Золото острова Аскольд

– Или дочь.

– Сын! Ты подаришь мне сына!

– Господин, берегись! – отвлёк амбаня от воспоминаний голос телохранителя.

Воин сделал шаг вперёд и прикрыл командира щитом. Сразу несколько стрел вонзились в кожаное навершие, а другие, противно звякнув о доспехи, ссыпались на каменный пол. Но всё-таки одна из оперённых смертей достигла цели. Она вонзилась в оставшееся без защиты горло телохранителя. Щит выпал из ослабшей руки, и юноша свалился к ногам амбаня.

Смерть надёжного воина поставила последнюю точку в раздумьях Чэнхошана, он принял решение.

– Солдаты! – в руках амбаня сверкнули два клинка. – Жизнь в рабстве – ничто. Смерть свободным – честь воина! За императора!

– За императора! – поддержали его хриплые голоса оставшихся в живых защитников крепости.

Страшно смотреть на атаку обречённых. Не больше сотни израненных воинов, собрав в кулак волю и последние силы, шли умирать. Одно желание читалось в горящих ненавистью глазах – убивать! Умереть и забрать с собой на Небо как можно больше врагов.

– Хорошие воины, – довольно причмокнул губами Тулуй-хан. – Много ещё моих богатуров положат. Закидайте их стрелами.

Младший сын Чингисхана, прищурив и без того узкие глаза, смотрел на завершение трагедии одного из чжурчжэньских корпусов. Это был тот самый отряд, который пятью сотнями воинов устроил засаду в ущелье «Злых духов». Десять тысяч ханских нукеров, целый тумен, остался кормить воронов и шакалов в том ущелье. Невиданные потери понесли монголы.

Любимец отца и бога сражений Тенгри не мог смириться с таким ударом по самолюбию. Хан Тулуй давно не терпел поражений на поле брани. Делом чести было не упустить обидчиков. Монголам удалось зажать корпус чжурчжэней в горной крепости. И теперь он наблюдал последние минуты жизни защитников.

По чести говоря, он уже вычеркнул их из списка живых и думал совершенно о другом. Хан был голоден и желал скорее усесться за дастархан. Он, как и его старший брат Угэдэй, был любителем сладкого вина, и чрево его требовало возлияний.

– Заканчивайте! – махнул он рукой и потянул за уздечку.

Поднялись в небо натянутые луки, и заслонили солнце выпущенные на волю стрелы. И второй, и третий раз срывалась с кручёных тетив оперённая смерть. Опустились луки, когда некого стало убивать.

– Помогите уцелевшим! – приказал монгольский сотник.

Везунчики, на которых пал взгляд командира обгоняя друг друга, бросились к павшим чжурчжэням. Пригибаясь, они вытаскивали из-за голенищ засапожники. Им было куда спешить. Даже то немногое, что оставалось при погибших, представляло большую ценность. Раненые не сопротивлялись и даже с каким-то облегчением вытягивали шею под сверкающую сталь.

– Отведи меня к хану! – остановил взметнувшийся вверх нож повелительный голос.

Монгол нерешительно затоптался на месте. Уж больно велик был соблазн полоснуть по горлу железом и запустить руку за пазуху ожившему. Смущала воина богатая бронь говорившего. Сразу видно, простой десятник не может себе позволить такие доспехи. Да и товарищи по убийству заинтересованно повернули головы.

«Донесут ведь шакалы, если что не так», – промелькнула в голове тоскливая мысль. Богатство уплывало прямо из рук, и от этого было обиднее вдвойне.

– Если ты меня убьёшь – умрёшь! – увидев его растерянность, жёстко произнёс Чэнхошан. Это был он.

– Вставай, сын гадюки и барана! – выругался Убилай в бессильной злобе и пнул амбаня по раненому боку.

Не обращая внимания на боль, Чэнхошан улыбнулся. Он выиграл этот поединок, значит, победит и в остальном.

– Подними руки! – приказал монгол и ткнул пленника кончиком ножа.

– У меня нет оружия, – пожал плечами тот, но приказ выполнил.

– Это что? – рука, обыскивающая бодзиле, извлекла из-за складок одежды костяную фигурку воина.

Глаза воина алчно заблестели. Такой искусной красоты он ещё не видел.

– Мой дар Тулуй-хану, – ответил Чэнхошан, лишая монгола шанса на мародёрство.

Тот озлобленно сплюнул и толкнул Чэнхошана в грудь.

– Шагай! – окончательно обозлившись на весь свет, приказал он.

Огромный шатёр не вмещал всех желающих выпить с сыновьями великого Чингисхана. Победа, по меркам побед предыдущих, невелика. Но кто осмелится так сказать после славного пира? Кто сможет посмеяться над тем, что каждый из погибших чжурчжэней забрал с собой два десятка ханских воинов?

Рядом с Тулуем восседал почтивший его своим визитом старший брат Угэдэй. Пир удался на славу. Гуляли монголы так же широко и одержимо, как и воевали. Между ковров, заставленных всяческими яствами, сновали полуобнажённые рабыни. Они подливали победителям вино и подкладывали подпалённую на кострах баранину.

Братья потягивали тахун, заедали его сладким виноградом и вели неторопливую беседу.

– Ты вовремя приехал брат, – пробуя на вкус очередную виноградину, негромко говорил Тулуй. – Я думаю, что в этом году мы должны покончить с Алтын-ханом (Золотая Империя).

– Этот или следующий, не вижу разницы, – лениво отхлёбывая из чаши, усмехнулся Угэдэй. – Мы живём войной. Закончится эта, начнётся другая, я не тороплюсь. Ты помнишь завещание отца?

– Нас ждёт поход в страны, куда уходит на покой солнце. Я хочу возглавить этот поход.

– Возглавишь, кто же, кроме тебя?

– Спасибо брат.

Жаркий летний день не спеша насыщался вечерней прохладой. Братья неторопливо обсуждали детали похода на Волжскую Булгарию и Русь.

– Одноглазый кречет хочет сам отомстить своим обидчикам, – усмехнулся Угэдэй. Не может забыть, что его выкупили из плена за барана.

– Субедэй будет мне не лишним, но я сам хочу возглавить поход, – немного растягивая слова, ударил кулаком по колену Тулуй.

Великий хан взглянул на изрядно опьяневшего брата и произнёс:

– Да будет так!

В этот момент внимание пировавших привлёк шум у входа в шатёр.

– Что там? – недовольно спросил Тулуй.

– Сотник Ильяс привёл пленного, – склонился к его уху сотник кешиктенов (телохранителей). – Сказал, что кто-то из важных чжурчжэней. Хочет с тобой говорить. – И сотник протянул повелителю развёрнутую тряпицу.

Хан взял в руки белую фигурку улыбающегося воина. Покрутил её перед глазами.

– Важный или неважный, какая разница? – пьяно мотнул он головой. – Для меня он просто червь под ногами.

– Давай посмотрим, брат, – не согласился с ним Угэдэй. – Интересно, что он желает нам поведать?

– Ведите, – приказал Тулуй.

Несколько минут братья изучали стоявшего перед ними человека. Израненный, в покрытой кровью кольчуге, он и в таком состоянии выглядел грозно.

– Кто ты, воин? – спросил его Тулуй-хан. – Твои богатуры сражались и погибли достойно. Но зря. Ничто не сможет остановить монголов. Весь мир будет лежать у наших ног. – Заканчивая свою речь, хан обтёр о полы халата жирные руки и потянулся за аппетитным куском баранины.

– Я – бодзиле императора Чэнхошан! Это я разбил твои тумены при Даган-юане, Вай-чжоу и Даохой-чу. – Ответил ему пленный.

Тулуй недовольно поморщился, он старался забыть эти поражения.

– Однако теперь ты стоишь передо мной, а не я перед тобой, – взяв себя в руки, желчно произнёс он.

Потеря крови сослужила Чэнхошану плохую услугу. Воин пошатнулся, и стал заваливаться набок. Стоявшие по бокам кешиктены подхватили Чэнхошана под руки.

– А пожелал я тебя увидеть по одной простой причине – мне дорога честь. Впрочем, я не знаю знакомо это слово вам или нет. – Не желая казаться беспомощным, полководец оттолкнул руки кешиктенов, и продолжил. – И если бы я был убит в бою или казнён вместе со всеми, то моего тела могли бы не найти и подумать, что я стал изменником или сбежал. Теперь же все, кто знал Чэнхошана, будут помнить, как он принял смерть.

– Ответ достойный героя, – покачал уважительно головой Угэдэй. – Такому воину незачем умирать под ножом палача. Я предлагаю тебе службу в моей гвардии, бодзиле.

– Я не знаю, кто ты такой, – скривил губы Чэнхошан. – Но я из рода Ваньянь. Мой предок великий Агуда не понял бы меня, прими я твоё предложение.