Одержимость Малиновского

— Что лыбишься, змеёныш! — это были первые слова, когда я увидел ехидную улыбку Сашки.

— Рад видеть, соскучился, задумал пакость, или… Выбирай любой вариант ответа. — Проходя мимо меня, принялся, как обычно, умничать.

— Виделись уже. А о пакостях ты всегда думаешь. Кофе будешь? — Пошёл в кухню, не дожидаясь, что ответит шутник.

— Мне с корицей… — заглядывая через плечо, всё тем же ехидным голосом попросил. Я молча налил кофе, достал пакетик корицы и в таком виде отдал пряность этому наглецу.

— Вам, может, ещё въеб*ть, чтобы уж напиток был оригинальным? Корица как-то банально… — Тот лишь фыркнул и, скривившись, сам добавил себе её.

— Я тут для тебя стараюсь, а ты… — покачал он головой с упрёком, смотря на меня.

— О… я оценил. — Бросил чашку с недопитым кофе и ушёл в комнату, чтобы успокоиться. Безумно хочется ему врезать. Сел на диван и, включив музыку, попытался расслабиться.

— Вот чего ты злишься? Расклад ведь шикарный получается. Ты на Мире женишься, причём и напрягаться не нужно…

— Я бы и так женился. Говори, что тебе нужно и вымётывайся, видеть тебя не могу.

— Вань, согласен, насчёт любовников перегнул палку. Но, извини, по-другому не мог заставить тебя прочувствовать на своей шкуре, каково было Мире, когда она видела твой сексуальный загул.

Сексуальный загул? Я чудом зло не рассмеялся. Но опровергать не стал, не знают они всего, и чёрт с ними, пусть думают, что хотят. Не спорю, вначале я пытался таким способом избавиться от наваждения, но быстро понял, что не помогает. Я нашёл другой способ: уезжал в город и с головой уходил в работу, только так я мог держать свою похоть в узде.

Я же Миру с младенчества знаю, помню, как первый раз взял её на руки. Она посмотрела на меня и улыбнулась, на душе стало вдруг так… хорошо, словно ангел коснулся меня крылом, никогда такого не чувствовал. Тогда, наверное, я и пропал. Она словно солнышко озаряла мою жизнь, я помню каждую мелочь, связанную с ней: первые шаги, первые слова, как она пошла в первый класс. Я всегда был рядом, наивно полагал, что это будет продолжаться вечно. А потом узнал о своём отце, это было больно, но добило меня другое: я оказался таким же извращенцем, как он. Мире было всего четырнадцать, когда я осознал, что хочу её. Не просто хочу, это желание буквально сводило меня с ума. Я пробовал всё: спал с другими, уходил в работу, пытался внушить себе, что она мне сестра, но ничего не помогало. Это было сродни помешательству, я ненавидел себя, презирал. А когда ей исполнилось шестнадцать, сорвался и позволил себе прикоснуться к ней. Но, осознав, что натворил, ужаснулся. И тогда я принял решение, сделать всё, чтобы она меня возненавидела. Такой, как я, извращенец недостоин быть даже пылью под её ногами. Но увы, ничего не вышло. Нашу любовь можно сравнить с неизлечимой болезнью, которая с каждым годом прогрессирует, и нет от неё спасения — она и я обречены.

— Саш, вот врать мне не нужно, ты всё специально подстроил, чтобы легенда была правдоподобней: они встретились на банкете и их чувства вспыхнули с новой силой. Хорошо придумано, но подло. В то, что это якобы спасти от Одли, не верю, уж ты бы эту проблему решил, не напрягаясь. Я всё из-за тебя ей гадости наговорил. Мало ей было дерьма от меня, и тут ещё это…

— Ревность не одному тебе туманила рассудок. — Это ещё мягко сказано, я чуть её не взял у порога, зашибись бы получился у нас первый раз с котёнком. — А с другой стороны, как тебя было уломать? Ты же заладил: завязал, то было последнее, таков был уговор. Но вот проблема, только ты способен всё сделать красиво, другой не в состоянии. Сам вынудил нас так поступить.

— Саша, если идти на поводу, этому конца и края не будет. Я Родине отдал долг с лихвой, и не отказываю дальше делиться новыми разработками, но так продолжаться не может. — Я решил выйти из игры, уже начал выводить активы, осталось совсем немного, и на тебе, сюрприз.

— Согласен, не может. И уж как никто тебя понимаю, сам в таком положении с детства, на тебя хоть в шестнадцать лет обратили взор, а на меня гораздо раньше. Это отрицательная сторона гениальности, таких, как мы, просто так не выпускают из цепких лап. — Сашка прав, не выпускают, вцепятся как клещи и пьют жизнь по капле. И ведь не вырвешься, у каждого есть то, чем крепко удерживают. Там даже родители помочь не в силах, они толком ничего не знают, и надеюсь, никогда не узнают. Для них мы работаем на внешнюю разведку, и это наш выбор. Мы не против работать на благо Родины и будем далее помогать, но вот шантаж — это не метод мотивировать нас.

— Мне до тебя далеко, я гений только в одном направлении, а в остальном просто хорош. Ничего, Люцифер, я уже практически всё подчистил, осталось тебе свою работу выполнить, а там решай сам, как поступать дальше.

— Не хочу загадывать, а то получится как в поговорке: гладко было на бумаге, да забыли про овраги… Не люблю разочаровываться, пусть всё идёт своим чередом. Хотя меня всё утраивает, ну, кроме маленькой детали, с которой будет покончено. А ты выполнишь задание, и на этом всё, а как бонус — Мира будет при тебе. Никто лучше тебя её не защитит и не уговорит всё бросить. Плюс, нехилый шанс наладить с ней отношения. Правда, тяжко тебе придётся, сочувствую.

— А я и не рассчитываю, что будет легко.

— Ты меня не понял, задача усложнилась. Я рассказал Мире, что ты был женат.

— Я думал, что она знает. Хорошо, что рассказал, уверен, звёздочка всё понимает.

— Она не интересовалась тобой и запретила нам рассказывать о тебе. — Разумный подход, но бесперспективный, сам через это прошёл. — И да, я забыл ей намекнуть, что у вас брак с Инессой был фиктивный. Да и не верю, что ты ей разок другой не засадил, она же баба огонь, и от тебя без ума.

— Я не путаю работу с личным, тем более я ей сказал, что в этом плане недееспособен.

— И… что, поверила? — заржал Сашка.

— Два года верила в эту байку, а потом я лоханулся…

Инессе было запрещено заходить на мою часть дома, с неё достаточно выделенных апартаментов. Я бы вообще её на порог не пустил. Но легенда обязывала проживать вместе. А потом я сглупил, подхватил простуду, выпил лекарства и под монотонный голос диктора новостей вырубился в зале, а тут, как назло, Мира приснилась. А Инесса, сука, решила использовать этот шанс, чтобы залететь и привязать меня к себе. Только тварь не учла, в каком бы я бреду ни находился, запах и стон любимой женщины ни с чьим не спутаю. Первый раз чуть женщину не ударил, думал, придушу собственными руками гадину, когда она, трясясь от страха, поведала о своих планах. И пусть ребёнком меня не привязать, но бабок срубить она могла не хило. Одно радует, что на член запрыгнуть не успела, но после этого я не мог с ней работать, не доверял. Раз она на такое готова была пойти, не факт, что не опустится до предательства. Ну и «удружил» мне Глеб Владимирович.

— Что, стояк вовремя не смог скрыть?

— Близко, братишка. Но у нас ничего с ней никогда не было. Раз дашь слабину, потом не избавишься. Да и не я её страсть, а мои деньги, ей же при разводе ни цента не светило, вот она и пыталась любыми способами зацепиться.

— Ничего удивительного, ты выгодная партия. Правда, с твоими тараканами нужно что-то делать, бешеные они у тебя. Но после того, что ты пережил, могло быть и хуже. Но я недоговорил, короче, я Мире сказал, что ты ей женихов подыскивал.

Вот сучёнок! Думает, что мне легко это решение далось? Да хрен там, я словно сердце собственными руками из груди вырывал. Без надежды, что мы будем вместе, жизнь теряла смысл. Что душой кривить, я искал смерти, остановили только слова Глеба: не позволяй себя убить, твоя смерть погубит и её. И было это всего один раз. Я хотел, чтобы у неё был рядом тот, кто будет любить и защищать. А когда, вопреки всему, выжил, думал, что никогда не вырвусь из этого дерьма. Да не мог я тогда быть с ней, очень хотел, иногда наблюдал издалека, но подойти не смел. Её безопасность в приоритете, всё остальное — тлен.