Страница 18 из 38
– Ты думаешь, что евреев специально заваливают на экзаменах? – спросила она, искренне сомневаясь.
– Если ты желаешь связать свою судьбу со мной, тебе нужно оставить всякие иллюзии и трезво смотреть на жизнь.
– Я тебя никогда в обиду не дам, – сказала она.
– Хорошо, любимая. Я побегу, чтобы в будущем у нас с тобой было меньше проблем.
Она поднялась и обняла его. Он поцеловал её и направился к выходу.
9
Лев Самойлович купил билет на поезд и позвонил сыну.
– Ты собираешься, Рома?
– Да, папа. Я готов. Мама пойдёт меня провожать.
– Хорошо. Отправление в среду в девять вечера с седьмого пути, вагон номер пять. Я приду и принесу билет.
– Спасибо, папа.
Ромка положил трубку и после короткого раздумья набрал номер Кати.
– Добрый вечер. Позовите, пожалуйста, Катю.
С той стороны раздались какие-то невнятные шорохи, и Ромка услышал знакомый голос.
– Рома, что случилось?
– Я послезавтра уезжаю в Воронеж. Отец уже взял билеты. Хочу с тобой увидеться. Давай завтра.
– Хорошо. После обеда, часов в пять. На нашем месте.
– Ну, пока, целую, – сказал он и положил трубку.
Он ждал на улице возле газетного киоска недалеко от её дома. Она опаздывала, и Ромка с неведомым ему прежде беспокойством переминался с ноги на ногу. Увидев Катю, он облегчённо вздохнул, и пошёл навстречу.
– Знаешь, я впервые так разволновался. Мне вдруг стало ясно, что ты мне очень нужна.
– Рома, дорогой, я не случайно задержалась. Я с утра обзвонила своих подруг и Лена дала мне ключи от квартиры. Ты рад?
– Да я счастлив. Это далеко?
– А ты ещё большой ребёнок, Ромочка. Даже если на краю света, какое это имеет значение? Тут недалеко.
Через минут двадцать они зашли в подъезд дома и поднялись на третий этаж. Катя щёлкнула ключом, дверь легко подалась и они оказались в полутёмной гостиной, затенённой со стороны двора пышными ветвями тополей.
– Тебе тут нравится? – спросила она.
– С милой рай и в шалаше. Мы что-нибудь выпьем?
– Сейчас посмотрю.
Катя подошла к буфету и открыла его.
– Не густо, но есть открытая бутылка и тут же фужеры. Я налью. А вот и шоколадные конфеты.
Она протянула ему фужер, наполненный красным вином.
– За что пьём? – игриво произнесла она.
– За тебя.
– И за тебя и твои успехи. Ты же умненький мальчик.
– Я уже не мальчик, Катюша. Вчера мне ударило в голову, что могу тебя потерять. Пока не пойму, что со мной произошло.
– А не влюбился ли ты?
– Наверно. Никогда со мной такого не случалось.
Они выпили и принялись безудержно целоваться. Потом он подхватил её на руки и понёс в другую комнату, оказавшуюся спальней. Они рухнули на постель, и он стал лихорадочно срывать с неё одежду.
– Успокойся, милый. Вижу, что это у тебя в первый раз. Не торопись и разденься сам.
Он обнажённый лёг возле неё, она приподнялась на боку и, оказавшись сверху, навалилась на него.
Они лежали на спине, отдыхая после порыва безудержной страсти. Покоя и сладостное томление охватили всё его существо. Ромка был счастлив, тело и душа ликовали от незнакомых прежде ощущений.
– Ты любишь меня? – спросил он.
– Ты мне очень нравишься, ты милый и добрый, и сексуальный. Я от тебя такого не ожидала.
– А зачем тебе еврей? Нашла бы русского мужика покруче меня.
– Я ищу человека, который смог бы вывезти меня отсюда. И нашла тебя. Ты не доволен?
– Конечно, я рад, хотя я пока не думал об эмиграции. Да и границы-то сейчас закрыты. Кроме того, мне всегда казалось, что любовь лишена всякой корысти и не связана с какими-либо ожиданиями.
– Ты ещё не понял, Ромочка, что любовь просто так скоро кончается. Мужчину и женщину обязательно должно связывать что-то ещё.
– Наверное, это правильно. Ты умнее меня, Катюша.
Он повернулся к ней и, вновь почувствовав в себе острое желание, вошёл в неё.
10
Павелецкий вокзал пах машинным маслом и специфическим ароматом железной дороги, знакомым всем, кто когда-нибудь по ней путешествовал. К зданию вокзала необычной архитектуры с шатровыми покрытиями, построенному в начале века, прилегала огромная привокзальная площадь, на которой смыкалось стягивающее Москву, словно циклопической стальной удавкой, Садовое кольцо.
Ромка с мамой стоял на перроне возле вагона, ожидая отца, который должен был принести билет. Илья и Санька попрощались с ним днём, сделав перерыв в занятиях, и он в который раз подумал, как здорово жить с друзьями в одном доме. Тёплый июльский вечер опустился на город и здесь на путях их освещали бьющие со всех сторон мощные прожектора. Елена Моисеевна в свои сорок два года в бежевом брючном костюме выглядела свежо и молодо, как будто и не было мучительного развода с мужем. Появился Лев Самойлович, и они поднялись в вагон, на ходу показав билет молоденькой проводнице. Ромка поднял чемодан в багажную нишу под крышей, и они присели на матрасы, уже постеленные на нижних полках купе.
– Прибудешь, позвони.
– Хорошо, папа. Я позвоню от дяди.
– Питайся хорошо. На еде не экономь. Будущему экономисту тоже нужно крепкое здоровье, – наставляла сына Елена Моисеевна.
– Я понимаю, мама. Буду ведь ещё и стипендию получать.
– Ну, на ней ты не продержишься. Будем присылать тебе деньги. Ты только поступи и учись. Еврею без профессии в нашей стране преуспеть невозможно.
– Я постараюсь, папа.
По коридору вагона проследовала проводница, предупреждая провожающих об отправлении поезда. Родители попрощались с Ромой и спустились на перрон.
– Вырос наш сын, – сказал Лев Самойлович. – Время быстро летит.
– Он славный мальчик, Лёва.
– Ну как тебе живётся, Лена?
– Я привыкла, всё нормально. Миша – хороший интеллигентный человек.
– Я, наверное, сделал ошибку. Если бы не ребёнок от Веры, вернулся бы к тебе.
– Зачем ворошить прошлое. Разбитый горшок всё равно не склеишь.
Из окна купе Ромка со щемящей грустью наблюдал, как родители стояли на перроне, смотря в след отходящему поезду. Потом он достал из кожаного дипломата сборник шахматных партий, положил её на столик и углубился в чтение. В Кашире в начале двенадцатого, когда он уже лежал на верхней полке убаюканный мерными колебаниями вагона, дверь открылась и в купе ввалилась пара молодых людей. Вначале они сидели в обнимку, потом разделись, легли и занялись сексом, уверенные в том, что юноша, единственный возможный свидетель, уснул и им, молодожёнам, ничто не мешает предаться плотским наслаждениям.
Рано утром поезд прибыл в Воронеж. Ромка, стараясь не шуметь и не разбудить утомлённых любовью людей, достал из багажной ниши чемодан и вышел из купе. На привокзальной площади он сел в такси, постояв полчаса в очереди, и, зачитав водителю адрес из записной книжки, откинулся на спинку заднего сиденья «Волги». Начиналась новая пора жизни.
11
Санька сдал экзамены в университет и с беспокойством ожидал решение приёмной комиссии. В день, когда в вестибюле механико-математического факультета вывесили списки, он с трудом пробился через толпу абитуриентов к доске объявлений. Прочитав в столбце принятых «Абрамов Александр Наумович» он сразу не поверил и просмотрел список ещё раз. Ошибки быть не могло. Его приняли, несмотря на то, что фамилия и отчество не вызывали ни малейшего сомнения в его национальной принадлежности. Счастливый он вышел из здания, чтобы позвонить отцу и матери на работу. К телефонным будкам стояли очереди: юноши и девушки спешили передать своим близким радостную весть. Санька не захотел долго ждать и направился к станции метро «Университет». В вестибюле он быстро нашёл свободный аппарат.
– Папа, я зачислен.
– Я знаю, маме подруга уже позвонила, – спокойно ответил Наум Маркович. – Прекрасно, сегодня вечером выпьем за твои успехи. Не задерживайся.
Послышались частые гудки и Санька, повесив трубку, набрал номер Наташи.
– Саша, это ты? – спросила она.