. Для соития, не для поясницы. Видит Мерлин, спина ему за такие эксперименты спасибо не скажет. Но потом, сейчас его больше волновал вопрос, как получить больше стимуляции, если выражаться цензурно.

— Ты ведь действительно выйдешь за меня? — постановка вопроса вышла какая-то неудачная, поэтому он добавил: — Я серьезно, — что не особо исправило ситуацию, — Грейнджер.

Гермиона лишь застонала, увлеченно насаживаясь на него, чему уже её мышцы на ногах определенно не были рады, но все же справилась с голосом:

— А ты возьмешь мою фамилию?

Он не нашелся, что ответить на этот странный вопрос. Не то чтобы фамилия его отца когда-либо ему нравилась, но… Гермиона как-то по-особенному выгнулась, мгновенно переключив его с размышлений на ощущения.

— Тогда сможешь называть меня Грейнджер хоть до конца дней, — хихикнула она, покачивая бедрами.

Сумасшедшая женщина. Впрочем, какая ещё связалась бы с ним.

*

Тридцатого ноября Гермиону, как и было заранее объявлено, уволили вместе с почти всем остальным обслуживающим персоналом отдела. В последний рабочий день, подготавливая заключительный отчет, она фыркала и отвешивала циничные комментарии, но, судя по всему, все ещё сильно переживала из-за этого. А сосредоточенно и вручную выгребая свои вещи из ящиков стола даже скривилась, словно собиралась заплакать. Ему полагалось поддерживать её, и он даже искренне хотел это сделать, но, когда попытался обнять, Гермиона лишь отмахнулась, бескомпромиссно заявив, что не собирается опять расстраиваться из-за всякой ерунды.

Что, впрочем, совершенно не помешало ей упасть в объятия Мейера, которые продлились ровно четыре секунды и были довольно поверхностными, но все равно! И его вежливые слова поддержки она спокойно приняла, не изображая из себя железную деву. Врунья. Удержало его от каких-либо резких собственнических жестов только осознание, что вряд ли она сможет продолжать прежнее общение с Мейером, перестав быть его коллегой. А вот от него Мейер никуда не денется. Поэтому сейчас он просто зловеще улыбнулся ему, заставив понервничать.

Увольнение также совпало с окончанием срока аренды квартиры, так что вечером Гермиона складывала содержимое шкафов в сумку ещё и там. Правда, с магией это заняло у неё примерно столько же времени, несмотря на гораздо больший объем работ. Он параллельно возвращал дивану оригинальный размер (мебель принадлежала хозяину) и проверял помещение на остаточное волшебство — мало ли какие бытовые заклинания они наложили для удобства и забыли об этом.

Ночевать они остались ещё там, чтобы с утра спокойно передать ключи владельцу и соблюсти все прочие формальности, так что официально в свой дом он привел Гермиону только первого декабря. Гром не ударил, фанфары не раздались, просто уже неоднократно бывавшая там Грейнджер начала ещё активнее обживать новую местность. И зубная щетка, и её любимая кружка, и целый ворох нижнего белья заняли свое место на полках. В нем боролась тревога из-за того, как глубоко она влезла в его жизнь (и наверняка собиралась установить свои порядки), и удовлетворение, что теперь она была в полном его распоряжении в любое удобное (и неудобное) время.

Спать с ней на кровати оказалось также комфортно, как и на диване. А получать неожиданный утренний минет — Гермионе-то никуда не нужно было идти — и не менее внезапный завтрак, приготовленный, пока он был в душе и одевался, и того приятнее. Они вроде и так фактически жили вместе несколько месяцев до, но на своей территории это воспринималось несколько иначе.

Он уж было раскатал губу и на ужин, но глупо было бы рассчитывать, что Гермиона Грейнджер вдруг станет домохозяйкой, тем более за день. Они, конечно, условились, что пока их затея с зельем не получит наконец долгожданную развязку, она не будет искать новую работу и тратить на это время. Но в то же время это подразумевало, что она сосредоточится на подготовке к главному мероприятию с испытанием лекарства. Чем, собственно, она и занималась, когда он вернулся с работы.

— Ой, кажется, я слегка увлеклась.

Она подняла совершенно ошарашенный взгляд на него, оторвавшись от книг, которыми обложилась, лежа на кровати, словно действительно не слышала, что он пришел, до тех пор, пока он не появился в дверях спальни.

— Надо было поставить будильник. Я хотела сварить пасту и… — Гермиона замялась, закладывая листом с заметками нужную ей страницу в справочнике по колдомедицине. — Который час?

— Ты сама хоть что-нибудь ела за целый день? — голос прозвучал сурово.

Кончики её ушей мило покраснели.

— Ну, я пила чай…

— И этот человек что-то ещё говорит мне про режим.

— Я просто почувствовала волю. Редко когда есть возможность вот так спокойно посидеть и почитать, — Гермиона бодро соскочила с постели и обняла его. — Лучше расскажи, есть ли какие-нибудь новости у тебя?

— Никаких новостей нет, но это, в каком-то смысле, тоже новость, — он смирно стоял, позволяя ей снимать с себя мантию. — Лаборатории пока толком не трогают. Реформирование коснулось только пятого этажа.

— Это хорошо. Дает нам время, чтобы закончить работу.

Ещё два образца экспериментального средства как раз находились на финальной стадии приготовления. Конечно, подсели к нему администрация соседей хоть прямо сегодня, это не помешало бы доварить составы — никто не стал бы совать нос в чужие котлы. Но вот неудобные вопросы задали бы обязательно.

— Кстати, с утра заходил Мейер, спрашивал, как у тебя дела, — продолжил он напускным легкомысленным тоном.

— О, — Гермиона на секунду замерла, а потом снова взялась за пуговицы. — Думаю, он догадался, какого рода отношения нас связывают.

Она слегка зарделась и настороженно посмотрела на него снизу вверх, словно опасаясь, что он разозлится. И Мейер его действительно бесил, но сейчас он был слишком расслаблен, убаюканный её внезапной заботой, чтобы язвить по такому мелкому поводу. Приятно, когда тебя ждут домой. Даже если не то чтобы ждут, но хотя бы раскаиваются из-за этого.