Страница 35 из 76
Но я тут же укорил себя за эгоизм. С каких это пор я стал таким мелочным? Мы, посланники, привыкли находиться в тени. Слава наших деяний всегда достаётся другим — таков порядок.
И теперь, когда восхищенные взгляды моих друзей прикованы к незнакомцу, я не должен испытывать ревности.
— Как ты думаешь, кто это может быть? — спросил я как можно небрежнее, пока Фудзи возился с чайником. Ну как возился? К моему удивлению, он просто включил банальную газовую плитку, налил воды и поставил чайник на огонь. А потом уселся на какую-то бочку.
— У него окинавский выговор, — задумчиво, словно разгадывает величайшую загадку, принялся рассуждать принц Фудзивара. — Да и внешность не совсем японская. Скорее, он похож на айна — когда-то племя этих свирепых людей проживало на северном краю Хоккайдо.
Я вспомнил карту, которую показывала нам Белый Лотос.
— Ты сам себе противоречишь, дорогой друг, — сказал я. — Хоккайдо — самый северный остров архипелага, так? А Окинава лежит на юге, совсем недалеко отсюда.
— И что с того? — Фудзи беспечно пожал плечами. — Разве не может айн приплыть на Окинаву, прожить там много лет и перенять выговор местного населения?
— Что-то он не похож на старца, прожившего много лет… А свирепые — это ты к чему сказал?
Фудзи прищурился. Затем поцокал языком. В дополнение покачал головой.
— Что-то ты мне не нравишься, друг Курои. А тебе, похоже, не нравится наш гость.
Я вздохнул.
— У меня нет причин испытывать к нему неприязнь, — честно сказал я. — Просто он какой-то…
— Слишком красивый? — быстро спросил Фудзи. — Слишком крутой?
— Ты сам сказал: он одним присутствием усмирил шторм.
— Ну, значит, привыкай, — он хотел похлопать меня по плечу, но тут чайник издал пронзительный свист, и Фудзи бросился спасать его с плитки.
— К чему привыкать?
— Знаешь, что я подумал, впервые увидев новую, так сказать, улучшенную версию тебя? — я молча ждал. — Что не я теперь — первый парень на деревне. В твоей крутости, как сэнсэя, я убедился ещё раньше, так что мне оставалась лишь внешность. И вот — какой удар по самолюбию…
— Фудзи, друг, да что ты такое несёшь? Какая крутость?.. Тому, что ты знаешь и умеешь, мне учиться и учиться! Так виртуозно обращаться с таттвой ветра…
— Ой, только не надо меня утешать, — правда, в голосе его никакой грусти и не слышалось. — Кто, как не ты, совершил меньше часа назад материализацию объекта? Скажешь, нет? Да такого не было уже тыщу лет! Только маги, напрямую работавшие с Чёрным Обелиском, могли сделать такое — пока его остатки не растащили окончательно… Черпая мощь первородного Камня, они двигали материки. Изменяли русла рек. Поворачивали вспять течения в океанах и топили древний паковый лёд на полюсах…
Я молча хлопал глазами. А Фудзи говорил и говорил, в то время как руки его делали что-то совсем особенное: насыпали, перемешивали, заливали кипятком, наполняли чем-то завлекательно пахнущим различные коробочки и водружали всё это на обширный поднос с очень высокими бортиками…
— Факт, широко известный в узких кругах: чтобы творить такое волшебство, нужен Источник помощнее, чем обычный Артефакт, — вещал он. — И никто даже не стал пытаться. Ведь всем известно, что фрагменты распавшегося Обелиска отталкивают друг друга.
— Стой! — я прижал пальцы к вискам и попытался вспомнить, что он только что говорил. Обелиск. И маги древних времён, способные к материализации вещей из ничего…
Так вот к чему стремится Бестужев! Он хочет стать таким же могущественным, как древние. Хочет перекроить мир заново!
Но вслух я этого говорить не стал. Большей частью из-за того, что идея казалась слишком бредовой. Я ещё слишком мало знаю о Тикю, чтобы делать такие далеко идущие выводы.
И тут же дал себе слово: как только выдастся свободное время, досконально изучить историю мира, в котором живу.
И сразу же, по укоренившейся привычке посланника, принялся анализировать последнюю мысль. Значит ли она, что я считаю себя неотъемлемой частью этого, и никакого другого мира? Что я никогда не смогу, а более того, не захочу возвращаться на Ёшики, чтобы и дальше быть послушным орудием в руках Корпуса?..
Фудзи тем временем подхватил поднос, и уже ловко карабкался по узкому трапу наверх, к солнцу, ветру и… нашему гостю.
— Разрешите представить, — как только мы появились, Хякурэн поднялась с палубы, где вся компания уютно устроилась кружком, и повела рукой в нашу сторону. — Тоётоми Хидэёси, сэнсэй с Окинавы.
Маг поклонился, сложив руки лодочкой, но не вставая.
— А это наши пассажиры, — продолжила она с каменным лицом. — Принц Константин Фудзивара и принц Владимир Антоку.
Мы с Фудзи переглянулись. Меньше всего я ожидал от Хякурэн такой подлянки: взять, да и выдать первому встречному, кто мы такие.
А с другой стороны: может, он и сам прекрасно всё знал, и расставив точки, Белый Лотос проявила элементарную вежливость…
Тоётоми нам просто кивнул. Без особого пиетета, как равный равным. Мне это в нём понравилось.
Да и остальные не выказали никакого удивления, только Дед с Кагосимой хитро переглянулись и стукнулись кулаками. Словно шкипер лишь подтвердила их догадки.
— Ну… Раз все друг друга уже знают, давайте выпьем, — водрузив поднос прямо на палубу, Фудзи бесцеремонно растолкал Ватанабэ и Кагосиму и уселся между ними, подогнув ноги. — За знакомство.
И принялся разливать чай.
— А что это за аппетитные шарики, которые пахнут так вкусно? — тут же спросил Тоётоми. Он хищно поводил выдающимся носом над едой, которую принёс мой друг.
— Пирожные "Небесное облако", — охотно пояснил Фудзи.
— Ммм… Насколько я помню, никакие пирожные в матросский рацион не входят, — осторожно заметила Белый Лотос. Подцепив пальчиками один колобок, она положила его в рот и принялась задумчиво жевать.
— Точно не входят, — поддержал её Кагосима. — Консервы, дайкон, солонина… Никаких облаков.
— Я там пошарил, и нашел старые рисовые хлопья, — пожал плечами Фудзи. — Потом немножко сухого молока, немножко мёда… Ещё были орешки кешью, так я из слегка поджарил, чтобы жучки сдохли.
Белый Лотос перестала жевать. Я, готовясь кинуть белый аппетитный шарик себе в рот, тоже замер. Фудзи расхохотался.
А вот Тоётоми невозмутимо отправил в рот сразу три шарика, задумчиво пожевал, а потом сказал:
— Милый друг! Если когда-нибудь вам надоест быть принцем, вас примет лучший ресторан на Окинаве, в качестве шеф-повара.
Из его слов, тона и выражения лица выходило, что быть поваром на Окинаве — честь несравнимо более высокая, чем жалкое существование в качестве какого-то там принца.