Заповедник "Неандерталь". Снабженец

А дальше… Дальше началась пахота. И конными плугами, и волами. Только монстра вступила, когда пришел ее черед землю бороновать. Для животных это самая тяжкая работа. Ваня Юшко был счастлив от всеобщего внимания, хотя давно должен был бы к нему привыкнуть.

Мертваго, подошел ко мне и на ухо шепнул.

- Вина запасли, Дмитрий Дмитриевич? А то народ не поймёт, что на такой большой праздник ему даже стакан вина хозяин отжадовал.

Пришлось мотаться в дореволюционный Крым на ««форде»» и в Феодосии на оставшиеся у меня от поездки в Омск золотые монеты покупать двадцати вёдерную бочку красного вина. И в церковной лавке по дороге вёдерный бочонок местного монастырского кагора – для Онуфрия, народ причащать. Вместе с кагором прикупил по случаю позолоченную дароносицу и серебряную филигранную чашу с ложкой - для причастия. Пусть шурин порадуется сам и народ порадует.

Автомобиль, конечно, привлёк внимание публики, но не столь ожидаемое. Тут такие кракозябры с мотором иной раз катаются, что просто удивляешься человеческой фантазии.

Солёное озеро континентального типа мы всё же нашли. Около будущего Казантипа, что пока горкой возвышается между дюнами, и никакой ещё не полуостров, тем более не мыс. Далее на север азовские болота с плавнями.

Если привязать к современной карте Крыма, то это озеро Акташ. С северной стороны песчаные дюны; с востока - болото, переходящие в плавни; с юга – лесные колки, в основном сосна и акация; с запада – степь на известняке. На юге до леса ещё тянется солончак километровой ширины.

Ближе к северному берегу – остров, плоский и пустой. Растительность чахлая.

Куча мелких ручьев втекает в это большое озеро, не вытекает никого. Озеро большое и мелкое. Что совсем торт – уже солёное. И соль вкусная. Вопрос только в том, где испаритель ладить? Отмели сами тут покрылись тонким налётом соли, аж глаз на солнце режет как снег в Арктике. Но этого мало и чрезмерно трудоёмко будет очищать такую соль от грунта. Толстым слоем соль нарастает на всяких деревяшках, оказавшихся в воде.

Люди нужны на постоянную работу тут. С испарителя соль буртовать, и, подсохшую в бурте, уже в тару укладывать. И всё вручную. Тару, еще придумать надо какую? Желательно оборотную.

Егеря прискакали от плавней с набитой стрелами птицей – ужин ладить. Патрон тут считается дорогим, а стрелы к лукам они сами делают.

Меделяны с ними бегали за ретриверов. Забавно было глядеть, как огромные псы из камышей птичку тягают, изображая из себя спаниелей.

Мы теперь в конные экспедиции без собак не ездим. И охранники, и защитники они нам, и помощники. Так что птиц били и в расчёте на них. Нам чирков. Собакам - цапли.

Жрут псы цапель, только хруст стоит. А мы своих чирков потрошим, да от перьев чистим – на костре жарить будем. Весенние уточки, жира на них маловато. Но если солью, да перчиком натереть, так пальчики оближешь. А можно и с перьями в глине запечь, только это дольше готовиться будет.

- Не поедут сюда с Кубани жить, - протянул Сосипатор, оглядывая окрестности. - Голо тут. И уныло. Хотя птицы много. А степь хороша, хоть овечек заводи.

- А если вахтой? – спросил я, поворачивая палочку с нанизанной на ней утиной тушкой.

- Это как?

- Ну, год на соли работать, год на поле, - пояснил я.

- Ни два, ни полтора, - ответил мой псарь, - Не оратай, ни солевой рабочий. И то, и другое в загоне будет. Работу на соли почтут за барщину. И наработают на ««отвяжись, барин»». А от своего поля у них руки отвыкнут. Повадятся лодыря гонять – не отучишь потом. Человек, соль добывающий, должон или страх божий с плётки надсмотрщика ощущать или выгоду свою. Я так со своей кочки маракую. А ты, барин, смотри как тебе лучше. Ты же у нас учёный.

- А какая у мужика может быть выгода?

- Это тебе, Дмитрий Дмитриевич, с Тарабриным говорить надо. Мне вот они выгода, - потрепал Сосипатор по затылку лежащего рядом с ним кобеля, который тут же переложил большую лобастую голову к нему на колено и шумно выдохнул через ноздри, сдувая прилипшее к носу пёрышко.

- В чём твоя выгода? – не понял я.

- В любви, барин, в любви. Так как тебя собаки любят, человек никогда любить не будет. Про верность я уже промолчу.

Переночевали у костерка, а с утра стали искать место для поселения будущих солевиков. Чтобы и озеро было недалече - не утомляться на работу ходить, и пресная вода рядом в достаточном количестве - не только себе и скотине попить, но и огород полить. И какой затон на испаритель огораживать, чтобы не пересыхало в том месте озеро совсем, и можно было в испаритель воду с озера запускать по необходимости, а не как бог сподобит. Или совсем новый испаритель самим копать?

Вроде и примитивная технология – жди, пока солнышко всю рапу высушит, и сгребай, даже варницы без надобности, но и своих тонкостей с избытком. А опыта у нас никакого. У меня так вообще только тот, что в интернете прочитал.

Когда надоело гулять вслепую, достал ноут с солнечной батареей, и прошелся по будущим поселениям. Люди не от балды селятся и веками на одном месте живут.

Ткнул в гугл-мапу пальцем на мониторе и сказал, заинтересовавшимся моими действиями Сосипатору.

- Здесь. Только, кроме ручья, еще колодец копать придётся. Вот тут, - увеличил я изображение колодца.

- Чудны дела твои, господи, - перекрестился Сосипатор. – Нам бы такую машинку да на Кавказскую линию. А то часто, считай, сослепу бродили по тем горкам.

На обед нам меделяны добыли в степи пару диких козочек. Сами. Сами добыли и сами же нам принесли, чем меня удивили до глубины души.

- А что ты хотел, барин? – пробасил довольный Сосипатор. – На царскую охоту абы кого не брали. Рабочие пёсики. Надо ещё их мордашей опробовать на крупной дичи. Быков в степи на юге много. Пусть Баранов покажет, какие они быкодавы.

Что есть – то есть, по продуктивности степь северного берега ни в какое сравнение с югом не шла. Может лес и река между ними тому причиной. А может и леопарды в лесу. Не скажу точно – не специалист.

Не успели добычу разделать, как раздался громкий хлопок.

- Ложись, - крикнул я, падая на землю. - Граната!

Что-что, а с армии ещё я научился на звук распознавать, как хлопает ручная граната, а с каким звуком рвётся установленная мина или взрывается артиллерийский снаряд. Со своей инженерно-сапёрной ротой я с полигона не вылазил весь тёплый сезон.

Все залегли, наставив винтовки в сторону этого неприродного звука.

Через десять минут на нас из-за увала вышел… взвод типичных моряков. В бескозырках, голландках, тельняшках и клешах. С винтовками в руках. Только какие-то все худые да оборванные. Человек тридцать. Одного несли на носилках.

- Стой! Кто такие? – пробасил Сосипатор, не вставая.

Моряки сразу упали на землю, выставив в нашу сторону винтовки.

Токаревские самозарядки, - успел я мысленно отметить.

- Старший ко мне, остальные на месте, - скомандовал я, вставая на ноги и забрасывая свой охотничий ««манлихер»» за плечо. – Выходи не бойся. Стрелять не будем.

- А собаками не потравите? – крикнули из-за куста.

- Тю-ю-ю-ю… Кто это такой крутой мореман, что пёсика испугался? – улыбнулся я и сделал два шага вперед, шепнув Сосипатору. – Собачек, всё же придержи, на всякий случай.

Псарь негромко рыкнул.

- Тубо.

И собаки послушно сели на задницы.

Навстречу ко мне поднялся и вышел офицер. Или еще средний командир. На рукаве кителя две средние и одна узкая серебристые полоски. Вроде как каплей. Но представился он по-другому.

- Старший политрук Митрофанов. Дунайская флотилия.

- Капитан в отставке Крутояров, - вернул я ему вежливое армейское представление – Далеко путь держите?

- А вы точно советские? Не белогвардейцы? – это он на наши черкески стойку сделал. Прямо собака Павлова.

Я засмеялся от неожиданности.

- До белогвардейцев еще сорок две тысячи лет ждать.