Алоха, мой друг

Не успел я завершить звонок и дойти до двери, как мама открыла и, выскочив с уже накрученными локонами, торопливо заговорила:

– Отдай одеяло. Давай, давай!

– Оно не испачкалось, – убеждал я её, заведомо зная, что спорить бессмысленно. – Я ещё полежу.

– Когда?

– Например, завтра или вечером.

– Разве мы не договорились, что ты останешься? – спросила мама, грозно сверкнув карими глазами.

– Я расторгаю договор.

– Сдерживай обещания.

– Сдерживаю, о чём речь? Посижу маленько, а потом уйду так, что вы и не заметите, – цеплялся я за робкую надежду. – На цыпочках прокрадусь.

– Снова за старое?

– Снова за старое.

– Пожалуй, фоткать ты любишь больше, чем папу, – сказала она с нажимом и поджала губы, давя на жалость. – С нами настолько не интересно?

Я крепче сжал камеру, чтобы её не отняли. Не вовремя было, не вовремя и ужасно глупо.

– Дело не в вас, а во мне.

– Понятно, возрастное… Надеюсь, оно пройдёт, и нам будет намного веселее вместе, чем сейчас.

– Перестань! Ты же знаешь, мне не нравятся эти посиделки. Ладно бы, праздновать день туризма. Не вижу смысла в том, чтобы готовить фирменное блюдо, украшать комнаты и одеваться как на маскарад только потому, что когда-то, много-много лет назад папе свезло с работой. Не обижайся, хорошо? – спросил я и положил свободную руку на сухое плечо.

Она подняла загорелое лицо с полными щеками, как у самца орангутана.

– Не умею. Тем более на тебя.

– Значит, разрешаешь уйти?

– Ну конечно, – тон смягчился и стал приторным.

– Взаправду?

Я был рассеянный, чересчур легкомысленный, чтобы ожидать подвоха, и допустил ошибку. Мама подловила, когда я не был готов к подставе и, лёгким движением забрав фотоаппарат, широко заулыбалась, оставив меня ни с чем. Почти что.

– Ты играешь не по правилам!

– А кто ж запретит? Я его спрячу.

– Я его найду.

– Не в этот раз. Уж я-то постараюсь.

Выразив протест против моего побега, она скрылась в гостиной.

Глава 2

Мама выглядела совсем не молодо. У неё был обвисший живот, межбровные и носогубные морщины, накидывающие пару лет к возрасту. Седина уже тронула русые волосы, но они всё также оставались блестящими, хоть и не густыми. Она собирала невысокий хвост, чтобы подчеркнуть упрямый подбородок и форму головы, а когда красила ресницы, то невольно строила смешные рожицы. Подзывая к себе, улыбалась нежно, сердечно. Мама озаряла светом всех без исключения, но до тех пор, пока к ней относились с уважением, по-дружески. Равнодушие и холодность её не притягивали. «Обращайся с людьми так, как хочешь, чтобы они обращались с тобой», – придерживалась мама слегка перефразированного правила.

В прошлом месяце ей стукнуло тридцать девять, и она серьёзно взялась за список. Отметила страны, в которые полетит: Австралия, Бразилия, Вьетнам, Греция, Джибути, Египет, Замбия, Исландия. Специально в алфавитном порядке, чтобы избежать путаницы. Она могла быть неутомимой путешественницей, которую бы изображали на постерах с гробницами, пантерами и тиграми, с мутировавшими кабанами и летучими мышами, пьющими кровь. А может, на фоне пирамид Майя, уносящей ноги от мексиканских контрабандистов. Может, даже на заснеженных вершинах, где запросто настигает горная болезнь, лёд не тает, а усы обрастают сосульками. В моих фантазиях она демонстрировала бесстрашие и боролась за правое дело.

Мама боялась высоты и опасностям предпочитала уют. Это я впадал в идеализацию.

В реальности она собирала мифы. Наведываясь в посёлки, деревни, трущобы, мама включала диктофон и расспрашивала местных жителей о существах, чудовищах, монстрах и богах, которые не пользовались популярностью, что-то на всякий случай набрасывала в заметках.

Деятельность необычная, напоминающая журналистику, со своими подводными камнями.

Собирая по крохе в год, она потихоньку писала книги и публиковалась в издательстве. «Кому-то нравится, а другое неважно», – говорила без тени сомнения, гордящаяся детищем.

Для всех Холи Лэмб, а для меня просто мама.

Мама, как всегда, скрупулёзная.

– Расставь тарелки. Где одеяло? Ну, где же оно?!

Оранжевая, словно спелый апельсин, кухня была полна кисло-сладких ароматов. В духовке доходил кокосовый пирог; от тушёной свинины с болгарским перцем струился едва заметный парок; салат из лосося в деревянной чаше манил блеском кунжутного масла. Вокруг всего этого великолепия расползались жирные кляксы с налипшими пёрышками лука. Кое-где были рассыпаны приправы, а возле холодильника белела рисовая мука.

– У тебя.

Она тихонько рассмеялась своей невнимательности. Многообразие задач выводило её из равновесия. Куда деваться, за что хвататься?

– Чем тебе ещё помочь?

– Подотри пол. Я на нервах.

– Я знаю. Когда он придёт?

– Я отправила его за ромом. Сообщит, как выберет качественный. Так что неизвестно. – Мама бросила одеяло в стиральную машину.

– Мы будем пить ром? – спросил я удивлённо, слегка намочив тряпку.

– Ты нет. Приготовить коктейль?

– С мороженым, – пробормотал я недовольно.

Пока мы убирались, я размышлял, где могла лежать камера и, проверив полочки и шкафы на кухне, пришёл к неутешительному выводу, что она была спрятана в спальне родителей.

– Что собираешься делать на каникулах? – многозначительно подчеркнула фразу мама.

Вопрос поставил меня в тупик. Если бы у меня была сотня другая увлечений, то беспечно отдыхал и, наверное, оседлал пару тройку волн за компанию с друзьями. Но я не занимался сёрфингом, потому что не любил. Браться за нелюбимое было не в моём вкусе. Я не примыкал к консерваторам, считающим, что режим есть режим, и что его несоблюдение неминуемо кончается хаосом, а современные тенденции портят подростков и не распылялся на мелочи. Пока я не представлял, кем стану и что умею помимо съёмки. Художник я или бездельник? Я верил, что благодаря фотографии постоянно совершенствовался, не зря осваивая навык. Мама, правда, не одобряла зацикленность. Мне было всё тягостнее оставаться с нею наедине, так как она углублялась в щекотливую тему, требуя исчерпывающего ответа.

– Гулять, фотографировать.

– И всё?

– А что ещё?

– Допустим, участвовать в подвижных играх. Как насчёт спорта? Велосипедный тур или поход в джунгли? Культурные мероприятия тоже хороши. Посети музей или сад. Почему Хью никуда тебя не зовёт? Он активный мальчик.

– Чересчур. Он звал, но я не соглашался. Потому и перестал, чтобы не докучать.

– Конечно, с тобой тяжело справиться, – заметила мама, раскладывая салат.

– Ага. Но я действительно не хочу, что ты предлагаешь.

– Предложи тогда ты.

– Не знаю.

– Почему ты не можешь быть нормальным ребёнком? – спросила она, побелев от напряжения, и окинула меня строгим взглядом.

– Я нормальный, но другой. Не такой, как ты или папа. Я не люблю лишний раз заморачиваться, но и без дела тоже не сижу. Пойми, что для меня важно. К тому же, я посещаю культурные мероприятия, – передразнил я маму несколько насмешливо. – Посещаю, но один. Хью болтливый, не умеет себя контролировать. Мне приходится подстраиваться под его темп, и я быстро устаю. Тебе же неудобно, когда отвлекают, если ты занята? Представь, как кто-то, пускай подруга, не даёт тебе насмотреться на кактус. Такой тёмно-зелёный, с острыми иголками, которые охота заснять. Или чего похуже загораживает весь обзор, тянет тебя то в одну сторону, то в другую, будто куклу. Пока она рвётся к очередной пальме, ты не отходишь от кактуса, потому что не успела его прочувствовать, не успела… как же это… а, предаться мыслям, – вспомнил я меткое словосочетание.

– Мы очень разные, – выдохнула она с сожалением.

– Что в этом ужасного? – спросил я, разрешая конфликту обостриться.

Мама была мудрее.

– Только в кино или книгах противоположности притягиваются. Им есть что обсудить, и есть с кем остаться.