Записки наемника

Душман был вооружен, в этом тоже нельзя сомневаться. В конце концов, он мог пристрелить меня прямо на улице. Но, скорее всего, это не входило в его планы. Ведь выгоднее продать!..

Я свернул с центральной улицы, убедился, что за мной идут, и принялся петлять по переулкам. Двое отстали, душман неотрывно следовал за мной. На одной из безлюдных улиц я свернул за угол дома и затаился.

Мой нож мягко вошел под левый сосок душмана. Я прислонил труп к стене, обшарил карманы. Пистолет, несколько рупий и целлофановый пакетик с белым порошком, очевидно, наркотиком.

Второго преследователя я тоже убил ножом, а третьего – выстрелом из пистолета. Обшаривать карманы не было времени. Теперь мне надо залечь на дно. Перемахнув через невысокую стену, я очутился на задах каких-то торговых рядов. Спрятался за пустые ящики. Звук выстрела привлек внимание. Многие видели, как я перемахнул через стену. Спустя некоторое время здесь окажется полиция. По следу может быть пущена собака. Еще светло, многолюдно, а я – обыкновенный убийца. Выждав некоторое время, я рывком перемахнул через более высокую стену, за которой находился жилой дом. Я очутился во внутреннем дворике. На маленьком табурете сидела женщина с открытым лицом и вышивала. Увидев меня, она громко и пронзительно завизжала. Прижимая палец к губам, чтобы женщина не шумела, я рванул к выходу. На счастье, калитка оказалась незапертой. Но из боковых дверей выскочил мужчина. Я наставил на него пистолет и попятился к выходу.

На улице мне пришлось идти по направлению движения людей. Они сбегались к месту убийства, на ходу выкрикивая какие-то фразы и возбужденно размахивая руками. На другой стороне улицы собирались люди, глазели на бегущую толпу. Даже пересечь улицу было опасно. Из лавчонок, магазинчиков непрерывно выбегали люди. На меня уже обращали внимание, задерживая взгляды на какие-то секунды больше положенного.

– Хэллоу, мистер русский! – неожиданно услышал я знакомый голос.

Рядом стоял джип без верха, за рулем сидел американец, который приходил к нам в подземелье. Он жестом приглашал меня в машину. Выбора у меня не было.

Проехав немного вперед, американец свернул налево, и мы выехали на улицу с оживленным автомобильным движением.

Джип мчался с повышенной скоростью. Затем повернул опять налево, еще раз налево и остановился.

– Ты – преступник! – сказал без тени злобы американец. В его белесых глазах я заметил искорку обыкновенного любопытства.

– Можешь оставаться здесь, можешь найти своего товарища, но все равно тебя поймает полиция и приведет сюда. Иди… Куда хочешь, иди.

Я вышел из машины и побрел по пустынной улице. Почему американец отпустил меня? Скорее всего, он не помнит в лицо Сашу. Теперь за мной будут следить – до тех пор, пока я не найду его.

Ночь я провел в ухоженном парке, перемахнув через его чугунную ограду. Этот район Исламабада был с европейской архитектурой, правильной планировкой улиц. Полиции здесь тоже хватало.

Едва забрезжил рассвет, я снова очутился на улице и влез в битком набитый автобус. Пассажиры передавали один другому деньги за проезд. Я бесплатно доехал почти до самого выезда из района города, в который попал благодаря американцу.

Этот американец вывел меня из себя! Он играет со мной, как кошка с пойманной мышью, в любой момент властная ударом лапы прервать жизнь жертвы. Если американец понимает, что я преступник, который прикончил троих душманов, зачем я ему нужен?

Действительно, для чего ему нужен преступник? Но преступник ли я?

Я знаю, что убийство является тяжким преступлением. Ничто не воскресит человека из мертвых. Поэтому на меня сейчас идет охота, если не со стороны пакистанской полиции, которой не до убитых афганцев, то со стороны жаждущих мести моджахедов.

Я знаю, что своими рассуждениями пытаюсь оправдать себя. Да, я убил, защищая личную свободу, ушел от реальной угрозы собственной жизни. Ведь я не знал намерения афганцев! Но, с другой стороны, я пришел в их страну, чтобы вести боевые действия против них же. В таком случае, я виноват.

Черт побери, может, я виноват в том, что эти олухи не ладят с собственным правительством?

Может, люди просто кровожадны, и им нравится убивать, и, в конце концов, быть убитыми? Разве не совершаются убийства во вполне цивилизованных странах? Разумеется, в куда меньших масштабах.

Я бродил по пригороду, зорко наблюдая за прохожими. Приходилось опасаться автомашин – из них можно вести отличное наблюдение. Но теперь я был вооружен. Несколько раз меня подмывало распрощаться с пистолетом, но мысль о том, что у пакистанцев не найдется желания провести баллистическую экспертизу, удерживала меня. А если я попадусь с пистолетом, моим «старым друзьям» душманам, то до баллистической экспертизы (с этими дикарями!) дело не дойдет. Теперь я чувствовал, что как огня боялся этого города. Купив за несколько рупий лепешек у уличного торговца, залег в придорожных кустах.

Лепешки только разожгли мучительное чувство голода. Лежать в кустах, превозмогая рези в желудке, было невозможно. Неужели придется воспользоваться теми знаниями и навыками, которые получил в школе выживания?

Я вышел к дороге и, спустившись вниз по откосу, побрел в поисках съестного. Возле небольших домов в низине меня облаяла черная собака на высоких, как у борзой, ногах. То была обыкновенная дворняга, беззлобная, глупая, и она поплатилась за это своей жизнью. Вначале я привлек ее внимание куском ветоши: держал его в протянутой руке, приманивал собаку. Собаку пришлось погладить – и она начала меня сопровождать. Убедившись, что меня никто не видит, я накинул на шею дворняге кусок проволоки и сдавил ей горло. Через пару минут она даже не дергалась.

Стянув с куска проволоки полихлорвиниловую оболочку, я ввел ее в шейную артерию собаки и быстро начал пить ее кровь, пока она не свернулась.

Почувствовав тепло в желудке, я успокоился. Теперь можно было подумать и об отдыхе.

Несомненно, по городу меня разыскивают из-за убитых. Мне следовало изменить свой облик. И я превратился в очень сутулого и неряшливого старца с клюкой. В таком виде достиг центра города, отыскал необходимую улицу и начал прохаживаться по ней в надежде встретить исчезнувшего радиста.

Была ужасная жара. Солнце палило нещадно. Но настроение улучшилось. Потому что теперь я знал удобные ходы и выходы на эту улицу; у меня было несколько запасных вариантов отхода.

Я прикидывался немым, отпала всякая необходимость в общении. Но уменьшалась с каждым днем и надежда встретить Сашу.

Проходили дни. Несколько раз я обнаруживал, что меня все еще ищут. И вот совершенно неожиданно вечером, когда я пробрался на местный базар в надежде поживиться съестным, услыхал крики на русском языке:

– Не дам, сволочь, не твое!

Это кричал радист. Боже, что он из себя представлял! Грязный, покрытый струпьями оборванец. На выходе из торговых рядов собралась ватага местных нищих. Похоже, они делили дневную выручку. В этот раз пакистанские нищие пытались обобрать моего товарища. Я сразу не бросился на выручку, опасаясь душманов. Тем временем трое или четверо босяков напали на Сашу, повалили его и уже разжимали стиснутые руки с зажатыми в них деньгами.

Я внимательно осмотрелся. Ничего подозрительного. Все чисто. Расправа была коротка. Один из нищих получил в челюсть, другой отлетел от удара ногой, оставшиеся двое моментально смылись…

Радист с плачем собирал бумажки с земли. Я нагнулся к нему и прошептал:

– Быстро сматываемся отсюда!

Он даже не повернулся на шепот. Я схватил его за рыжую щетину и потянул к себе.

– Ты?! – удивленно выдохнул он.

– Уходим, быстро уходим! – выразительно прошептал я в надежде, что по губам он прочитает мои слова.

Когда мы покидали базар, радист хватал с земли корки дынь и жадно пожирал их. Я бил его по рукам.

– Меня и в полицию сдавали, но я молчал… А глухой я и так… Неделю просидел, а потом выпустили. Там у них все переполнено.