Страница 5 из 16
– О, ч-черт! – выругался он вполголоса, посмотрел на руку. Боль была адская.
Но хуже всего то, что какая-то довольно крупная игла проткнула кожу насквозь. Тут же выступила капелька крови. Стараясь никак не показать, что ему больно, он с невозмутимым видом продолжил рвать ягоды. Но тут пришла мысль: «Ой, чего ж это я! Не понесу же эти, испачканные кровью ягоды своей дорогой и любимой Наташке»! И с этой мыслью он отправил ягоды себе в рот. Вкуснотища! Тщательно вытер руки чистейшим носовым платком, надавил на ладонь. Нет, крови, вроде, больше нет. Еще больно, но крови нет.
Уже осторожно, стараясь прикрыть руку от шипов листьями, раздвинул ветки, снова набрал горсть. Подошел к гамаку, встал на одно колено, протянул ягоды любимой. Та резким движением ударила его руку, ягоды рассыпались по земле.
Он опешил. Наталья легко выпорхнула из гамака и, не оглядываясь, ушла в дом. «Не понял! – подумал он, – ладно, остынет, тогда и разберемся. Нет, но все же интересно! Что не так?».
Идти в дом не хотелось. Там сердитая – и с чего вдруг? – Наташка, ее родители, с которыми ему почему-то никак не получалось наладить добрые отношения и взаимопонимание. Он вернулся к малине. Натки нет, значит, можно и самому теперь полакомиться. Он не торопясь срывал ягодку за ягодкой, наслаждаясь вкусом. Нет, не сказать, конечно, что отношения с родителями жены были плохими или трудными. Нет. Все усиленно делали вид, что очень хорошо к нему относятся. Но в том-то и была загвоздка, что именно делали вид! Он это явственно чувствовал. Никто ни разу не сказал ему плохого слова, всегда они были гостеприимны и радушны. Но… Все время он чувствовал какую-то фальшь, какую-то натянутость, неестественность, что ли.
«В конце концов, это же мелочи! Мелочи жизни! – думал он, глотая малину, – главное, что Наташка со мной! Эта маленькая, чудная девочка! Как я люблю ее! А родители… Ну, так что ж! Мне же не с ними жить, а с Натусиком. И потом – всем мил не будешь! Перебьемся».
Пора было собираться домой. Он зашел в дом. Наталья, нахмурившись, сидела у телевизора. Он подошел, опустился возле нее на колени, попытался приобнять.
– Лапушка, что с тобой? Почему ты такая грустная?
Она небрежно и даже, как показалось ему, несколько брезгливо оттолкнула его руку, бросила зло:
– Сколько раз тебе повторять? Не называй ты меня этим дурацким словом!
– Хорошо, Натусик, хорошо, не буду.
– И Натусиком не называй!
– Так что ж мне теперь, по имени отчеству к тебе обращаться что ли? – улыбнулся он.
– А не помешало бы иногда! Чтоб эгоизм свой попридержать, – вставила вдруг теща, войдя в комнату и услышав его последние слова.
– Простите, Ираида Аркадьевна, я не очень понимаю… – начал, было он, но теща прервала его:
– Да куда уж тебе понять-то! О себе только думаешь если!
Он растерялся окончательно. Действительно, он ни черта не понимал, о чем это они? Снова повернулся к жене:
– Наташ, ну, хоть ты мне объясни! Что не так?
– Ты еще спрашиваешь! – сердито ответила она, – то есть мелочь всякую с края куста ты мне несешь, а что покрупнее, да повкуснее – так сам лопаешь! Как это назвать? Эгоизм и есть! И вообще, мужчины так не поступают. Ты хоть и большой, вроде, с виду, а не мужик! Тряпка ты, а не мужик!
Антон слышал от жены такое впервые, поэтому был просто ошарашен. Пытаясь найти хоть какую-то логику, хоть какой-то здравый смысл во всем происходящем, он решил, что его разыгрывают. Что это шутка такая. Странная, неприятная, но шутка! Объяснять что-то про свою неуклюжесть и пораненную руку? Что ягоды в крови испачкал, поэтому и не понес ей, а съел сам? Чушь какая-то получается! Он улыбнулся и обратился к теще:
– О, как! Значит, с утра был мужик, а к вечеру уже перестал мужиком быть? Как непостоянны женщины!
– Зато ты у нас очень постоянный, – возразила Ираида Аркадьевна, – действительно, нехорошо так делать. И вообще, коль уж взялся за малину, так нормально надо было собирать, в ведро, или хотя бы в касрюльку. А то сам наелся и даже спасибо не сказал! А собирать ее кому? Опять мне? Все за чужой счет выехать норовишь?
– Ну, простите! Я действительно, не подумал как-то… Хотите, я прямо сейчас быстренько всю малину вам соберу. Куда ее собирать? В какую кастрюлю можно?
– Вона, засуетился. Какое уж теперь собирать. Домой ехать пора, – махнула рукой теща, выходя из комнаты.
– Наташ, – Антон сел на диван рядом с женой и снова попытался ее обнять, – ну, Наташ, ну, чего ты?
– Отстань, – вырвалось у нее, она вскочила с дивана и вышла.
Антон отправился на улицу. Там во дворе Владлен Олегович укладывал вещи в багажник машины.
– Вот, получил по первое число. А за что? Так и не понял, – как бы разговаривая сам с собой, произнес Антон.
– Да уж, – отозвался тесть, – этих женщин порой очень трудно понять.
Владлен Олегович вообще был человеком необщительным и неразговорчивым. Антон никогда не мог понять ни его отношения к себе, ни его мыслей, ни настроения. С таким шибко-то и не поговоришь…
Домой ехали молча. Тесть за рулем, теща рядом. Антон с Натальей на широком заднем сидении. Он больше не пытался ее обнять, чувствуя ее враждебное к нему настроение. На въезде в город, в довольно крутом повороте и на приличной еще скорости, Наталью качнуло, она невольно оперлась рукой о плечо супруга, но тут же, словно обжегшись, отдернула руку. Антону показалось, что в это место, в плечо, вонзились сотни шипов маленьких, острых и очень болезненных. Точь-в-точь, как те, что были на ветке малины. Но укололи эти шипы плечо, а ныло у Антона почему-то сердце.
16.04.2021 г.
Альтруист
Маленький, уютный городок энергетиков, затерянный в горах Среднего Урала, вихри и штормы лихих 90-х почти не затронули. Народ здесь жил относительно спокойно и стабильно. И своеобразным символом этой стабильности была шикарная городская баня. Здание монументальное, с лепниной и колоннами. Парилочка – что надо! Самое то для истинных ценителей.
Михаил шел в баню в приподнятом настроении. И без особых на то причин. Просто весна, солнышко, теплынь, птички поют! Много ли человеку надо для счастья? После рабочей недели выходные он решил начать именно с баньки. Предвкушение доброго пара в сочетании со свежим веничком и парой бутылок пива, что лежали у него в сумке, добавляли весеннему настроению дополнительный шарм.
Войдя в раздевалку, он сразу приметил знакомую личность. Его коллега и такой же любитель бани, Василий, не торопился обнажаться. Прогуливался по раздевалке взад и вперед, лицо его сияло, как лакированный ботинок. И было отчего! На Васе был новенький, с иголочки, спортивный костюм «Адидас», что по тем временам, да еще для маленького городка – все одно, что «Ламборджини» последней модели для жителя мегаполиса.
– Привет, Василий, где обнову такую отхватил?
– А вот! Места знать надо, – с неподдельной гордостью и самодовольством изрек тот, – нормальный прикид? Зацени!
– Круто, – откровенно признался Михаил, – ну, что, пошли попаримся? Или так в костюмчике и в парилку пойдешь?
Вася с явной неохотой разделся, взял свой ощипанный, не первой свежести веник, зашли вместе в парилку.
– А давай-ка, покуда ты без костюмчика, я тебя попарю, – предложил Миша.
– Давай, родной, постарайся уж, – вытянулся на полке размякший Вася.
Попарились они от души, ополоснулись, вышли в раздевалку. Миша сел на скамейку, достал пивасик.
– Будешь? – обратился он к товарищу.
Но тот стоял словно окаменевший, выпучив глаза и издавая нечленораздельные звуки, больше похожие на болезненное икание.
– Вась, что такое? – отглотнув пивка насторожился Михаил.
– Ак… Дык… – Вася ничего не мог выдавить из себя, только тыкал пальцем в направлении своей сумки. Миша заглянул во чрево котомки. Она была пуста. Новеньки «Адидас» исчез бесследно!
– Вот те и на-а, – только и смог вымолвить ошарашенный Михаил, – сперли!