Грезящая империя

Тишлин смотрела на него с усмешкой. Самодовольной усмешкой. Она тоже спрыгнула с постамента, весьма изящно, и постучала пальцем по вырезанным на камне символам там, где располагались ноги тела:

— Помнишь, что говорят жрецы? Пять пороков. Среди них подчинение чужой воле. Не делай такой ошибке и не покоряйся чужим желаниям.

Она повернулась и указала на красивую вязь символов в изголовье:

— А среди пяти достоинств что? Любовь. Ее можно использовать себе на пользу.

— Это низко.

— Ничего такого среди пороков нет.

— Всё равно не понимаю, о чем ты. Как я использую любовь, чтобы убедить в своей правоте?

— Потому что убеждать должен не ты.

Вздохнув, Тишлин самодовольно сказала:

— Иди не к картографам. Иди к Придворному алхимику.

Каэр смутился. Он знал, что сестра сблизилась с Ашнарой Делай, они были почти подругами. Тишлин рассказывала, что старший принц часто бывает у Придворного алхимика, а та, в свою очередь, слишком тепло о нем отзывается.

— Почему ты решила, что там любовь? И что алхимик мне поможет.

— Ты ничего не понимаешь в чувствах, — хмыкнула Тишлин. — Поверь мне, между ними что-то есть. Но принц отрежет тебе язык, если об этом хоть намекнешь. Ашнара сохранит его в банке.

— Язык мне пригодится, — пробормотал Каэр.

— Покажи Ашнаре свои записи. Она как Придворный алхимик будет участвовать в поисках. Скажи, что я посоветовала поговорить с ней. Она сама донесет это до старшего принца. А даже если нет, и мы ошиблись… если Ашнара тебе поверит, ты точно станешь частью этих поисков.

Иногда Каэру хотелось испытывать хотя бы долю той уверенности, что и сестра. Тишлин всегда была такой. Если же что-то из ее суждений не оправдывались… ну, она ничуть не расстраивалась и просто выносила новые. Не переживала, как Каэр.

Вздохнув, Тишлин положила руки на плечи брата и заставила посмотреть себе в глаза.

— Каэр, я желаю тебе только лучшего. Понимаю тебя, правда. Это шанс. Не упусти его.

Он прижал к себе бумаги и подумал, что, наверное, и правда пора прекратить прятаться в крипте. Он уверен, что может больше. Он хочет больше.

Каэр кивнул.

***

Придворный алхимик Ашнара наблюдала, как слуга обновляет защитные знаки над дверным косяком.

На самом деле, это были младшие жреческие служки. Они приходили раз в месяц со своей простенькой лестницей. Ставили ее в каждых дверях по очереди, забирались и рисовали знаки золотисто-оранжевой краской — конечно же, тоже священной.

Ашнара относилась к этому с любопытством. Ей казалось странной сама мысль, что местные жрецы верят, будто специальными знаками можно обращаться к богам или отводить глаза темным сущностям. Но кто она такая, чтобы спорить? Куда больше Ашнару заинтересовала краска. После первого обновления глифов она сама забралась наверх, соскоблила немного, а потом долго изучала.

Оказалось, всего лишь сок златоперника, который рос повсюду в империи, смешанный с глиной и белком.

Ашнара мечтала узнать, такой ли краской жрецы рисуют знаки на тыльных сторонах ладоней. Но вряд ли они бы согласились на изучение.

Жреческий служка таких отметок не носил, зато весь перемазывался краской. Обычно Ашнара наблюдала за ними с интересом, но сегодня просто молча ждала, когда он закончит.

Агат рядом жевал хлебные лепешки.

У них была какое-то название, но Ашнара его, конечно же, забыла. В империи пекли десятки разновидностей хлеба, у каждой имелось свое название и долгая история. Возможно, в библиотеке даже есть какой-нибудь «Справочник хлеба». Ашнара не удивилась бы.

Они сидели в ее покоях. Точнее, в лаборатории, спальня и личная гостиная прятались внутри, и эти двери не были нужны жрецам. Только внешняя, ведущая в коридор.

Ашнаре не терпелось продолжить разговор с принцем, потому что он не успел сказать, зачем же пришел. Прервали слуги. А теперь он бесцеремонно стащил хлеб из корзинки у нее на столе.

И кто учил этих принцев хорошим манерам?

Жреческий слуга наконец-то закончил. Ашнара не видела обновленного знака, он был с внешней стороны. Подхватив банку с краской, слуга проворно спустился, сложил лестницу и тут же исчез, бесшумно прикрыв дверь.

— Ну? — Ашнара повернулась к Агату. — Продолжишь есть мою еду или расскажешь, зачем явился?

Агат бывал у нее часто с первого дня появления Ашнары во дворце. Она помнила его любознательным подростком, который не то чтобы интересовался самой алхимией… скорее, его привлекало всё новое и мысль о том, чтобы постигнуть суть вещей.

Берилл был не таким. Ашнара узнала его ближе гораздо позже. Может, именно поэтому к Бериллу возникли совсем иные чувства, а вот Агата она всегда воспринимала как того мальчишку. Хотя он был не настолько уж младше брата.

Агат вскинул брови и демонстративно откусил еще кусочек хлебца. Перед его приходом Ашнара как раз попросила слуг накрыть легкий обед на низком столике.

Кто-то другой вряд ли рискнул есть в алхимической лаборатории, даже Берилл предпочитал гостиную. Агата же ничуть не смущали колбы с сомнительным содержимым. Отчасти это раздражало Ашнару… но в какой-то степени радовало. Приятно, когда с тобой приходят просто поговорить, когда тебе доверяют, а не считают непостижимой и загадочной.

Чая гостю Ашнара не предложила, но Агат справился сам. Он поставил чашку, хотя зажатый в руке хлебец так и не доел.

— Мне кажется, с ядом становится хуже.

Ашнара пожала плечами. Последняя неудача с зельем обескураживала, но она продолжит пытаться. Не только потому, что это стало интересной алхимической задачкой, но и потому что она не хотела, чтобы яд оставался внутри Берилла.

— Почему так думаешь?

Агат ответил вопросом на вопрос:

— Ты знаешь, как он спит?

Ну что за манеры!

— Иногда не очень хорошо, — осторожно ответила Ашнара.

Она видела многие дворцы и владык. Ашнара прекрасно знала, что хуже всего отношения между родственниками. В правящей семье никто больше брата не мечтает воткнуть тебе кинжал меж ребер. Отцы редко доживают до старости, потому что дети устают ждать.

Когда речь идет о власти, здравым смыслом пренебрегают.

Ашнара видела всего несколько исключений и Орихалковая империя была одним из них. Пусть с отцом у принцев отношения не сложились, и Ашнара легко могла представить, как кто-то из них убивает императора, друг против друга братья не интриговали. Наоборот, они защищали и заботились.

Агат не раскрывал Ашнаре душу — да и вряд ли кому-то другому, но она не сомневалась, он не завидует старшему брату и совершенно точно не хочет на трон.

И всё-таки сейчас Ашнара не была уверена, что стоит или не стоит рассказывать. Это не только ее тайны, но и Берилла. Агат, кажется, думал примерно так же, потому что медлил. Но потом всё-таки продолжил, торопливо, как будто ему давно хотелось поделиться опасениями.

— Недавно он влетел ко мне в комнату с утра пораньше. Я не мог понять, что происходит, испугался, что всё, как минимум драконы атакуют дворец. Оказалось, Берилл уверен, что я умираю. Он не успокоился, пока не поднял меня с постели и не убедился, что всё в порядке. Знаешь, почему он был так уверен?

— Ему приснилось.

— Да, — кивнул Агат. — Порой ему снятся кошмары, которые так убедительны, что Берилл не сразу понимает, это всего лишь сны. Мне кажется, в последнее время стало хуже. Они больше путают. И мигрени. Они чаще.

Ашнара вздохнула. Она тоже замечала, хотя не была уверена. Возможно, и ей, и Агату кажется, потому что они этого боятся.

— Вряд ли яд действует именно так, — сказала она. — Если только Берилл не получает новых порций. Но это было бы странно и точно заметно. Тем не менее… это редкий и неместный яд. Я слишком многого о нем не знаю.

Беспокойство на лице Агата ничуть не уменьшилось. Что ж, если он пришел за тем, чтобы его успокоили, это точно не к Ашнаре.

Она определила яд только потому, что уже сталкивалась с ним в северных провинциях Эллемира и очень заинтересовалась растением: маленький цветок с листьями глубокого, до черноты фиолетового цвета со сполохами иссиня-лилового. Местные называли его морозником, выкапывали корневища и лечили им почти все болезни, даже безумие.