Страница 20 из 52
– С Тартаровым партийный суд разберётся. А за Азефа я ручаюсь.
Пошёл дождь, и они укрылись в кофейне. Савинков рассказал о неудаче с приручением Гапона.
– Твой протеже, Пётр, нас разочаровал. Как только мы его приняли в партию, он пожелал войти в Центральный комитет, а потом вознамерился возглавить партию.
– Он – человек с большими амбициями, Борис, – вздохнул Рутенберг.
– Но работать по-нашему и учиться не захотел. Мы с ним расстались.
– Ну и правильно сделали. Жаль, конечно, что не удалось воспользоваться его огромным влиянием на рабочих.
– Между прочим, он сейчас в Петербурге, – произнёс Савинков, – живёт в конспиративной квартире. Он восстановил связи с рабочими и ведёт переговоры об амнистии. Его так и не реабилитировали за девятое января.
– Я хорошо его знаю, Борис. Он органически нуждается в энергии, которую получает от массы. Иначе не выживет и погибнет. А рабочие тоже нуждаются в нём. Это какой-то симбиоз.
– Поговори с ним, Пётр. Боюсь, он своим самовластием натворит таких дел, что нам не расхлебать.
– Я обязательно с ним встречусь.
Они выпили кофе с баранками и, открыв зонты, вышли на улицу и попрощались. Рутенберг остановил пролётку и поднялся на неё. Лошадь проворно покатила по мостовой, подстёгиваемая ударами ямщика.
Рутенберг обратился к рабочему Петрову и тот привёл его к Гапону. Георгий Аполлонович даже обрадовался ему. Отлучённый от церкви Синодом, он потерял сан священника, но роль вождя и лидера от этого только стала в нём более выразимой и значительной. Пребывание в Европе сделало его более либеральным, он приобрёл вкус к элегантной гражданской одежде, стригся коротко и имел маленькую аккуратную бороду. А сейчас на нём был красивый халат и мягкие кожаные тапочки на босых холёных ногах.
– Рад тебя видеть, Пётр Моисеевич. От кого узнал о моём приезде?
– От Петрова.
– Ты, наверное, знаешь, что я здесь нахожусь нелегально.
– Напрасно, Георгий, ты приехал. Тебя могут арестовать и посадить.
– Не могу я, Пётр, бездельничать. Такой я человек. Предпринял кое-какие меры для легализации. Подключил журналистов. Они навещают чиновников и министров и просят за меня и за открытие отделов моего «Собрания».
– У тебя, я помню, всегда были неплохие отношения с господами, Зубатовым, Фуллоном, Лопухиным.
– Увы, всё в прошлом. Другие люди у кормила власти. Теперь мы по разные стороны баррикад.
Они ещё долго сидели, попивая чай с печеньем и вспоминая о праздной и беспечной жизни в Европе.
Предательство Гапона
1
Председатель совета министров граф Сергей Витте являлся фактическим автором манифеста 17 октября. Ему удалось убедить императора Николая II преобразовать Россию в конституционную монархию по типу многих европейских стран. Но прибытие Гапона могло помешать его планам. Он хотел было арестовать и судить его, но подумал о значительном влиянии его в народе и решил не усложнять положение вещей. Выслать же его за границу незамедлительно было совершенно необходимо. После заседания правительства он поговорил об этом с министром внутренних дел Петром Дурново. Министр обратился к главе Департамента полиции Герасимову. Тот вызвал в кабинет чиновника особых поручений Манасевича-Мануйлова.
– Иван Фёдорович, граф Витте хочет дать вам одно пикантное поручение. Надеюсь, Вы меня не подведёте. Речь идёт о Гапоне.
– Постараюсь Вас не подвести, Александр Васильевич.
– Идите к нему, он Вас ждёт.
Секретарь в канцелярии приветствовал его и подтвердил, что председатель совета министров у себя. Мануйлов в большом кабинете оказался впервые, но его зоркий взгляд сразу нашёл граф Витте за большим дубовым столом в дальнем конце комнаты.
– Здравствуйте, господин премьер-министр.
– Проходите и садитесь, Иван Фёдорович, – сказал Витте и, подождав, пока тот займёт место по другую сторону стола, продолжил. – Я хочу обсудить с Вами весьма важный для страны вопрос. Видите ли, в столицу нелегально прибыл опасный политический авантюрист Георгий Гапон. Вокруг него объединяются десятки тысяч петербургских рабочих. Он в это напряжённое время может стать их сильным вожаком.
– Сергей Юльевич, наш департамент ведёт за ним постоянное наблюдение, как в России, так и за рубежом, и мы готовы в любой момент его задержать.
– Это, Иван Фёдорович, вызовет серьёзные общественные протесты. Я прошу Вас встретиться с ним и убедить его на некоторое время покинуть страну. Когда мы сумеем понизить накал противостояния, он вернётся.
– Господин премьер-министр, я приложу все свои силы и умения.
– Я не сомневаюсь в Вашей преданности России. Мне Пётр Николаевич передал адрес Гапона. Возьмите.
Граф Витте протянул лист бумаги. Мануйлов положил его во внутренний карман пиджака.
– Желаю Вам успеха, Иван Фёдорович, – произнёс премьер-министр и поднялся из-за стола, показывая этим, что беседа окончена.
Вечером Мануйлов отправился к Гапону на квартиру. В результате долгих часов переговоров ему удалось добиться его согласия. Он уедет на полтора месяца при условии, если граф Витте обязуется возобновить деятельность закрытых отделов «Собрания», возместить профсоюзу убытки, связанные с их закрытием, амнистирует его и позволит вернуться к участию в делах «Собрания». С этим Мануйлов вернулся на другой день в канцелярию председателя совета министров. Сергей Юльевич его сразу принял.
– Гапон стремится восстановить деятельность своего профсоюза и вновь возглавить рабочих, – произнёс Витте, выслушав своего посланника. – Его желание столь велико, что он готов будет пойти на большие уступки.
– Возможно, господин премьер-министр, предложить даже сотрудничество с Департаментом.
– Это было бы замечательно. Я поговорю об этом с господином Дурново. Но сейчас мне важно другое. Вы же знаете, что в городе с октября месяца действует Совет рабочих депутатов.
– Конечно. И там главную роль играют социал-демократы, Хрусталёв-Носарь и Лев Троцкий. Они выступили с призывом к вооружённому восстанию.
– Я предлагаю, Иван Фёдорович, вернуть «Собрание» к жизни и настроить его против Совета рабочих депутатов.
– Но как это сделать? – спросил Мануйлов. – Ведь сам Гапон хочет быть во главе восстания. По нашим сведениям, он активно участвовал в операции по доставке оружия на корабле.
– Но, по-моему, он с тех пор изменился, – произнёс Витте.
– Я это тоже почувствовал во время нашего разговора. Он не сблизился с социал-демократами, вышел их партии социалистов-революционеров.
– Главное, Иван Фёдорович, чтобы он отказался от вооружённой борьбы. Постарайся его убедить в неспособности кровопролития решить проблемы рабочих. Манифест даёт им почти всё, что они желали получить.
– Нужно прийти к соглашению с ним, – заметил Мануйлов. – В нём как бы две части: что даём ему мы, и что хочет от нас он.
– Я думал об этом и утром сделал наброски программы, – сказал Витте и передал собеседнику исписанный им лист бумаги. – Познакомьтесь с ней и предложите ему. Если он напишет воззвание к рабочим в этом духе, значит, он принял наши условия и заинтересован в нашем сотрудничестве.
Гапон согласился с программой графа Витте и в воззвании к рабочим написал об отказе от вооружённого восстания и противостоянии революционным партиям. Рутенберг его прочёл и не без сожаления понял, что Гапон изменил своим прежним воззрениям.
Он решил как можно раньше с ним встретиться. Георгий Аполлонович согласился, хотя и без большого желания, и Рутенберг это почувствовал.
– Георгий, что с тобой? Твоё воззвание отвергает многое из того, к чему ты призывал своих людей.
– Это просто игра. Я в последнее время всё больше склоняюсь к мысли, кажется, Макиавелли, что для достижения цели все средства хороши.
– Но ты отвергаешь вооружённую борьбу с самодержавием, не желаешь идти вместе с нами.
– Пётр, меня вынуждают идти на это обстоятельства. Мне угрожают арестом и судом, закрыли «Собрание». Меня вынуждают уехать из страны. Я больше так не могу.