Страница 1 из 48
Грезящая империя
0
Бродяжка сидел в пыли рядом с рынком и громко говорил всем, кто хотел — или был вынужден — его слушать.
— Грядет, грядет! Он уже здесь! Смотрит на вас глазами из мрака.
На его худом теле болталось то, что вполне могло быть мешком из-под зерна. На талии веревка. Отросшие темные волосы грязными космами падали на лицо.
— Он уже здесь! Здесь!
Шедшие мимо люди бросали на бродяжку косые взгляды, но не останавливались. Да он и не особо жаждал этого, будто разговаривая с пылью, стенами домов и трепетавшими на ветру полотнами рыночных лавок.
Мимо прошла женщина с плетеной корзиной, в длинной юбке и цветастой шали. Такие привозили из Эллемира и утверждали, будто ткачихи грезили, пока их создавали, именно поэтому цвета настолько яркие. Мысль о новых красках, конечно же, казалась менее привлекательной.
С этой шагал ребенок, который смотрел на бродягу, раскрыв рот. Обычно джаданы следили за порядком и гоняли бездомных, им полагалось сидеть ближе к храмам, а не к рынку. Сегодня, видимо, случайно пропустили.
Одернув ребенка, горожанка буквально потащила его вперед.
— Он уже здесь! Рожден, чтобы уничтожить империю.
Предсказания не являлись такой уж редкостью. Но ими занимался особый жреческий орден, а уж от бродяги воспринимались скорее как признак безумия.
Жаль беднягу, но пойдем-ка дальше на рынок, слава богам, что у нас-то всё в порядке.
Бродяга подскочил, потрясая костлявым кулаком:
— Он рожден, чтобы уничтожить империю!
Жрецы появились неожиданно, буквально выступили из пыли. Остановились точно перед бродяжкой: длинные одежды белых и песчаных цветов, бритые головы у двух мужчин и собранные волосы у женщины. Цепочки жемчужин, окутывающие, будто паучьи сети. На тыльных сторонах ладоней каждого — оранжевые знаки жрецов.
Бродяга посмотрел на мужчину со шрамом на щеке и тихо, но уверенно сказал:
— Он всё разрушит. Утопит в крови.
Жрец кивнул и сделал приглашающий жест:
— Идем в храм, сын мой. Там тебе дадут кров и выслушают. Ты расскажешь всё, что видишь.
Бродяга неуверенно переминался с ноги на ногу, будто не зная, стоит ли верить жрецу. Или уходить с улицы, с которой он сроднился.
Бродяга внезапно наклонился и зашептал:
— Он рожден, чтобы уничтожить всё!
— Знаю, — спокойно кивнул жрец.
Это как будто убедило бродягу. Он кивнул и вместе с одним из жрецов отправился к храму, оставив того со шрамом и женщину.
Она хмурилась, голос её звучал негромко:
— Ты уверен? Мы не получали Истинных пророчеств десять лет. А он ведь даже не жрец!
— Ты его слышала. Он видит то же самое, что наши лучшие эльхары десять лет назад. Мы не избежали катастрофы, мы ошиблись. Наш долг узнать больше у этого несчастного. И устранить угрозу.
— Снова запятнаешь руки королевской кровью?
— Что угодно ради благополучия империи.
1. Берилл
Берилл поднялся, тяжело дыша. Рубашка пропиталась потом и прилипла к спине, на теле наверняка осталось порядочно синяков. Сжимавшая меч рука явно ослабла. На тренировках он предпочитал доходить до крайней степени изнеможения, только тогда можно считать «достаточно».
Сегодня их прервали.
В дверях тренировочного зала застыл слуга, не смея поднять глаза:
— Ваше высочество принц Берилл, Придворный алхимик срочно просит зайти.
Берилл хмурился, Агат рядом хмыкнул. Он тоже пытался перевести дыхание, опустив меч:
— Похоже, братец, на сегодня тренировки окончены.
Агат никогда не отличался усердием и наверняка только рад поскорее закончить с ненавистными ему мечами и вернуться к магии. В последнее время он вообще тренировался как-то вяло. Берилл сердито глянул на него, но ничего не сказал. Убрал оружие на стойку и направился к дверям.
— Даже не переоденешься? — Агат вскинул брови. — Я, конечно, понимаю, все отчаялись соблазнить эту красотку, но можно хоть немного постараться!
— Это ты мечтаешь всех соблазнить, — беззлобно отозвался Берилл. — А я просто выяснить, что ей надо.
— Почему смеет вызывать наследного принца?
Агат всё-таки слишком хорошо его знал. Потому что Берилла действительно раздражало, что алхимик посмела звать его, будто домашнего питомца.
Хотя Берилл догадывался о причине. Именно поэтому и пошёл.
Единственное, что он себе позволил, по дороге всё-таки приказать слугам подать воды и наскоро умыться. В остальном ему хотелось, чтобы алхимик увидела его именно таким, потным после тренировки, встрёпанным. Чтобы она понимала, что прервала его.
Замок империи Шеленар, которую чаще называли Орихалковой, был таким же огромным и разнообразным, как её земли. Берилл родился и вырос в этих стенах, но даже у него ушло много времени, прежде чем он прошел через причудливые каменные галереи, мимо гобеленов и мозаик, испещренных позолоченными росчерками.
Всех членов королевской семьи называли в честь драгоценных камней. Имена их душ, данные при рождении, не разглашались. Берилл считал, что мало походит на минерал, в честь которого получил имя: крепкий, как отец, но слишком изящный, пошедший в ту заморскую наложницу, которая стала его матерью. Отчасти поэтому Берилл считал, что ему нужны дополнительные тренировки. Он не хотел быть слабым.
Таких во дворце сжирали с потрохами.
Агату проще, он младший принц, его мало кто берет в расчет… может, только Берилл и знает, что брат отнюдь не настолько легкомысленен, как хочет казаться. У него цепкий ум, но отличная маскировка, чтобы не показывать истинные силы.
Он тоже помнит Алмаза. Хотя в то время еще не дорос до официальных церемоний, и его не было на пиру, где наследного принца убили. Когда Берилл внезапно для самого себя занял место мертвого старшего брата и понял, что дворец — это пруд с хищными рыбами, каждая из которых чует кровь и хочет цепануть от тебя кусочек.
В комнатах Придворного алхимика царили тепло и горьковатый аромат трав, под которым будто скрывался металлический привкус. Берилл напрягся, догадываясь, что это, но внешне оставался спокойным.
— Ты прервала мою тренировку, Ашнара.
Она сидела за столом с разложенными склянками и записями. Её платье состояло из нескольких видов ткани иссиня-черного цвета, одна струилась до пят, другая поверх казалась легкой и слегка мерцала. Светлые волосы алхимик собрала и небрежно закрепила нефритовыми заколками, но несколько прядей упорно выбивались.
Ашнара Далай обернулась, оглядела Берилла и поморщилась:
— Будь добр, помойся и переоденься. Ты принц, а не мужлан с конюшни.
— Тренировался.
— Мне всё равно надо закончить.
— Ты сама вызвала срочно.
— Не думала, что правда сразу явишься. Видимо, не терпится попробовать.
Она махнула рукой в сторону огороженного шелковой ширмой пространства, за которым скрывалась каменная купальня со всегда подогретой водой из горячих источников под дворцом.
В покоях Придворного алхимика только лучшее.
Вздохнув, Берилл приказал слугам принести его одежду, скинул пропитанную потом и с наслаждением опустился в купальню. Он слышал, как Ашнара постукивала склянками, и мог представить её сосредоточенное лицо.
Она была красива и молода, как и все алхимики. Это было иллюзией — как у всех алхимиков. На самом деле, они жили долго, очень долго, накапливая мудрость, знания и порой делясь ими с монархами или магами.
Ашнара приехала во дворец после гибели Алмаза. Отца не столько опечалила смерть старшего сына, сколько разозлила. Кто-то посмел убить его в стенах дворца! Поэтому он захотел лучшего алхимика. Ашнара согласилась.
Невысокая, хрупкая, сейчас она едва ли доставала Бериллу до плеча. С лицом сердечком и большими темными глазами в обрамлении густых ресниц. Кто-то говорил, что на самом деле она вовсе не человек, а легендарный дракон — или наполовину дракон, именно поэтому, а не из-за алхимии она не изменилась с того дня, как Берилл впервые ее увидел.