Ассорти(р)

Больше он свой номер клиенткам не оставлял. И начинал подозрительно относиться к тем, кто пытался его взять. Словно мальчика по вызову!

Тем более – красивым. Понимая уже, что дело было вовсе не в нём, когда он вспоминал её по звонкому голосу в телефонной трубке. И через пару минут увозил её, такую пьяную и расстроенную, согласную ехать с ним уже «хоть на край земли!» А что это вся её такая благополучная, прежде, жизнь стремительно «катилась под откос» за время их беседы на песчаном краю земли, близ моря. Чтобы он её, дурёху такую, пожалел и… хоть как-то утешил.

Вручив ей этот «утешительный приз», как она смеялась, обсуждая его (утеху) с подругами, когда он им снова попадался, заказав такси.

– Я так и знала! – разочарованно заявила Диана.

– Что ты знала? – не понял Лёша.

– Что именно этим всё у нас и закончится! – не скрывала досады Диана, отстраняя его (утеху) тоном голоса. Не желая даже касаться!

– А чем это могло, по твоему мнению, у нас закончится? – продолжал не понимать Лёша.

– Пару недель назад у меня был один… господинчик, – оживилась та, – с которым мы так же покатались пару часов по городу, пообщались, а затем он отвёз меня в самую дорогую в городе гостиницу! А не просто к морю. – Скривила она лицо. – Знаешь, я не люблю секс в машине, – призналась Диана. – И уже давно.

Мол, для меня это пройденный этап.

– Хорошо, это будет у нас в последний раз, – улыбнулся Лёша. И занялся с ней сексом.

Что и побудило его снять жилье. Не снимать же для неё каждый раз номер в гостинице? Тем более – самой дорогой. Да, Диана ему понравилась. И в постели – тоже. Понравилась ещё больше!

Ещё ему нравилось работать таксистом. Именно потому, что машина была для него «вторым домом», за отсутствием жилья. Лёгким движением руки превращая салон в постель, раскладывая кресла. Ведь, покупая очередную машину, он уже не заглядывал под капот, как все, начинающие. В автолюбители. Первым делом он заглядывал в салон и пытался разложить сиденья. И если они раскладывались, создавая ровную и мягкую поверхность, только потом узнавал пробег и состояние кузова, двигателя и ходовой части. Понимая уже, что все это – наживное. А главное же – сам салон, желательно – велюровый.

Да и многие из написанных им (здесь) мыслей приходили Лёше в голову прямо во время выполнения заказа. И он одной рукой пытался судорожно записать их в телефоне, пока эти трепетные музы его не покинули, как уже не раз было, а другой рукой продолжал рулить и дергать коробку передач, придерживая руль ногой. И некоторые клиентки, как только начинали это замечать, шумно просили его «прекратить это безобразие!» Мол, я плачу вам деньги вовсе не для того, чтобы попасть в аварию! Думая, что он просто-напросто с кем-то переписывается. Из своих любовниц. Как все.

Начиная ревновать?

Ну, не мог же Лёша начать ей сбивчиво объяснять, что, издав книгу, он надеется выручить за эту, вот, светлую идею, что его внезапно осенила прямо во время поездки, гораздо больше, чем любая из них сможет ему заплатить, даже катаясь с ним по городу весь день? А тем более – вечер. Своим телом. По пляжам и видовым площадкам.

Она тут же кинулась бы доказывать ему, что её тело стоит гораздо больше! Даже – за полчаса! Хотя бы потому, что ей просто некогда:

– Именно поэтому я и вызвала себе такси! А не таксиста, чтобы ублажать его весь день. А как же муж? Любовник? Нельзя же быть таким эгоистом? Я должна думать ещё и о других, а не только о тебе. – И, взъерошив ему волосы, выходила из…

его фантазий. Недовольно хлопнув дверью его машины. За то, что он так и не дал ей возможности произнести эту мысль вслух. Прочитав её «про себя» по её глазам. Глазам, уже согласным заплатить ему даже за весь день – за один вечер! Что б забыть с ним за эти полчаса обо всех на свете!

И только один клиент догадался, что Лёша пишет книгу. Продолжая записывать эту мысль.

– Я смотрю, ты что-то, там, печатаешь. Хотел вначале это прекратить, а потом заметил, ты что-то ещё и исправляешь. Значит, пишет книгу, понял я.

– Да, пишу книгу! – самодовольно улыбнулся Лёша.

– И о чем книга?

– О себе-любимом! А чём же ещё писать? О проблемах горнорудной промышленности, как Ефремов? Не те времена! Я создаю научный трактат о любви, замаскированный под художку. А так как у меня, как и у любого учёного, исключительно бедное воображение, то я и использую себя и своих бывших девушек, как не-наглядные пособия. Описывая то, что со мной реально было. Тем более что ещё Горький заметил, что любой желающий может написать роман, рассказав в нём о себе и о том, что с ним происходило. И он не считает таких людей даже писателями! Но я-то и не писатель вовсе, я философ, как Пастернак, который так и не написал ничего стоящего, кроме стихотворения «Уроки английского». Поэтому мне – можно, – улыбнулся Лёша особо догадливому клиенту. – Ведь я запихиваю в этот хлам из своего прошлого то, что меня сейчас реально волнует – как художника, а не как того похотливого самца, каким я тогда казался самкам, пока ходил в моря и у меня были на эти исследования – женских тел – деньги. Потому что теперь денег нет, и мне ничего не остаётся, как творить. Вспоминая то, каким я был! Были бы у меня деньги… Эх, я бы тут, в реале, такого натворил! Пока есть здоровье. Чтобы, под старость лет, только сидеть себе в кресле и творить, творить, творить…

– Всем нравиться моя откровенно выпуклая назад попка. А тебе она нравится? – обратила Диана его рассеянное внимание на свой зад уже в квартире, которую Лёша тут же снял.

Позвонив Диане, словно девочку по вызову.

– Даже больше, чем ты! – признался Лёша, усмехнувшись в её красивое лицо. – Шучу. Но и она – тоже.

– Это – мой конёк! Тем более что я и сама люблю, когда мужчины подкрадываются ко мне сзади. Со своими грязными намерениями.

– Так, давай-ка твой «конёк» слегка «обкатаем», – улыбнулся Лёша и притянул её к себе. – Фигуристка!

Что на фоне тонкой талии, за которой она откровенно следила, не позволяя себе ни жирного, ни сладкого, выглядела весьма эффектно. Вызывая обратный, не менее выпуклый, эффект у мужчин в постели.

– А ты мне понравился именно тем, что ты любишь солянку. Ещё в машине, – призналась она, когда он уже за-кончил (любоваться) на её выдающуюся попку. – Можешь кончать в меня. В отличии от Софьи, я принимаю противозачаточные таблетки.

– Солянку? Да я её с детства не люблю!

– Ты не так понял, – снисходительно улыбнулась Диана. – «Солянкой» мы называем то, что в других странах называется «куни».

– А что, это можно не любить? Особенно – с девушкой, которая тебе откровенно нравится. – Подчеркнул он. Её красоту!

– Ну, не все это любят. У меня уже был один парень, с которым я почти год не могла расстаться именно из-за солянки, – мечтательно улыбнулась Диана, вспоминая то, как тот делал ей приятно: своим языком, губами… – Он был некрасивым, да, но делал её так умело, что я ему всё это прощала. Каждый вечер. Пока Софья не стала меня в этом упрекать. И только из-за неё мне пришлось с ним порвать. Ведь это мешало ей брать меня с собой для съема симпатичных отдыхающих, и она очень злились на то, что, из-за этого уродца, я чуть не выбыла из игры, едва не пропустив «сезон охоты».

– Так ты и до сих пор играешь? – не понял Лёша. – В Богиню Диану? И со мной – тоже?

– Тогда мне было лет девятнадцать, – мечтательно вспомнила Диана. – Я была ещё молодой и глупой. К тому же, по сезону, к нам на базу отдыха приезжала просто масса симпатичных отдыхающих, которые весь год работали по всей стране, не разгибая спины, чтобы существенную часть заработанных ими средств (обольщения) потратить летом на таких красивых девушек, как я и Софья. Живущих, с детства, невдалеке от базы отдыха. Молодых и глупых, – как бы извиняясь, улыбнулась она, – отдыхающих, которые и помогли мне о нём забыть. Навсегда, – вздохнула Диана: по его солянке. – И ты мне его, слегка, напомнил.