Дикий, дикий запад

Обвели.

Бишопы.

Как есть, Бишопы. Больше некому. И ведь Элайя никогда-то не скрывал особо, что считает Чарльза выскочкой, которому в жизни повезло.

…сватался еще.

К матушке.

Когда это было? Года три тому. Он как раз овдовел, выдержал срок, чтобы приличий не нарушать, а там и зачастил в гости. Обихаживал. Только матушка его насквозь видела.

- Дрянной человек, - помнится, сказала она. – Но повода не дает.

Обошлось без повода. Отказа хватило.

Из-за него все? Из-за отказа? Раненое самолюбие сподвигло на авантюру? Или дело куда сложнее? Плохо, что не получится связаться с матушкой. Она бы могла прояснить некоторые вопросы.

Ходили слухи, что состояние Бишопов несколько истаяло.

О привычках младших.

О неудачных проектах. Но… это лишь слухи. Стоит ли им верить? О Чарльзе тоже слухов гуляло изрядно. Но все-таки… если действительно возникла нужда в деньгах? Это объясняет, почему Бишоп так вцепился в приданное. Но приданого ему надолго не хватит.

Выходит, прав Великий змей?

Чтоб ему…

С одной стороны, дерьмо полное. С другой… с другой стороны, Августа им нужна. И нужна будет долго. Это хорошо. Её не используют, как остальных.

Её даже беречь станут, ибо без Августы денег не получить.

Почему-то от мыслей этих не стало легче.

Чарльз оглянулся.

На небе еще громыхало эхо недавней бури. Черные тучи укрывали луну, и тьма вокруг гляделась непроглядной. В этой тьме не видно было ни тропы, по которой ступали лошади, ни поселения, оставшегося где-то позади. Там виднелись редкие отблески света.

Захотелось вдруг вернуться.

Не в поселение. Домой. Вернуться и вцепиться в глотку Бишопу. Тряхнуть хорошенько. Потребовать, чтобы вернул Августу. И вернул бы, никуда бы не делся, но…

Где-то рядом печально заплакал койот. И на голос его отозвалась тявканьем лисица. Конь вздрогнул было.

- Тихо, - сказал Чарльз. – Ты ж привычный вроде…

Горы появились из темноты. Сперва выкинули огромные валуны, что проступили седоватыми будто инеем подернутыми великанами.

Теперь, когда глаза слегка привыкли к темноте, он видел и Милли. Та сидела ровно, расслабленно, и кажется, вовсе не подавала признаков усталости. А ведь они сутки, почитай, в седле. И сколько еще ехать придется?

Тропа стала шире. Она, вползшая змеею в узкое ущелье, раскрылась, растянулась, позволив Эдди приблизиться.

- Думаешь, ей стоит верить? – шепотом произнес Чарльз, правда, сперва благоразумно накинувши на себя полог.

- Никому не стоит верить. Полностью, - поделился Эдди то ли мудростью местной, то ли личным опытом. – Но идем правильно.

- Ты здесь бывал?

- Бывал. Иногда я… кое-что привозил для старика.

- Кое-что запрещенное?

- Не всякие запреты разумны, - нейтрально ответил Эдди. – А он кое-что продавал… нужным людям.

- Тоже запрещенное.

- Ты что, шерифом стать хочешь?

- Да нет. Просто… неспокойно как-то.

- Ага. Жопой чую, без стрельбы не обойдется. Жаль. Хорошее было местечко.

- Полагаешь, его и вправду…

- Ему жить осталось недели две. Может, три. Ты что, не видел?

- Видел, но не думал, что все настолько запущено.

- Он последний год и держался-то на орочьих травах. Племена его знали. Может, и скотина, но дела вел честно.

Наверное, это можно было считать комплиментом.

- И что дальше?

- Дальше? – Эдди сдвинул шляпу на затылок. – Дальше доберемся до места. Встретим проводников. Пересечем Драконий хребет. А там, коль живы останемся, посмотрим.

Планы вдохновляли кажущейся простотой.

Чарльз кивнул.

- Останемся, - он сжал коробку с проклятым камнем, который грозил не столько славой, сколько кучей проблем. И совесть, очнувшись, нашептывала, что стоило бы повернуть назад. Домой. То знание, которое Чарльзу вручили, оно ведь не просто ценно. Оно способно изменить мир. И если Чарльз действительно погибнет, то и знание это пропадет втуне. Нечестно. – Как иначе-то?

Эдди усмехнулся: в темноте блеснули клыки. И от души, почти по-родственному, хлопнул Чарльза по спине.

- Наш человек! – сказал он.

А где-то далеко, позади, грохнул выстрел. И эхо потянуло, разодрало его на куски. Но стоило звуку угаснуть, и донесся гул.

Протяжный.

Низкий.

Зарокотали горы. И конь Чарльза испуганно шарахнулся в сторону. Лошади не любят выбросов силы. А эхо, долетевшее до Чарльза, заставило подобраться.

- Спешить надо.

Гул сделался яснее, отчетливей.

И заплясала лошадь Милли, но была остановлена крепкою рукой.

- Вперед! – рявкнул Эдди, глянув на отвесные скалы, которые, казалось, только и ждали гостей, чтобы сомкнуться или, на худой конец, отряхнуться, сбросить на головы огромные валуны.

Камни покатились.

Зашелестели.

- Двигай! – рявкнули на ухо, выводя из задумчивости. И чужой хлыст стеганул по крупу коня. Тот, завизжав не столько от боли, сколько от страха, рванул вперед. Чарльзу только и оставалось, что мысленно пообещать: если жив останется, этому орку нос сломает.

Чтоб в следующий раз не лез под руку.

Если жив останется.

Лошади летели.

По тесной каменной дороге, что втиснулась меж отвесными скалами. И эхо, рожденное в ущелье, разбивалось о стены его. Мелькали тени. И в кромешной тьме, ибо луна все еще отказывалась глядеть на землю, дорога казалась бесконечной.

Наверное, это было сродни чуду.

Лошадь не споткнулась.

Не упала.

И сам Чарльз удержался. Он изо всех сил пытался не упасть. Получилось. В какой-то миг стало тише. И откуда-то сзади донесся судорожный вздох гор, сменившийся грохотом камнепада. Потом стало тише.

Спокойнее.

Будто те камни стали заслоном.

Лошади тоже почуяли, и жеребчик Чарльза перешел на шаг. Чарльз нисколько не удивился, обнаружив рядом Милли.

- Живой? – поинтересовалась она.

В темноте глаза её поблескивали, да и вовсе гляделась девица на редкость довольной. Будто не впервой ей было посреди ночи нестись куда-то, сломя голову.

- Не дождетесь, - буркнул Чарльз.

И Милисента рассмеялась.

А он подумал, что, должно быть, выглядит на редкость глупым, и тоже рассмеялся. Смех был слегка нервным, но, как ни странно, стало легче.

- Нашли время, - проворчал Эдди.

На привал мы остановились ближе к рассвету. И пусть дальше шли медленно, осторожно даже, хотя и женщина, ведшая нас явно неплохо знала местные тропы, я все одно устала. Неимоверно.

Не только я.

Лошади, они ведь тоже не железные. Последние пару часов и вовсе пришлось спешиться, уж больно узкою, вихляющею была тропа. Она вилась, то прижимаясь к боку скалы, карабкаясь на неё, выше и выше, дразня бездной, что раскрывалась с одной стороны, толкаясь каменными выступами с другой. То вдруг расширялась до приличной дороги, чтобы в следующее мгновенье протиснуться меж двумя камнями.

Мы шли.

И шли.

Где-то ехали, хотя и лошади брели еле-еле.

Я поймала себя на мысли, что графчик наш неплохо держится для человека, явно к этаким вылазкам непривычного. Вон, идет, на лице выражение крайней сосредоточенности. Челюсть вперед выставил, упрямо, стало быть. Брови свел. Хмурый. Злой.

Но не матерится.

То ли избыток воспитания мешает, то ли усталость.

Эдди, которого я едва-едва различала впотьмах, тот вот ругался. Тихо. Сквозь зубы. Зато со всею душой. А вот проводница наша скользила по тропе, будто тень.

Явно хаживала не раз и не два.

Но, в общем, мы шли и шли, и шли…

- Хватит, - сказала женщина, выбравшись на узкий пятачок земли меж скалами. – А то еще помрете раньше времени.

Это было произнесено с некоторой надеждой.

Хрен ей. Помирать лично я не собиралась, да, день выдался тяжелым, но случалось и похуже. Эдди и вовсе спешился с легкостью, потянулся, зевнул во всю пасть и сказал:

- Это мы где?

- Где надо, - буркнула наша проводница.

Вот не нравилась она мне. Категорически.