Страница 3 из 76
Однажды мы уже думали, что поймали Разрушителя. Его посадили в неприступную крепость на вершине скалы. Там не было охраны, которую можно переманить на свою сторону. Не было дверей, которые можно выломать. Не было лестниц, стен — ничего. Лишь открытая всем ветрам площадка на высоте двух тысяч метров. Три на три метра. С неё можно было только спрыгнуть вниз, в пропасть, на дне которой ожидали острые камни.
Но Шива сбежал. Мы не знаем как, но когда за ним прилетел дежурный коптер Корпуса — Разрушителя на скале не было.
— Придётся рискнуть, — пожала плечами маленькая женщина.
Во время нашего разговора она сидела прямо, подвинув ноги под сиденье и держа сумочку на коленях. Но теперь тоже откинулась на спинку кресла. Убрала сумочку, оставив пистолет на коленях, вытянула ноги и в дополнение ко всему скинула свои туфли-лодочки.
Я невольно посмотрел на её ступни. Маленькие, изящные, несмотря на возраст, обтянутые тонкими чулками. Пятки покраснели, на больших пальцах вздулись пузыри.
Заметив мой взгляд, она подвинула ноги обратно под сиденье.
— Зря вы стараетесь запугать меня, — почувствовав сухость в горле, я налил себе остывшего кофе и сделал большой глоток. — Я и так собирался предложить свои услуги по спасению Любавы. То, что я не верю в предательство Фудзи, вовсе не значит, что я откажусь работать на вас.
— Это элементарная предосторожность, — она пожала плечами.
В свете электрической лампочки в салоне лимузина волосы Салтыковой казались короткими металлическими проволочками.
— К тому же, вам будет легче сосредоточиться на текущей задаче, если вы будете знать, что Шива уже пойман.
— К сожалению, это не так, — я поставил чашку на место. — Директива обязывает меня вернуться в Корпус, как только преступник будет схвачен. Честно говоря, я не представляю, как такое промедление отразится на моей психике. Вы выдернули чеку, госпожа секретарь.
Я не кривил душой. Не пытался её запугать. Я действительно не знал.
Возможно, Шива пошел вразнос после того, как ему воспрепятствовали в выполнении директив…
— Как я уже сказала, я готова рискнуть.
Поезд остановился, но двери вагона пока оставались закрытыми. Я молча ждал.
— Сейчас мы с вами пройдём в одно место, — объявила Салтыкова. — Но лучше вам будет переодеться.
Она протянула мне небольшой свёрток, в котором я опознал стэллс-костюм. Тот самый, который я спрятал в дупло дерева где-то на окраине Москвы.
— Вы его нашли, — только и сказал я, принимая свёрток.
— Это было несложно, — госпожа секретарь нашарила туфли, надела их и поднялась из кресла. А потом встала спиной ко мне, у двери.
Я мог бы задушить её прямо сейчас, — мысли проникали в голову, как липкие черви в сердцевину яблока. — Мог бы сломать её тощую шейку, а потом надеть костюм, выйти из поезда и скрыться.
В то же время я прекрасно знал, что ничего такого не сделаю. И вовсе не потому, что Салтыковой удалось меня запугать.
Просто где-то, в глубине души, я понимал эту маленькую усталую женщину.
Она была в отчаянии. Она настолько устала и запуталась, что не доверяла уже никому, даже себе. Много часов подряд сидя в тесной коробке лимузина, или вот такого вагона, она передвигается по городу, ни на секунду не оставаясь на месте. И всё время работает. Расплетает клубки, решает проблемы, устраняет кризисы.
У неё нет времени, чтобы нормально поесть, она приучила себя пить воду, чтобы не свалиться от обезвоживания — потому что забывает о нуждах своего изношенного организма. Она не видит солнечного света, не чувствует ветра на своей коже, потому что её мир — это сумерки. Глухие, кромешные сумерки, что скрывают тайны и секреты, которые она обязана разгадать.
— Я готов, — она повернулась и одобрительно — впервые за долгое время — окинула взглядом мою фигуру.
— А вы хорошо поработали, Курои, — сказала она. — Вы молодец.
— О чём вы?
— О вашей внешности, конечно, — взяв сумочку, она наконец спрятала пистолет, а взамен достала пудреницу с небольшим круглым зеркальцем и протянула мне. — Теперь вас точно никто не примет за МОЛОДОГО принца.
Мне понадобилось целых две минуты, чтобы рассмотреть себя по частям, а потом сложить картинку в голове. После этого я рассмеялся.
Неосознанно, инстинктивно, я придал себе черты, которые мечтал увидеть в зеркале. Никаких оттопыренных ушей. Никакого детского пушка на щеках. Мудрые взрослые глаза, высокие скулы, хорошо развитая нижняя челюсть.
Чёрные волосы зачёсаны назад и спускаются на плечи.
При известной доле воображения, в чертах этого лица чётко прослеживалось фамильное сходство с князем Соболевым.
И вовсе не потому что я занимал тело его внука… За всю свою жизнь я не встречал человека более благородного. Более целеустремлённого, сильного духом и честного.
Неудивительно, что даже подсознательно я стремился походить именно на него.
Всего лишь на один миг, на долю секунды мне стало жаль своего настоящего облика: синт-оболочки, оставленной на Ёшики.
Иногда я ею восхищался — настолько совершенной, гармоничной и удобной она была.
Временами ненавидел. За её уникальность, за то самое совершенство, доведённое до абсурда. И в то же время недоразвитую, ущербную из-за встроенных ограничителей.
В этом мире и в этом теле ничего такого не было. Не было катетера для введения питательного раствора. Не было порядкового номера на запястье. Маячка, благодаря которому Корпус всегда знал моё местоположение…
Приняв внешность взрослого Владимира Антоку, я стал тем, у кого есть своё место в жизни. Свои привилегии — и свои обязанности.
И самое главное: изменившись, я перестал чувствовать себя узурпатором. Тем, кто занял чужую оболочку.
— Идёмте, — дверь вагона наконец открылась и она легко шагнула на ярко освещенный перрон.
Я скользнул следом. Теперь я не стеснялся своего обтягивающего, как капроновый чулок, костюма.
Перрон ничем не отличался от того, где мы сели в поезд, и создавалось впечатление, что покатавшись, мы вернулись в ту же точку.
— Где мы? — голос не разнёсся гулко по пустому помещению — как этого следовало ожидать. Он словно растворился в сухом воздухе, затух, как волна на песке.
— Это… тоже тюрьма, — сказала Салтыкова. — Но только для преступников — магов. Идёмте. Вы должны кое-кого увидеть.
Шива, — моё сердце глухо забилось. — Сейчас я увижу Шиву.
Когда мы, спустя десять минут быстрой ходьбы по узкому, как кишка, коридору, подошли к зарешеченной двери, я уже почти успокоился.
Салтыкова протянула руку к зарешеченному окошку и взялась за заслонку.
— Готовы? — спросила она.