Страница 2 из 15
– Берт, оторвись от экрана, ты смотришь запись циркового шоу уже второй раз за день. Лучше потренируйся в сборке мебели. В самом деле, тебе уже пятнадцать. А мы с Марией не вечны. Когда-нибудь тебе придется найти кого-то. Кого-нибудь, понимаешь?
– Кого-нибудь когда-нибудь! Ба, в твоих словах уже целых два «нибудь», а можно я оставлю только «будь», а «ни» выброшу? И… «будь..ем» жить вместе еще сто лет.
– Ах, милый, так не «будь…ет». Точнее, так не бывает! И не смей отвлекать меня от серьезного разговора своими играми!
– Но, Ба, сборка мебели – ужасно скучное занятие. Две доски, доска, доска, не кровать, а так… тоска.
– Альберт! – Анна рассмеялась. У ее внука какое-то особенное восприятие слова. Буквы представлялись ему увлекательными игрушками, из которых можно смастерить все, что угодно. Это и пугало, и восхищало. Он почти все время один. Анну страшила мысль, что Альберта – нежного, чувствительного мальчика, совсем не впитавшего в себя жестокость, а ведь они с Марией старались, не проявляя должного усердия, но старались, ждет судьба изгоя. До чего же сложно воспитывать мужчину без мужчины! Да, он недостаточно, ладно, себе можно не врать, он совершенно не жесток и не может постоять за себя. А преданные ему женщины не всегда будут рядом. В тайне Анна надеялась, что мальчик несмотря на все его странности, встретит хорошую девушку и полюбит ее. Разумеется, она и под пытками никому не рассказала бы об этом своем неуместном желании, поскольку официально было доказано, что никакой любви нет. А уж для таких, как Альберт и подавно. Оставалось только вздыхать и украдкой разглядывать замасленную выцветшую картонку, на которой с трудом можно было разглядеть улыбку кудрявого черноволосого военного в красивой форме с небесно-голубыми прямоугольничками. Его улыбку.
– Ба, а когда мама придет, мы посмотрим какой-нибудь старый фильм? – Анна нахмурилась, пряча мечтательное выражение лица. Еще пять секунд назад ее можно было принять за двадцатилетнюю девушку. И так оно и было. Если смотреть при правильном свете и под неправильным углом зрения, позволяющим воображению хотя бы на короткий срок властвовать над роговицей.
– Сначала покажи мне, что вы вчера собирали в лектории. Тебе ведь задали домашнее задание, не так ли?
– Не! Так! Задали ли… Хм, надо вспомнить…
– Альберт, прекрати дурачиться!
Как ни пыталась Анна выбросить из головы тревожные мысли относительно будущего внука, страх, видимо, засел настолько глубоко, что постоянно напоминал о себе, то резким уколом в грудь, то онемевшей ладонью. Опасениями она изредка делилась с Марией, но та слишком уставала, обеспечивая семью. Одиночество, разумеется, перекрывало ей путь наверх. Ни приличной должности, ни переезда в блок попросторней ждать не приходилось. Мария старалась. Видит ее вечная небесная тезка, она старалась. Ей даже иногда удавалось сделать так, чтобы какой-нибудь мужчина из цеха или соседнего блока пригласил ее пообедать вместе. Она надеялась когда-нибудь избавиться от репутации одиночки, что черным пятном расползлась по ее жизни. Но противоположный пол соглашался помочь не всегда. Зачем она им? А ее больной сын? Некоторые нравы не меняются. И никаких «когда» или «нибудь». Мария вздохнула, погружаясь в горько-сладкие воспоминания.
– Не будь такой недотрогой. Ну же, Мари, в этом нет ничего дурного. Ты так красива…
– Ал, убери руки. Не надо, прошу тебя. Ты же не любишь меня, так нельзя.
– Глупышка! Я, может, и не люблю тебя, но лишь потому, что не верю в сказочки, которые рассказывает твоя мать. Нет никакой любви, понимаешь? Нет! Ну, давай, всего один поцелуй, а потом ты привыкнешь.
– Я сказала тебе, я не хочу так! Не хочу. И не смей ничего говорить про мою мать. И любовь не выдумка! И я… я не собираюсь привыкать к тебе!
– Да ты уже… почти привыкла. Неужели тебе не нравится, когда я делаю так? Вижу, нравится. А так? И эти твои волосы. Мои маленькие пружинки…
Мария вспыхнула. Прошло пятнадцать лет, а она никак не могла забыть ту единственную ночь, когда позволила. Позволила ему, нет, позволила себе поверить, что поступает правильно, так, как велит сердце. Бедная Мария тогда не знала, что не у всех людей есть сердце. У Альберта Старшего не было ничего кроме бесконечно холодных синих глаз. Именно они и заставили ее застыть у входа в обучающий лекторий, когда, случайно обернувшись, она поймала его взгляд. Она всегда любила этот цвет. Грозового неба в августе. Она видела его над головой отца на старой фотокарточке, и после за окном, когда кричала и кричала, задыхаясь от боли. А потом кричал он. Громко, испуганно, обвиняющее. Он оглашал воплем зной Ильина дня. Будто вопрошал «Как ты могла?». Голый, сморщенный человечек. Наверное, тот, другой был прав. Нет никакой любви. Только привычка страдать.
– А–а–а! Моя рука!!! Не надо, прошу Вас! Я, я cделаю все, что угодно! Пожалуйста! Я никогда не буду мешать детям! Я никогда не буду играть в слова!
Зал умирал от хохота. В центре красного бархатного круга стоял зеленый футляр. Из отверстий, проделанных в нем, торчала кучерявая голова и клетчатая рука. Феодор Гурт, маг, иллюзионист в третьем поколении, отродясь не видел такого придурка. Этот малый орал так, точно и в самом деле поверил, что достопочтимый Гурт оттяпает ему руку своей волшебной пилой. Опытный циркач тянул время, позволяя зевакам распространить момент его славы во всеобщей сети. Щелкали кнопочки портативных устройств. Публика стонала. Доброволец, казалось, вот-вот потеряет сознание.
– Мамочка…
Альберт не был умственно отсталым, как это казалось соседям
Анны и Марии, просто его восприятие мира отличалось от принятого в Социуме. Он был другим. Странным, пугливым, беспокойным, стеснительным, необучаемым, что сначала стало поводом для насмешек сверстников-подростков, а потом и вызывающе прекрасных работниц единственной в округе профессионально воссозданной на старофранцузский манер кофейни, куда Альберт дважды в неделю ходил любоваться на изящные пирожные и прелести владелицы заведения Мадлены.
– Что за напасть, юноша, ужасно неловок. Мои нежнейшие меренги еще не знали столь варварского обращения. Mon Dieu2, он опять запихнул в рот целых три! Еще и улыбается.
– Il est con, n`est–ce pas, Mady?3
Вторая нимфа из города гюставовой башни, спрятала ухмылку в изящной ладошке и, провальсировав несколько метров к застывшему с крошками на лице Альберту, пропела:
– Est que monsieur veut quelque chose encore? Peut etre madeleine…?4
– Ta gueule, Catherine! Il est tros i
Альберт не понял ни слова и робко улыбнулся дамам. Еще одним смущающим компонентом в жизни двадцати восьмилетнего мебельщика–заочника были обязательные еженедельные свидания. Этот проект родился сразу же после Великой романтической депрессии. Любовь официально отменили, ничего не придумав взамен. Ошибка стоила тысяч не рожденных детей. В это печальное для статистов время число создаваемых пар стремительно падало. Уже и не вспомнить в чью светлую административную голову пришла столь восхитительная идея, но, как только, стало понятно, что Социум начинает таять, появилась необходимость в искусственном создании des couples6. В основе счастливого союза лежал математический расчет. Идеальная пара формировалась заочно на основе вычислений, который в три смены с помощью хитроумных приборов проделывали сотрудники подразделения по подбору пар или просто ППП. Программа мимоходом искоренила поэзию, вредную с точки зрения многочисленных упоминаний о любви и запретила драму, так как уж слишком часто причиной последней становились опять-таки, любовные терзания. Жителям Социума, начиная с двадцати одного года, надлежало посещать обязательные еженедельные свидания – Первую ступень программы переформатирования чувств. В адрес каждого, кто еще не составил пару, пусть и формальную, не все жители желали подыгрывать Социуму, по воскресениям направлялось уведомление. В этом официальном документе значились имя, возраст, краткая биографическая справка потенциального избранника, предварительный биологический анализ, указывающий возможное количество и пол будущих детей, а также их потенциал и склонности к профессии. Социум не жалел средств на исследования с целью скорейшего воспроизводства населения. Подходящего населения. Можно было заранее посчитать, сколько родится военных, а сколько разносчиков или продавцов или счетоводов. Недавно перед Департаментом Воспроизводства поставили задачу сократить количество обязательных рандеву хотя бы до трех. Купидоны, вооруженные психологической наукой и генетикой, проявляли недюжинную скрупулезность при подборе кандидатов. За выполнение плана полагалась квартальная премия.
2
Фр. Боже мой!
3
Фр. Он придурок, не так ли Мади?
4
Фр. Не желает ли месье что-нибудь ещё? Быть может мадлен? (печенье)
5
Фр. Замолчи, Катрин! Он слишком невинен для твоих грязных шуточек!
6
Фр. Пары