Однажды в Марчелике

– Разве мой дед был самоубийцей, метен? – спросила она у спины их проводника, но за него ответил рив:

– Вовсе нет, мешо! Просто на этом кладбище хоронят жителей города. А ваш дед не был жителем Сан-Валентино. Он захоронен на старом кладбище, рядом с остовом старой церкви. Она сгорела лет десять назад. Страшный пожар был, знаете ли… Но кладбище осталось. Вот и хоронят там тех, кого нельзя на новом кладбище.

Это объяснение успокоило Пеллу, и она снова терпеливо пошла за Руаном и Эберхатом, больше не задавая вопросов. Девушка глазела по сторонам и разглядывала прохожих, которых с каждой минутой становилось всё меньше и меньше.

Старая церковь располагалась за окраинными домами города. Впрочем, руины в сухой траве Марчелики подсказывали, что пожар, когда-то уничтоживший церковь, затронул не только её, но и весь Сан-Валентино. С тех пор, видимо, люди и стали жить в стороне, а пепелище постепенно было сожрано природой.

Старое кладбище оказалось небольшим погостом, окружённым каменной оградой. Большинство могил были заброшены и поросли кустарником. Однако были тут и свежие захоронения, к одному из которых подошёл Руан:

– Тут, мешо. Тут захоронен ваш дед, старый Гро…

Пелла остановилась у могилы, и сердце её сжалось на один краткий миг. В памяти проскочили воспоминания о матери, о старых фотографиях. Но боли не было… Её дед был для неё чужим человеком. Пелла хотела найти здесь себя, но поняла, что вся она осталась там – на Старом Эдеме. Там её жизнь, и там её судьба…

Судьба была не слишком романтичной, а местами и вовсе скучной. Но всё чаще Пелла думала, что, возможно, будущее не нравится ей лишь потому, что в её сердце маловато смирения…

– Зря вы приехали в Марчелику, мешо! – заметил Руан, будто прочитав её мысли.

– Наверно, и в самом деле зря…

Пелла вынуждена была согласиться с этим утверждением. И только когда рядом раздался глухой удар, а Крист резко осел в траву, она вдруг поняла, что Руан имеет в виду что-то другое…

– Что это значит? – девушка обернулась, но единственным, кто мог оглушить её друга, был рив.

А тот просто развёл руками и достал револьвер, направив на неё.

– Действуй, Руан! – кивнул он касадору.

– Ваш дед, мешо, был отморозком и ублюдком! – сказал тот, когда Пелла перевела на него взгляд. – Я мог бы часами рассказывать, как этот сучий потрох поганил жизнь многим хорошим людям!.. Но не буду… Когда он подыхал, истекая кровью, я пообещал, что если будет на то воля всевышнего – я на его могилу отправлю и всех его отродьев. Снимайте штаны, мешо! Пожалуй, старику будет приятно, если вам на его могиле тоже будет приятно…

– Вы не посмеете! – девушка сделала ещё шаг назад. – Оставьте меня! Рив!

– Не двигайтесь, мешо, иначе я, пожалуй, прострелю вам ногу! – заметил рив. – Руан, тебя же не смущают такие мелочи?

– Нет, что ты! – касадор чуть расслабленной походкой двинулся к Пелле.

А девушка в ужасе поняла, что сейчас она лишится невинности. Если, конечно же, что-нибудь срочно не предпримет. О том, что её собираются убить – она вообще не думала. Шок от происходящего заставлял её беспокоиться о чём угодно, кроме главного. Того прискорбного факта, что на кладбище её вели лишь для того, чтобы убить и закопать.

Как правило, люди не могут смириться со своей скорой гибелью, ведь мозг человека не верит в сам факт смерти. Признаёт, но не верит – все ведь хотят жить вечно!.. Именно поэтому Пелла больше думала о том, что её собираются снасильничать, а не убить. И приняла она самое верное в такой ситуации решение – весьма неожиданное как для рива, так и для Руана. Двинула ногой в промежность приближающемуся мужчине и истошно завизжала.

Удар вышел славный! И самое главное – Руану сразу стало не до любовных утех, потому что тот орган, что за них отвечает, сейчас заставлял его только страдать…

– Замолчи! – потребовал рив от Пеллы. – Замолчи, дура!

Но Пелла не могла замолчать – ей было страшно. А когда женщинам страшно – они визжат. Это все знают. И тогда рив применило безотказное средство: шагнул вперёд и двинул кулаком Пелле в лицо. От удара девушка не удержалась на ногах и упала на землю, хватаясь за ушибленную скулу и громко рыдая.

Когда она подняла голову, то увидела стоящего над ней Руана, который вытащил револьвер и целился в неё.

– Мелкая сука! Ничуть не лучше Гро! – прорычал он. – Какое же наслаждение было всадить ему пулю в потроха! Какое же было счастье видеть, как он… Это я убил Гро, заносчивая сука! И я вышибу мозги тебе!

Большим пальцем касадор взвёл курок, указательным надавил на спусковой крючок – и раздался выстрел…

Глава 1

Центральные равнины, близ посёлка Стеинхольвег, Марчелика, 12 апреля 1935 года М.Х.

– Нет! У меня нет этих денег! – исходил на сопли фермер, прикрывая руками разбитое лицо.

Дан решил, что раз тому жалко лицо, то можно пройтись и по другим частям тела. Поэтому от души влепил по рёбрам.

– Не надо меня бить! – расстроился побитый жизнью и Даном фермер.

– Не надо обманывать нас, Хоппер! – заметил Старик, с лёгким презрением взирая на должника. – Мы знаем, что ты продал свой урожай, на который занял денег. Так не пора ли вернуть долг?

– У меня нет денег! – снова тоскливо затянул тот.

– Слушай ты, чирей на сраке! – не выдержал Дан. – Услышу это ещё раз – сломаю тебе что-нибудь, понял меня? Так сломаю, что ты, говна кусок, замотаешься лекарям платить, чтобы вылечить! Где ты, гниль, спрятал деньги?

Старик осуждающе посмотрел на Дана: подобные угрозы выглядели явным перебором. Правила игры были составлены так, что откровенное членовредительство ни в коем случае не приветствовалось.

Долг надо было именно выбить. А пытать и угрожать нанести серьёзные увечья… Не такую уж большую сумму должен был бедный Хоппер ростовщику. Хотя, конечно, жадный фермер своим упрямством напросился…

Впрочем, он и сам понял, что немножко перегнул палку – и пора бы хоть с чем-нибудь расстаться. Было видно, как фермер задумался, какой из тайников выдать касадорам, но никак не мог вспомнить своей отбитой головой, где меньше всего денег спрятал. Урожай он и в самом деле получил отличный, сбыл с немалым приработком… Но это когда берёшь деньги – они чужие. А когда отдаёшь – они свои, кровные… А кто же отдаёт кровное-то?

Дану надоело ждать, и он снова занёс кулак, но фермер поднял палец, призывая его остановиться, и обречённо выдал:

– Под ножкой кровати… Забирайте, кровопийцы…

Старик хлопнул Дана по плечу, и они направились к домику забирать долг.

Дан и Старик… Вот уже одиннадцать лет эта парочка была неразлучна. Все в номаде знали, что там, где Старик – там Дан. А там, где Дан – там Старик.

Они впервые появились вместе одиннадцать лет назад. Старик, уже тогда старый и известный касадор, прогремевший по всей центральной Марчелике, привёл девятилетнего мальчика по имени Дан в номад своего давнего приятеля, Рональда Айвери. И с тех пор эти двое путешествовали с номадом, зарабатывали деньги и просто наслаждались жизнью.

Дан вырос, возмужал – и, как считали многие члены номада, стал молчаливым отморозком. Он с детства предпочитал не спорить, а бить, не договариваться, а бить. А когда у него появился револьвер, то начал ещё и стрелять…

Впрочем, несмотря на сложный характер, Дан был верным другом и хорошим касадором, снискавшим уважение среди членов номада. Но отморозком его всё равно считали. Обнаружить на его лице улыбку было либо огромной удачей – если кто-то рассказал весёлую историю… Либо большой неудачей – если никто не травил рядом никаких баек.

Потому что если смотришь на Дана, и рядом никто не травит баек, а он смотрит в ответ и улыбается – значит, сейчас будет бить. И хорошо, если хотя бы назовёт причину до того, как прилетит первый удар. В общем, наглухо отмороженный тип – без вопросов…

Вот только рядом всегда был Старик. Никто и не помнил, как зовут Старика, кроме его немногочисленных пожилых друзей. Он прибыл в Марчелику два десятка лет назад, а вскоре заслужил славу меткого стрелка и решительного касадора. Ружья и револьверы в его руках били быстро и без промаха – без всяких специй на меткость и ускорение.