Танец феникса

Старый злыдень материализовался в маленькой трапезной ровно без десяти минут шесть. Застыв у порога, он сделал глубокий вдох, скривил губы и впился в меня немигающим, цепким взглядом. По моему позвоночнику прошёл неприятный холодок. Ох, кажется, сейчас что-то будет…

– От тебя воняет потёкшей сукой, – скрипучий голос Хенга заставил меня задрожать.

У меня даже и в мыслях не возникло изображать удивление и непонимание. Я только молча смотрела на Учителя в ожидании вердикта. В моих глазах он легко мог разглядеть страх, но в них точно не было раскаяния. По моим собственным убеждениям я не совершила ничего предосудительного. Вернее, не успела совершить, но факт остаётся фактом – ничего не было.

Если же исходить из теории самого Хенга, то контролировать, прежде всего, я обязана чистоту помыслов. Но они и так были девственно чисты до недавнего времени, пока Доминик не замарал их своим, совсем не братским и не дружеским, поцелуем.

Да что я вообще здесь анализирую?! Я ведь уже взрослая шестнадцатилетняя девушка. В этом возрасте каждая нормальная, более-менее симпатичная француженка имеет, как минимум, опыт страстных поцелуев и объятий. И я в монашки не собираюсь записываться, даже в шаолиньские.

– Ты-ы, презренная блудница, посмела своими грязными руками готовить мне еду, – голос Хенга стал ещё более тихим и зловещим.

Вот интересно, а что мне было делать – совсем не готовить? Извините, мол, батенька, так уж вышло – нечаянно впала сегодня в блуд и по неосторожности руки замарала. Только чем? Я ведь даже ничего не потрогала у Доминика, хоть и очень хотелось. Знала бы я, что это избавит меня от ежедневного кашеварства, то давно бы уже всех мужиков в городе перещупала.

Пытаться убедить Хенга в том, что я чистая, было абсолютно бессмысленно. Да если бы я даже полностью с хлоркой вымылась, то всё равно бы опошлила его благословенную трапезу, так как мои мысли уже вовсю плескались в грехе и стремились увязнуть в нём ещё глубже.

Обжигающие удары многохвостой плетью отозвались болью на плечах, шее и лице. Тяжёлый резиновый шарик жёстко припечатал мои губы к зубам, и я почувствовала металлический привкус во рту. Вот же сволочь, чуть зубы мне не выбил. Захотелось сплюнуть кровь прямо в кашу этому извергу.

Новую порцию ударов я принимала, уже прикрыв лицо руками. Раньше от этой боли хотелось визжать, но я боялась привлечь своим криком Доминика. Теперь же я не позволяла себе даже скрипнуть зубами. Это удивительно, но, оказывается, к боли тоже можно привыкнуть.

Скоро ему надоест размахивать своей плёткой. А пока я отсчитываю удары и думаю о том, что осталось всего пять лет. А потом у меня будет собственный кнут и для баранов, и для особо зарвавшихся пастухов.

Природа была сегодня солидарна с Учителем. Уже четыре часа подряд суровые китайские небеса извергали мне на голову тонны воды. Я стою на коленях на жёсткой циновке под открытым небом и усердно замаливаю грехи. Хотя, если бы я действительно молилась и раскаивалась, то, возможно, небо и сжалилось бы надо мной. Но я стою и размышляю о том, что надо было дожать утром этого труса Доминика и вкусить запретный плод. Тогда бы я не зря сейчас получала кару небесную.

Спасибо Хенгу, что не догадался меня голой к столбу привязать или коленями на горох поставить. Правда, я и на циновке себе уже всю кожу стёрла. Но это ерунда, лишь бы только Доминик не решил меня спасать. Надеюсь, что старик не пустит его на свою территорию, и парень не увидит меня в таком жалком виде.

Кормить меня сегодня не будут – и это тоже не трагедия. А вот то, что теперь мои завтраки снова будут состоять из сырых рисовых зёрен – это уже паршиво. Зато теперь я повзрослела и мне полагается целых шестнадцать зёрнышек. Меня же теперь разорвёт от обжорства!

К обеду дождь стих. Это хорошо, а то я боялась, что облысею под этим потоком. Доминик, который уже устал ждать окончания занятий с мучителем Хенгом, вероятно, почуял неладное. И, конечно, он прорвался во двор к старикашке и увидел меня – промокшую, с разбитыми губами и на коленях. К подобному зрелищу парень явно оказался не готов и теперь, глядя на меня, его глаза наливались кровью.

А Хенг, застав моего безголового рыцаря в собственном дворе, кажется, даже обрадовался очередной жертве. Наверняка, старый козёл был уверен – Доминик обо мне не забудет и придёт спасать.

– Ники, я пока в полном порядке, но если ты немедленно не уберёшься отсюда, то мне до следующего утра не встать с этого места, – крикнула я с отчаянием и подумала, что лучше бы он утром был такой смелый.

Доминик растерянно остановился на полпути ко мне, а по губам Хенга зазмеилась коварная усмешка.

– Ты прервала молитву из-за своего глупого пса, – он медленно достал плеть из-за пояса.

Господи, только не при Доминике!

А дальше, как в паршивом кино. Когда мне на голову обрушились девять жал плети, Ник с диким рёвом бросился на Хенга. Ой, дура-ак! Со стороны могло показаться, что парень налетел на бетонную стену. Хенг даже не пошевелился, но мой защитник рухнул у его ног, как подкошенный. Боже, с кем этот глупец решил воевать…

Если посмотреть на человека снизу, то его мозг обнаружится глубоко в заднице. Однако мозг Доминика с того же ракурса – явно был гораздо ближе. Это как раз и объясняет желание моего телохранителя помериться силами с «вечным» и непобедимым злодеем. И в то время, как задний мозг Доминика пребывал в глубокой отключке, мой вскипел от вида любимого мужчины, находящегося в столь беспомощном состоянии.

Любимого? Странно, что мысль о любви возникла у меня именно в такой экстремальной ситуации. Мой мечущийся взгляд внезапно поймал незащищённое горло Хенга, с призывно выпирающим кадыком. Я напрягла ладонь, а в следующий момент уже лежала недалеко от Доминика, больно приложившись затылком о деревянный настил. Вот урод! Ведь я даже рукой пошевелить не успела… Не удивлюсь, если этот древний червяк и от пуль может уворачиваться.

– Тупая, неповоротливая корова, – насмешливо проскрипел Учитель. – С такой отвратительной реакцией ты даже курицу не сможешь убить.

А я, вообще-то, и не собираюсь обижать домашнюю птицу, как и любых других животных. Но вслух ничего ответить не получилось, так как горло сдавил непонятный спазм. Зато мозг хорошо прояснился – от удара, наверное. Кажется, только он сейчас и работал.

– С этого момента ты лишена чести называть меня Учителем, – презрительно подытожил Хенг.

Заржать в голос мне не позволило только затруднённое дыхание, но моя усмешка, надеюсь, была достаточно выразительной. Ну, это я так думаю.

Что этот маньяк со мной сделал, если я с трудом могу пошевелиться, а ног вообще не чувствую? Но состояние Доминика внушало ещё больший страх – парень совсем не подавал признаков жизни. Я знала, что Хенг владел техникой «ядовитых» точечных ударов, как мгновенного, так и отсроченного действия. Но не мог же он, в самом деле, убить парня. Или мог? Эта мысль была невыносимо пугающей.

Господи, Ники, миленький, очнись, пожалуйста, ты мне очень нужен.

Я ещё очень долго мысленно взывала к Богу, давала нелепые обещания, и даже грозилась от отчаяния. Сомневаюсь, что мои угрозы могли подействовать на Всевышнего. Но в тот момент, когда я уже утвердилась в мысли, что Хенг совершил жестокое и безжалостное убийство, с губ Доминика сорвался слабый стон. И я заплакала – впервые за два года.

Живой. Мой мужчина живой – какое счастье!

Только почему же к нам никто не приходит на помощь? Не поверю, что Демон был готов к таким жертвам… А подлючий Хенг куда-то исчез, оставив в своём дворе два обездвиженных тела. Впрочем, со мной было всё не так печально. Я смогла ближе подобраться к Доминику, и даже получилось сесть, хотя ноги ещё полностью не обрели чувствительность. Я уже догадалась, что мой паралич кратковременный и поэтому отбросила собственные проблемы, сосредоточив всё внимание на своём не в меру резвом и импульсивном защитнике.