Танец на цыпочках

— Ты нужен Мев любым. Она согласна на тебя всякого, понимаешь? Ей больше не больно, и она не совсем не боится за тебя, — соврала она, — ты только возвращайся к Мев. Теперь у тебя есть дом. Весь клан Людей Тени — теперь твоя семья.

— Ладно.

Целитель поцеловал её макушку и вышел. Всё, совершенно всё, о чем он мечтал, начало сбываться.

========== 15. Мертвец и Самозванец ==========

Комментарий к 15. Мертвец и Самозванец

Трек: Агата Кристи - Второй Фронт

¹ En on míl frichtimen — Тысячеликий бог

² Minundhanem — наречённая/-ый возлюбленная/-ый, священный союз

³ On ol menawí - связанный с Тысячеликим богом

⁴ Renaigse — чужак

5 надайг - чудовище, Хранитель острова Тир-Фради

6 dob anem shadi - чёрная тень души

В плоском низком небе собирались густые и бесплодные тучи, такие же, как и скудные земли под ними. Катасах сидел на жухлой траве у вялого источника ядовитой воды и думал. Всякий раз, как он вызывал в памяти образ Константина, он распадался, закрывая печальные глаза, но целитель знал наверняка, — молодой человек здесь. Его нужно искать иначе, чем это было привычно, иначе чем путями, дарованными en on mil frichtimen¹. Мев рассказала достаточно, чтобы Катасах поспешил его найти и увидеть своими глазами, подтвердить в своих догадках. Ну или получить опровержение.

Ещё Катасах по-настоящему испугался. Словно колючий червь, страх выедал его силы и втаптывал в мёртвую землю упрямый настрой. Если Константин рассоздал самого en on mil frichtimen, ему ничего не будет стоить уничтожить и Катасаха. Что ему какой-то мертвец? Именно сейчас, когда он, вопреки смерти, наконец обрёл свою minundhanem², когда сумел создать стройный и понятный всем план по восстановлению хотя бы некоторых земель, тотальная гибель была бы очень некстати. Он быстро вытер глаза.

Это он, Катасах, во всём виноват, ему и разгребать последствия. Вытаскивать Константина из нелогичной и непонятной передряги, в которую он попал, и в которую потащил за собой целый остров со всеми его обитателями. Целитель провёл пятерней по лицу и поджал губы. Надо пытаться и делать всё, что только можешь, пока можешь. Потому что неизвестно, в какой момент ты перестанешь быть.

Он вспоминал, как Константин вошёл в его жизнь. Сначала Айден нехотя докладывал о некой де Сарде, что ищет аудиенции Учителя. Спустя время от других вождей Катасах узнал о её деяниях, и уже заинтересовался сам.

Когда она вошла в его хижину скорыми мальчишескими шагами и жёстко, почти по-мужски, пожала руку, де Сарде даже казалась выше. Целитель думал, что много видел за долгую жизнь, но on ol menawi³ в одежде renaigse⁴, на тонких плечах которой лежат все беды мира… Катасах улыбнулся. Таким он знал только Винбарра: целеустремлённым, полыхающим, раздражённым и очень уставшим.

«Наверное, её плохо кормили, девочка совсем худая и бледная», — думал целитель, разглядывая её субтильную фигурку, — «а руки как будто воинские. Глупые, безобразно глупые renaigse, такие девочки не для боёв рождаются…»

Анна говорила слова и нервно одёргивала плащ, а он читал «мой minundhanem умирает, пусть я умру, только не он! Катасах, я всё отдам!». Такая молоденькая, лишённая детства, будто сама себе чужая. Определённо, он не мог ей отказать. Да и взыграли амбиции, ибо не было той болезни, что не отступила бы перед Катасахом…

И вдруг перед его внутренним взором появился Константин. Такой же, каким Катасах его видел в их последнюю встречу, но на этот раз слепые глаза как будто в упор смотрели на целителя, а рот безмолвно двигался, задавая вопрос.

Целитель занервничал.

«Где ты, мой мальчик?»

«В деревне, откуда ты забрал меня».

Катасах вздрогнул и очнулся. Нужно было спешить. Инстинкт говорил, что времени немного. И Катасах побежал в Новую Серену.

***

Отовсюду веяло пустотой и распадом. Целитель крутил головой, пытаясь угадать, услышать, унюхать Константина. Взгляд ни на чём не останавливался. Вдруг с угла площади перед главной хижиной renaigse ему в лицо ударил страх. Что-то неуловимое, чёрное и злое словно влепило пощечину по бесплотной щеке.

— Даже так, — удивился лекарь и медленно пошёл в ту сторону. Когда он увидел золотые глаза печати де Сарде на хижине, у него не осталось сомнений.

Сначала он завяз кулаками в двери, и очень расстроился. Потом начал подгонять себя, воображая, как страдает земля, пока бедный Константин потерян, сердит и возможно несчастен, по его, Катасаха, милости. И именно в этот момент его кулак наконец обрёл плоть и с силой грохнул о мёртвое дерево. Никто не ответил. Целитель стоял на опустевшей улице и барабанил в дверь, за которой был Константин.

— Тук-тук-тук! Свои! — горланил он.

Дверь не открывалась долго. Изнутри не было ни малейшего знака чьего-либо присутствия.

— Открываааай, Константин! Катасах пришел!

— Я тут еще немножко покричу, ты главное впусти меня!

— Ничего-ничего, я не спешу!

У него радостный голос, и он сложил руки рупором. Невзирая на тишину, целитель словно слышал отзыв. Будто тихое эхо собственного голоса, который не улетает в пустоту, а устремляется в чьи-то напряженно вслушивающиеся уши.

Дверь открылась без единого звука. Будто никто не подходил к ней. Будто стоял сразу за дверью.

— Катасах?.. — спросил Константин. — Как ты… Впрочем, о чём это я. Что же, теперь всем мертвецам в округе вдруг есть до меня дело? — он с горечью усмехнулся, тут же осекшись: — Извини. Прости, прости пожалуйста. Я совсем не хотел обидеть тебя. Мне… — он нервно сглотнул. — Мне очень жаль, Катасах. Мне безумно, безумно жаль…

Катасах сбросил шлем, подбежал к нему и обнял вместе с креслом: пусть Константин знает, — их доверительная близость, смерть и всё пережитое прежде не допускают панибратства. Но не удержался и ласково потерся носом о его левую щеку.

— Да, мой мальчик, я очень рад тебя видеть! …вас всех, — добавил он, приметив легкие тени на лице Константина. — Всё в порядке, это ничего. Никаких обид. Знаешь, ещё никогда я не чувствовал себя таким…живым? Я очень счастлив теперь и во многом благодаря тебе, Константин, — Катасах рассмеялся с облегчением, запрокинув голову. Его бедный мальчик жив! Жив!

— Ты… настоящий? — Константин чуть отстранился. — У меня столько раз менялось восприятие что… Так настоящий?

— Вполне! — целитель крепко постучал себя кулаком в грудь, и вдруг она провалилась, и Константину открылась страшная обугленная рана. Ему даже померещился запах горелых костей.

Константин заморгал, и целителю показалось, что тот хочет потрогать осколки. Молодой человек вздохнул:

— Я тоже рад видеть тебя, Катасах, — он посмотрел на него с теплотой. — В любом виде.

— Боги! Какое счастье, что ты жив! Пусть даже в столь… хм неожиданном качестве. Больше всего я боялся, что ты не выдержишь, и что нити жизни не смогут стать с тобой едиными! У меня была одна гипотеза…

Катасах помахал ладонью перед его лицом:

— Это всё дело прошлое. Я научился прятать раны, чтобы не пугать её. Мою minundhanem. Ну, а ты-то что! Почему ты один? Почему ты так несчастен, мой мальчик? Почему твоя minundhanem не с тобой?

Светло-жёлтые нечеловеческие глаза на мгновение потускнели.

— Что ты знаешь, Катасах? Что видят мёртвые, когда уходят в посмертие? Я не видел ничего.

Катасах задумался, посерьёзнел и сел перед ним на корточки.

— Нас учили, что в посмертии мы переживаем раз за разом муки умирания ровно до тех пор, пока не выгорает всё то, что удерживает нас здесь и не отпускает в новое тело и новую судьбу. Я очень ждал, когда кончится мой кошмар. Знаешь, лабиринт ошибок, бесконечные тропы мучений. Ждал вечность, спорил со своими мертвецами. Со всем, что не сумел себе простить. А потом пришла Она, пришла сама, отыскала меня в этом лабиринте, и я захотел и смог жить. Насколько вижу, и ты в полной силе. Знаешь, — глаза Катасаха стали шкодливыми, — я так горжусь тобой! Тут на острове случился большой переполох, я всё видел. Но жизнь циклична, цепка и изменчива, насколько научил меня опыт. Устроить такое в одиночку, — тут надо быть крепким, очень крепким человеком! — он снова рассмеялся и с нежностью посмотрел на Константина. Взъерошенного, будто давно не спавшего, и ему так захотелось прижать его к себе, дать проораться и выкричать из себя все тревоги и всю боль.