Страница 2 из 26
В детстве потом у меня неожиданно появился младший брат, и это была отдельная песня. Надеюсь, что со мной согласятся все те, у кого есть младшие братья или сёстры, сёстры – это конечно другая история, а старшие братья или сёстры – это всё, наоборот. Короче, сначала я даже вообще не знал, что мне делать по этому поводу – радоваться или печалиться, пока он там гугу кал с соской в яслях. Потом, когда он подрос, выплюнул соску и начал нормально орать и ходить, предъявив права на полноценного члена советского общества, родители, замученные квартирным бытом, решили подключить меня к воспитанию молодого поколения будущего строителя коммунизма. То есть родители передали мне его в том нежном возрасте, когда он уже осознанно перестал рыдать и писаться по любому поводу и смотрел на окружающий его мир широко раскрытыми глазами будто он – этот мир создан только для него. Надо было доказать ему, что не всё здесь так просто!
Я особо не роптал и принял как должное эту обязанность и не только потому, что родителей положено слушаться, а потому что этот малыш с пухлыми щёчками начал мне нравиться. Практически всё свободное от школы и уроков своё драгоценное время я должен был проводить с ним. Ну и ладно, проводил как мог это сделать пацан на пять лет старше этого бутуза. Я таскал его везде по своим мальчишеским делам, по всем подворотням нашего двора, стараясь не отстать от своих друзей и сверстников. Этот малыш с пухлыми щёчками и ясным взором начал мне нравиться, потому что не роптал и не возражал куда я его потащу, ему было пофиг, хоть в пыльные подвалы нашего дома с его тайнами, хоть на крыши гаражей возле соседнего забора школы, хоть на меняльные торги старьёвщиков по субботам.
Да, были тогда времена, в нашем детстве, когда в городские дворы на телегах запряженных парой лошадей приезжали по субботам откуда-то старьёвщики. Некоторые дети сейчас и слова такого не слышали, а мы слышали, видели, ждали и даже участвовали в первом в своей жизни опыте бартерного обмена. Приехав часов в десять утра в наш двор старьёвщик – пожилой небритый мужик цыганистого вида громко звонил в коровий колокольчик и кричал о том, какие товары у него сегодня есть, также он предлагал хорошо наточить ножи на наждачном круге. Денег за свои товары он не брал. Ему нужны были только тряпки в виде старой одежды, иногда стекло или бумага. Все цены своих товаров у него были описаны в граммах принимаемых тряпок на плакате, прикреплённого к хомуту лошади.
Сначала к нему выползали старухи, ждавшие его с прошлого приезда, что-то обменять или взять то, что сразу не взяли; затем взрослые наши родители. Они выходили иногда просто чтобы заточить хорошо ножи или ножницы, а иногда собрав старые тряпки, которых и так было мало после войны старались что-нибудь обменять на новые вещи. У старьёвщика был всегда тогдашний дефицит: иголки для швейных машинок и губная помада.
Члены партии и лётчики не выходили на такие обмены – им нельзя было, на партсобраниях им говорили, что это пережиток нэповского времени и начало периода первоначального накопления капитала по Марксу, а не помощь стране после войны.
У нас сосед по квартирной площадке справа был лётчик, он ходил в красивой форме, ездил на мотоцикле с коляской, а по субботам охотился. Когда вечером он приезжал с охоты пьяный, то потом обрабатывал добытых уток в подвале нашего дома. Иногда он просто так дарил уток и нам, пацанам приходившем смотреть на это дело и ругал свою жену за то, что она ходила к старьёвщику и компрометировала его-советского лётчика.
После обеда приходило наше время, и все шпана с нашего двора шла к этой волшебной телеге. Да, повозка на телеге была разукрашена красивыми красками, шариками, бумажными цветами и вырезками фото артистов из журнала «Советское кино». Незатейливая реклама гласила, что:
«Советская косметика подчёркивает красоту души наших женщин!»
Для нас старьёвщик доставал всякие игрушки, сладости и прочие мелочи необходимые в детстве. Он знал, что мы – местные пацаны иногда можем ему принести большую прибыль чем взрослые.
Выходили к нему не все сразу, сначала центровые пацаны, то есть отвязанные полублатные хулиганы и шпана, которые в школу редко ходили и которым прямая дорога в тюрьму и на зону, как говорила наша мама. Когда подходила наша очередь – простых пацанов, я иногда притаскивал целый мешок добытых тряпок, которые долго собирал и хранил в подвале нашего дома. Этот мешок на весах старьёвщика всегда почему-то весил меньше, чем я его предварительно взвешивал перед этим в подвале на ручных весах лётчика-охотника, определяющего вес своей добычи в утках и килограммах. Наверно весы у старьёвщика были другой конструкции, говорят его потом за это и побили. После взвешивания он открывал полог своего волшебного тарантаса и называл стоимость вещей в граммах, которые могли мы получить. Короче для нас это был как «Детский мир» для современных детей.
Не помню уже точно, что мы тогда брали у него, но всегда это были пистоны для стрельбы из игрушечного пистолета, сами эти пистолеты, надувные шарики, свистульки, игрушки и прочие мелочи важные для детей, кажется, первый набор порнографических карт из фотографий тоже у него приобрели. Но всегда, точно помню, что всегда в конце торговли просил у старьёвщика красивый и сладкий леденец в виде петушка на палочке, завёрнутый в целлофановую бумагу. Иногда старьёвщик давал два леденца, видимо ему становилось стыдно за то, что он обвешивал на весах наши тряпки. Этот леденец, долго снимая с него прилипшую бумагу я всегда вручал своему «брату-пухляшу», который всё время торговли топтался рядом с лошадью и зачарованно смотрел как она жуёт уздечку своими большими зубами перебирая губами. Мне даже доставляло удовольствие смотреть на него, потом полдня, сосущего этот леденец на палочке.
Вот только когда дворовые пацаны звали меня в поход на Пугачёвскую гору за городом искать сокровища, а по весне собирать птичьи яйца или рвать молодую сирень я задумывался брать малыша с собой или нет. Были у нас в детстве и такие увлечения!
В лесу за городом возле пионерлагеря была большая гранитная скала, звали её Пугачёвской, по преданиям старины седой правая рука Пугачёва атаман Хлопуша вёл остатки мятежных войск в Башкирию после разгрома армией Михельсона и в этой горе спрятал награбленные дворянские сокровища. И мы пацаны имели обыкновение собравшись стаей лазить по расщелинам и гротам этой скалы в поисках несметных богатств, даже строили планы, что на них купим если найдём.
Было также хобби у нас тогда лазить по деревьям и грабить птичьи гнёзда. Мы даже вполне профессионально, может даже лучше всяких там орнитологов, разбирались в размерах и окраске яиц различных птиц: от воробьёв и грачей, сорок, ворон, кречетов и даже орлов. Надо было ухитриться забраться на дерево, аккуратно вытащить тёплые ещё яйца, сложить их в сумку или фуражку, при этом может придётся отбиваться от возмущённых птиц и спуститься вниз. Бывало, что падали с деревьев и калечились. Дома, вернее в подвале дома надо было потом аккуратно выдуть желток из яйца, проколотого с двух сторон шилом и хвалиться своей коллекцией при обменных операциях.
Когда буйно зацветала сирень в пойме реки Уй у моста через Золотую Сопку мы гурьбой ходили туда рвать сирень, возвращались оттуда с руками набитыми огромными букетами. Мама очень любила сирень. Вся квартира наша, заставленная букетами целую неделю, благоухала запахами сирени.
В таких вот случаях я старался избавиться от почётной обязанности, потому что надо было далеко идти в лес за город, и брат мог устать, тащи его потом на себе. Но строгая мама говорила. «…что это моя священная обязанность присматривать за младшим братом, потому что он такой один и другого вы все не дождётесь, а будешь старенький он тебе тоже потом поможет!».
Насчёт «…будешь старенький и он тебе будет помогать», мне не всё было понятно, как он мне может помочь-если он такой маленький сейчас. Однако я уже догадывался, что люди растут и не живут вечно, когда увидел, как разбился, упав с канатов насмерть канатоходец в цирке Шапито, растягивавшим свои шатры иногда летом на нашем футбольном поле во дворе дома.