Страница 5 из 49
Большой аврал
Небольшой пароходик, бодро дымя, бежал по морю. Финский залив совсем недавно освободился от ледяного покрова, сковывавшего его в течение почти полугода, и яркое не по-весеннему солнце отражалось на спокойной поверхности Маркизовой лужи. Слева, в туманной дымке, виднелись дома и дачи Стрельны и Петергофа. Справа стоявший на палубе мичман видел рощи и парки Сестрорецка. Через некоторое время впереди, накрытый сверху, словно покрывалом, тяжелой дымной тучей появился низкий остров Котлин, окруженный разбросанными по маленьким островам фортами. Гранитные крепости сторожили подходы к Кронштадту, зорко вглядываясь в морские дали глазами наблюдателей и дулами артиллерийских орудий. Заметив на ближайшем островке яркую искорку отразившегося от линзы бинокля солнечного луча, Петр с трудом удержался, чтобы не помахать наблюдателю. Но сдержался, представив, как неуместно будет такое явное выражение чувств у морского офицера. Уже не шалуна-гардемарина, а серьезного и ответственного молодого офицера, которого ждет служба на новейшем броненосце Балтийского флота. Не простая служба, а скорее всего настоящее морское путешествие «за три моря» и война с японским флотом. О возможности такой экспедиции говорили во всех салонах столицы, в офицерских собраниях гвардейских полков и даже в трактирах. И только газеты хранили полное, но весьма красноречивое молчание. Отчего любой читатель понимал, что тут не обошлось без цензурных ограничений, и был готов поверить в любые слухи. Однако мичман Анжу относился к той сравнительно небольшой группе людей, загадочно молчащих в ответ на расспросы о ходящих слухах и твердо знающих, насколько они реальны. Он твердо знал, что едет служить на корабль, который спешно готовится к дальнему плаванию к берегам Японии. К экспедиции, которая там, далеко, за тысячи миль от балтийских берегов, закончится боем. Будут греметь пушки и литься кровь. А здесь, в Петербурге будут читать об этом в газетах и ругать цензуру, не пропускающую в печать подробности боевых действий.
Пароход тем временем добрался до места назначения, ошвартовавшись у длинного деревянного мола. Анжу, за которым следовал стюард, нанятый для переноски вещей до извозчика, быстро спустился на землю и поспешил нанять первый из стоящих в ожидании пассажиров экипажей.
После блестящего столичного Петербурга Кронштадт выглядел одним из тысяч глухих провинциальных городишек, которых немало разбросано по необъятной территории России. Но практически сразу любой наблюдатель видел специфические отличия, отличающие его от всех остальных населенных пунктов не только российских, но и всего мира. Первое из них Петр вспомнил сразу, едва только извозчик стронул с места свою пегую кобылу. Под колесами экипажа загремели железные шестиугольные плиты, которыми, вместо общепринятых дубовых, была выложена мостовая по всему Кронштадту. Как рассказывали Анжу во время морской практики на блокшиве «Рюрик», это новшество ввел предыдущий генерал-адмирал, великий князь Константин, который заботился не только о флоте, но и о его базе. Пока экипаж ехал по улицам к военной гавани, Петр успел заметить, что за плитками следят плохо. Среди них уже попадались уже покореженные, с торчащими вверх острыми краями, способными поранить ноги лошадей. Заодно мичман снова ощутил и второе специфическое коренное отличие Кронштадта от обычных городов. Отличие, определяющееся его ролью, как основной базы флота. Это — матросы. В одиночку, и целыми ротами марширующие в строю, безоружные и вооруженные. Матросы встречались буквально на каждом дюйме любой улицы. Ежеминутно слышались команды: — Смирно, равнение направо! Смирно, равнение налево! — и Анжу почти всю дорогу не отрывал руки от козырька фуражки, отвечая на отдаваемую честь.
Наконец показался небольшой сквер, разбитый возле Военной гавани. Объехав памятник Петру Великому с огромной бронзовой фигурой Императора и лаконичной надписью на пьедестале: «Место сие хранить яко зеницу ока», извозчик подвез мичмана к пристани. У которой, к огорчению Петра, не оказалось ни одного катера с кораблей. Но, компенсируя отсутствие военных катеров и шлюпок, у пристани стояли несколько яликов, хозяева которых наперебой предлагали свои услуги. Наняв ялик, Анжу приказал везти себя на броненосец «Император Николай I». Корабль серой громадой возвышался у мола, как раз против пристани, у так называемых «лесных ворот» Военной гавани, облепленный баржами и плавучими кранами. Старик-владелец ялика неторопливо шевелил веслами, подгоняя свое плавающее средство к кораблю, словно давая Петру время внимательно рассмотреть броненосец.
«Император Николай I» был вторым в серии новейших «броненосных таранов». Теперь в составе Балтийского флота кроме старого броненосца «Петр Великий», броненосных и полуброненосных фрегатов — крейсеров, а также откровенно устаревших мониторов и плавучих батарей, появилось два новых неплохо вооруженных и бронированных корабля. Правда, слышал Петр Иванович и критические высказывания об этих судах. Критики указывали на разнотипность двух кораблей, слабые механизмы, не позволяющие развивать проектную скорость и неполную защиту компаундной броней. Тем более, что на «Николая» ее ставили до сих пор, поскольку в Кронштадт корабль прибыл с частично установленными броневыми плитами и наскоро собранными главными машинами. Проведенные в октябре ходовые испытания, как слышал Анжу, выявили необходимость существенной доработки энергетической установки. Установка броневых плит возобновилась только первого ноября и продолжалась до сих пор. Но несмотря на сильное опоздание в готовности этого корабля, было приказано во что бы то ни стало приготовить его к походу. Назначение командиром корабля капитана первого ранга Якова Аполлоновича Гильтебрандта, моряка блестящей репутации, энергичного, требовательного и строгого, укрепляло уверенность, что корабль будет готов к сроку. Это было тем более необходимо, что он входил в состав самого ядра формирующейся Второй Тихоокеанской эскадры — дивизиона броненосцев.