Керенский. Конец партии.

— Вот именно! Необходимо их отозвать и направить на Румынский фронт, а Кавказский оставить на англичан. Они сильные, справятся.

Деникин застыл в шоке.

— Но…

А Керенского понесло.

Оставьте крупные части в крепостях. Обороняйте Карс и весь Кавказский хребет или что там есть. Наиболее боеспособные части необходимо перевести на Румынский фронт. Взамен создать национальные части из грузин, армян, чеченцев и дагестанцев и также бросить их на фронт. Набрать добровольцев, щедро оплачивая их службу. Я уверен, они просто разорвут турков, ну, а если не разорвут, то по крайней мере задержат их продвижение, и у нас будет время что-нибудь придумать. Потеряв Грузию и Армению, мы не проиграем войну, а потеряв Ригу, будем близки к этому. Прошу к моим словам отнестись более, чем серьёзно. Нам нужно оборонять только Баку и Батуми, остальное — по остаточному принципу.

— Вы так легко говорите, решая судьбу Закавказья.

— Не вижу другого выхода. Нам сейчас не до Персии и Месопотамии. Мы должны победить и за ценой не постоим. Им всего лишь нужно продержаться, обороняя свои крепости, на это у них сил хватит, ведь за спиной будут города и сёла, это должно мобилизовать их на оборону. Нам нужно верить в них, грузины и армяне справятся. Я вот верю в них…

Деникин промолчал, ему нечего было на это возразить. Что тут скажешь?

— Да, совсем забыл, — Керенский поморщился, — Черноморский флот тоже примет участие в наступлении. Он должен ударить на Стамбул и высадить недалеко от него в удобном месте морской десант. Мы будем наступать сразу двумя фронтами и двумя флотами, вложив в этот удар всю свою мощь, и покончим с войной, заставив турок и Германию капитулировать. Если же нет, то погибнем. У вас, господин генерал, есть целый месяц, чтобы привести в чувство все войска, перенаправить резервы, дезинформировать немцев и перебросить войска с одного фронта на другой. Кроме этого, к вам прибудет пополнение, которое необходимо обучить и обкатать в небольших боях по всем фронтам. Имитируйте разведку боем, наступая батальонами и полками, но не допускайте больших потерь. Продумайте этот вопрос. Если так невозможно, то придумайте что-то своё. Вы все, в отличие от меня, академии заканчивали, думайте, я поддержу все здравые решения. Спасибо за доклад, вы свободны.

Генерал Деникин, явно озадаченный и одновременно расстроенный, стал снимать и сворачивать карту, чтобы через пять минут выйти из кабинета военного министра и уехать обратно в Ставку.

На следующий день Керенский принял у себя генерала Каледина, являющегося начальником Петроградского гарнизона. Разговор касался солдат тылового гарнизона и предложений по их дальнейшему использованию.

— Господин министр, — стал докладывать Каледин, — Я принял гарнизон в ужасном состоянии, нет, пожалуй, даже в ужасающем состоянии. Дисциплины нет, офицеры боятся солдат, да и сами офицеры не являются примером для любого солдата. Революционное брожение, боязнь фронта, обыкновенная трусость, праздность ничегонеделания, завышенные требования, как к окружающим, так и к государству. Это катастрофа.

Керенский пожал плечами.

— Я согласен с вами, но для того и поставил вас на эту должность, чтобы вы могли приложить все силы для борьбы со всеми явлениями, вами перечисленными.

— Я так и понял, но мне нужны определённые полномочия.

— Я даю вам все полномочия, — резко ответил Керенский, — но прошу вас не вводить их сразу. У вас есть примерно месяц, чтобы привести в чувство гарнизон. Найдите сначала горлопанов и агитаторов, арестуйте и отдайте под военно-революционный суд. Их пособников соберите в отдельные команды и объявите, что в их услугах нуждается Владивосток.

Они, конечно, будут возмущаться и в то же самое время будут этому рады, что уезжают подальше от фронта. Оружие им не выдавайте, потому как не воевать едут. Отправьте их поездом в сторону Сибири и километров через двести на любой крупной станции остановите состав. Я отдам распоряжение генералу Раша, чтобы их арестовали. Только и всего. Отправим их в трудовой лагерь, работать только за еду, а наиболее рьяных осудим и парочку из них даже можно будет показательно расстрелять.

— Ммм, сделаем, но, господин министр, солдаты гарнизона волнуются и возмущаются тем, что у них урезали паёк. В то же время, матросам его даже добавили. Солдаты возмущены и готовы ехать в Кронштадт разбираться с моряками.

— Да? — Керенский приподнял в удивлении брови и провёл рукой по ёжику волос. — Ну, что же, не надо им препятствовать, дайте им разрешение вооружиться, пусть грузятся на паром и плывут в Кронштадт. Не надо сдерживать их порывы.

— Но ведь будет бойня!

— Не надо переживать, они смогут договориться. А если не смогут, то зачем нам стычки в самом городе, это контрпродуктивно. Страсти и жажда мести должны реализовываться между ними, а не между ними и законопослушными гражданами. Каждый должен ответить за свои поступки, раз они так решили. И после окончания разборок необходимо подготовить приказ об отправке всех на фронт. Мы будем создавать штрафбаты для тех, кто не хочет воевать и готов оставить Отечество в трудный для него час.

— Как вам будет угодно, — только и смог ответить Каледин.

Пять минут ушло на то, чтобы объяснить, что такое штрафбат и его особенности, в конце концов генерал ушёл, согласовав с Керенским решение на приведение казачьих полков в полную боевую готовность.

А события, немного вялые в начале месяца, вдруг начали убыстряться. Подзуживаемые провокаторами, солдаты ринулись в Кронштадт, чтобы разобраться с матросами. Захватив паром и несколько пароходов, они переправились в город. Обычная кулачная потасовка всех со всеми постепенно превратилась в митинг, который возглавил студент Ламанов, но откуда-то в толпу дали очередь из пулемёта, затрещали винтовочные выстрелы и всё обратилось в хаос. Солдаты и матросы стали стрелять друг в друга. Ламанова просто затоптали в толпе, а кроме него и ещё многих.

Митинг постепенно превратился в побоище, а паром в это время тихо отошёл от берега и поплыл обратно за казаками. Матросы схватились с солдатами, бой протекал с переменным успехом. Ведь и те, и другие не имели боевого опыта, но матросов первоначально было меньше, и они проигрывали, пока им на помощь не прибежала братва с остальных кораблей.

Солдат быстро прижали к берегу, загнав в холодную воду, но тут в них взыграло отчаяние, и они пошли в штыковую, откинув матросов. Возник паритет сил. Весь берег и часть улицы, где происходил митинг, были усеяна телами в серых шинелях и чёрных бушлатах.