Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 13

– Кто мог наехать на его сына?

– Звери могли.

– Это кто?

– Это… погоди, так тебя зверье отмудохало? Если это зверье, то они еще вернутся, можешь не сомневаться. Жизни не-да-дут, – дергает указательным пальцем взад-вперед.

– Давай без страшилок, значит, звери…

– Кстати, если хочешь, по старой дружбе могу замолвить за тебя словечко перед Аккордом, за услугу, конечно.

– В другой раз, – поднимаюсь на ноги.

– Заходи, я всегда готов к сотрудничеству. Хотя стой, – хватает за локоть и сразу разжимает пальцы, прочувствовав мое недовольство, – может быть, ты из-за Людки все это спрашиваешь?

– А при чем здесь она…?

– Ты не знаешь? – смотрит на меня выжидающе, а я молчу. – Серьезно? Твоя сестрица полгода как на Герцена обслуживает.

– Ты сейчас мою сестру шлюхой назвал? – сжимаю кулаки, вставая с ним нос к носу.

– Не кипятись, я правду говорю. Ее все видели и знают. Маратик там часто баб снимает, но тебе не рассказал. Интересно, совсем или еще?

– Рот закрой, – хватаю его за горло футболки.

– А я что? Я правду сказал, Доронин, ту, которую друзья твои говорить не захотели.

– Пошел ты! – отталкиваю Веню к стенке и, круто развернувшись, вылетаю в прихожую.

– Дверь входную за собой прикрой, – доносится следом.

По лестнице сбегаю, убрав руки в карманы, во дворе задираю подбородок, мельком смотря в Венины окна. Пинаю валяющийся камень, заворачивая за угол.

То, что он сказал, не укладывается в голове, потому что этого просто не может быть, Людка не такая. Да, она изменилась, стала более отстраненной, озлобленной, холодной, но это ничего не значит. Просто не может значить. Я верю в то, о чем думаю, искренне верю, но все равно иду к Маратику, чтобы вытрясти из него правду. Правду, которая мне понравится, или ту, что изменит мой мир окончательно.

Позвонив два раза в дверь коммуналки на Восточной, дергаю ручку, слыша недовольный ор по ту сторону. Лукьянов не спешит, соседи нервничают, а я пребываю в натуральном бешенстве. Пару минут спустя Марат открывает, а брови на его лице ползут вверх. Затаскиваю его в длинный коридор коммунальной квартиры, припечатывая к стене. Фиксирую локоть на его шее, вынуждая встать на цыпочки.

– Доронин, – сквозь кашель, – ты сов…

– Людка бывает на Герцена?

Марат перестает сопротивляться, и я чувствую, как расслабляются его мышцы.

– Остынь, поговорим.

Раздраженно убираю руки, сверля спину Лукьяна глазами, пока мы идем в его комнату.

В его хате накурено, на полу валяются какие-то шмотки, а у кровати пара пустых бутылок. На столе банка с рассолом, в углу телевизор и шкаф, сюда он приходит только спать.

– Неплохо вчера посидели, – садится на стул, – курить будешь? – вытаскивает пачку.

Киваю.

– Не думай, что я зассал рассказывать, нет, – чиркает спичкой, – я думал, что тебя нужно как-то подготовить.

– К такому можно подготовить? – затягиваюсь, выдыхая дым, запрокинув голову.

– Не знаю…

– То есть это правда?

– Да. Откуда узнал?

– У Вилейкина был.

– Веньки? А зачем ходил?

– Не в этом суть.

– Из-за драки?

– Маринка?

– Яковлеву рассказала. Помочь тебе хочет.

– Гуманно.

– Тупо. Яковлеву сюда лезть не стоит.

– Согласен. Вечером будет нужна твоя помощь.

– Какая?

– Увидишь.

Тушу окурок, краем глаза замечая рукоятку ствола, торчащую из-под кинутой на стол футболки. Марат прослеживает мой взгляд, спокойно.

– Как она там оказалась? – опираюсь плечом на стену.

– Не знаю.

– Врешь.

– Правды не знаю, но говорят, звери на счетчик поставили.

– Звери? – сглатываю, отводя взгляд в сторону. – За что?

– Она в гостинке на Советской работала. Это Лёвина шарага теперь. Говорили, что Людка под шумок кассу вынесла.

– Ты в это веришь?

– Я верю только в то, что вижу своими глазами. Я предлагал ей помощь, деньги, но она меня послала. Возможно, ты мне сейчас вмажешь, но, Саня, я тебе зуб даю, ей нравится такая жизнь, она подсела.





– Наркота?

– Нет. Образ жизни, ей там по кайфу.

– Ты сейчас о моей сестре говоришь.

– Поэтому я и честен.

***

День проходит на автомате. Сажусь на стул посреди комнаты, еще раз сканируя разбросанные по полу Людкины вещи, ничего. В дверь звонят, а в глазке маячит Борька, не самое время для разговоров и встреч, но, пораскинув мозгами, решаю его впустить. Он может быть полезен.

– Здорово, – протягивает руку.

Отвечаю на рукопожатие, кивая. Борька же проводит пятерней по светлым волосам с отголосками рыжины и, расстегнув ветровку, скидывает кроссовки. Мы проходим на кухню, и я ставлю чайник.

Глупое, незатейливое и никому не нужное телодвижение, словно мы на самом деле будем пить чай.

– Рассказывай.

– Что? – сажусь напротив, между нами стол.

– Кто они?

– Не знаю.

– Вчера, может, и не знал, но сегодня по глазам вижу, что знаешь.

– А что еще ты видишь? – прищуриваюсь, подаваясь вперед. – Поделишься?

– С удовольствием, все свои разборки оставь при себе и не впутывай в них Марину.

– Какой ты, Яковлев, грозный, когда мне начинать бояться?

– Еще вчера.

– Слушай, не лезь в это дело.

– Я и не собирался. С тем, куда вляпался, разберешься сам.

– С чего такие перемены? Еще вчера, – усмехаюсь, – ты называл себя моим другом.

– Марину не впутывай в эту грязь.

Яковлев выпрямляется и, выйдя из-за стола, направляется в прихожую.

– Ревнуешь? Мы же друзья, – улыбаюсь шире.

– Слушай, я ее люблю и для ее спокойствия готов на многое. Ты встрял по полной, они уже не оставят тебя в покое, лучше просто уезжай из города.

– Привет ей передавай. И спасибо за оперативность. Быстро она тебе команду фас дала.

– Слышь…

– Тихо, – поднимаю ладони, – спокойно. Я любя. Ты про сестру мою знал? – кидаю вопрос ему в спину.

– Пару раз лично выпускал из обезьянника, по приказу нашего начальника. За нее просил Аккорд. Говорят, что он ее очень ценит.

– Значит, и зверей знаешь!?

– Доронин, – резко разворачивается, – мой отец разрабатывает их шесть лет, и это не те люди, кто будет шутить. Если ты решил поиграть в Робин Гуда, одумайся, пока не поздно. А лучше вали из города.

Больше он ничего не говорит, мазнув по мне взглядом, разворачивается к двери и выходит на лестничную клетку. Я слышу эхо его шагов и, похлопав по карманам в поисках сигарет, иду на балкон.

Прикурив, смотрю на наш двор, замечая Баженову, они о чем-то разговаривают с Борькой, целуются, и он нагло трогает ее за жопу. Выпускаю дым, слегка оттопырив нижнюю губу. Они заходят в Маринкин подъезд, а я выбрасываю тлеющую сигарету вниз, возвращаясь в квартиру.

Через полчаса мы встречаемся с Лукьяном, он приезжает к кафешке за пару сотен метров до Герцена, на углу которого располагается ресторан «Сапфир», на старом ржавом запорожце.

Я уже внутри, вижу его в окно, Марат глушит мотор и пару секунд смотрит в лобовое стекло не моргая. Спустя пару минут вылезает на улицу и спешным шагом проходит в помещение. Вытягиваю руку, обозначая свое присутствие.

– Здорово, – садится напротив.

– И тебе того же.

– Что за дело?

– Поможешь?

– В чем?

– Людка двое суток якобы у подруги. Я хочу с ней встретиться, поговорить. Она должна с этим завязать.

– Она не станет слушать…

– Поэтому я хочу ее оттуда забрать.

– Ты понимаешь, куда хочешь влезть? Ее не отпустят так просто, а тебя пристрелят за скудные попытки ее спасения.

– Маратик, ты чего такой дерганый? – замечаю, как бегает его взгляд, как он стискивает кулаки, трет костяшками пальцев о стол.

Он на взводе, шугается каждого звука.

– Слушай, – сжимает переносицу, –  я должен тебе сказать.

– Чего?

– «Сапфир» принадлежит Аккорду, как и Людка, он с ней спит.

– Меня это мало волнует.

– Саня, погоди, – подносит кулак к губам, – я тоже на него работаю.