Страница 17 из 20
– Не будете ли вы столь любезны…
– Ой, да не разводи ты политесов, Дьярушка. Вижу уже: девку никуда не пущать, травками отпоить. Зелье-то любовное эта волосатая мерзость, Шу проклятущая, еще не все вылакала, не успела, так могу и его притащить, коли надо.
– Не надо! – на удивление единодушно высказались мы с принцем.
А тот еще присовокупил какое-то непонятное мне шипение, которое ведьма вполне поняла и часто-часто закивала нечесаной седой головой.
Но, несмотря на кивки, заявила вдруг:
– А я говорю – надо! Обоим! Дураки потому что! Оба! Всех вас насквозь вижу. Ты так с колыбели ушибленный, и наследственность у тебя дурная, уж я-то знаю, еще деда твоего в люльке качала. А вот она, – старуха ткнула узловатым коричневым пальцем, – так и вовсе сбрендила, в старых девах до смерти ходить решила, дурища. Даже не думай, что тебе это удастся. И на мать твою, тоже бестолочь еще ту, управу найду, доберусь. Ишь, красу такую в монастырь упечь решила!
– Как интересно! – прищурился на меня принц.
– А ты иди давай, куда шел, нечего тут без толку ошиваться, когда дел государственных полно! – напустилась на него бесстрашная бабка.
Дьяр совсем не разозлился, ласково улыбнулся старухе, завернулся в крылья и был таков. А я осталась ведьме на растерзание.
– Ну-с, краса ненаглядная, приступим! – потерла она сморщенные ладошки и засучила рукава.
Я вжалась в стенку.
– К чему?
– К лечению, деточка. Мозги тебе вправлять будем, за ребра потом примемся. А то сокол-то наш ясный сейчас быстрехонько вернется. Да и остальные вот-вот заявятся, чую. Пока-то я девок твоих прогнала вон. Не выдержали они моих птичек заклятых, к мальчикам спасаться снова побежали. Вот и воспользуемся паузой. Слышь, как тихо?
Действительно. Никто не каркает истошно на крыше, не стучит клювом на балконе, не подвывает в залах, завернувшись в простынь и изображая привидение. Благодать.
Бабка, сдвинув валявшиеся учебники, уселась на стол, нога на ногу, вытащила из кармана передника клубок со спицами, точно такими же, как у моей старой няни Раганы, и зачем-то обнюхала кончик холодного и острого оружия. Наверняка ядом смазан.
– Ну-с, жрица недоделанная, признавайся чистосердечно, что тебе богиня Лойт велела тут сделать, зачем тебя сюда заслала? – прищурилась ведьма.
Я скрестила руки на груди. И под пытками не скажу. Мне не жалко, но с какой стати первой встречной ведьме докладываться?
– А с чего вы взяли…
– Не юли, юла, уж больно юна, юлить не переюлить!– строго глянула Кикируся, постучав по столу спицей, как указкой. Ткнула в мою сторону. – Видишь, на чем сидишь?
– На койке.
– На простыне! – уточнила кастелянша. – А на ней что стоит?
– Не что, а кто. И не стоит, а сидит. Я.
– Штамп на ней стоит, блондинка урожденная! А штампы кто ставит? Я! А я кто?
– Ведьма! – обиделась я за блондинку.
– Правильно, – ехидненько ухмыльнулась старая карга. –Так вот, милая, по секрету скажу, а секрет тот камнем на язык ляжет, придавит и не выпорхнет… – пробормотала она заклятие так быстро, что я не успела сплести отвращающее. Кикируся довольно фыркнула, заметив мои потуги. – Молода еще, со мной тягаться, но попытка похвальная. А секрет таков, девонька. Штампики-то эти заговоренные. Я через них не токмо обо всех знаю, кто на простынки ляжет, но и сны их ведаю, и мысли. А уж твои, краса наша лунная, лучик засланный, и подавно.
Я струхнула на долю мига, сердце екнуло, руки дрогнули, но тут, слава Лойт, поняла, что древняя мегера попросту блефует. Улыбнулась спокойно:
– Так зачем тогда спрашивать, госпожа Кикерис? Если уж и мысли мои читаете, то уже всё-всё обо мне знаете.
Ведьма поскребла кончиком спицы крючковатый нос, вздохнула:
– Вот молодежь пошла сообразительная, на испуг не ведется. Ну, ладно уж. Мыслей не читаю, хотя сны подчас и могу видеть. А в твоих, милая, и мать твоя являлась, и богиня, и Зарга, змеюка наша подколодная, тебя в кошмарах мучает.
– Не надо, пожалуйста, – дрогнула я.
– Надо, милая. Тут выговориться надо и забыть. Но ты ведь не мстить сюда пришла, Аэлика, отомстила ты уже гадюке-то нашей, видить, хорошенько, ежели она до сих пор ядом исходит. Ты по душу мальчика моего послана, так ведь? А он мне дороже родного внука-правнука. Дьярушку я твоей богине не отдам никогда.
Я качнула головой:
– Нет. Спицей в небо.
– Ась?
– Не угадали, говорю. Не нужен он богине.
– Вот и я думаю: кабы убить приказано, так уж ты попыталась бы. А если за сердцем его пришла, так тоже кочевряжиться нечего. Да и на кой тогда тебе в Академию-то переться? Затесалась бы среди невест, аккурат в те дни был ежегодный парад девиц. И опять впустую, – пригорюнилась она.
– Я послана учиться темной магии.
– Будет врать-то! Зачем она тебе? Нешто своей мало? Ты, вон, даже крылья зашила, сердечная. И чтоб такие жертвы, да ради учебы? Не верю!
– Так это вы наговорили про меня принцу?
– Ничего я ему не говорила, а он и не спрашивал, – обиженно проворчала бабка. – Все хочет своим умом жить. Сам он догадался о сельо, не дурак, чай. Да тут немудрено догадаться. Ты так на рожон и лезла, себя показать. Кого только прикрываешь, мне пока непонятно. Если еще одну жрицу Лойт, так нет их тут больше. Зулия… ох, и странная она девка, даже сны беспросветны, словно и нет их. Да не с тобой она. И ты подальше от нее держись, мой тебе совет. Подружка твоя Миранда прозрачна, как стеклышко, и так же пуста. А мужчин вы, девы, не посвящаете в свои тайны. Путано все с тобой так, что я чуть отраву тебе не подсыпала, лишь бы беду отвести от Дьярушки.
– И что остановило?
– Твои сны. Нет в них зла. Так откройся мне, Аэлика, не мучь старуху. Может, и пригожусь тебе так, что спасибо скажешь, и вредить брошу.
– Это с птичками?
– И с ними тоже, – потупилась старая вредина, смущенно ковыряя спицей столешницу. – А вот послушай-ка…
И она рассказала, как хитроумный принц Дьяр пришел к ней с просьбой помочь выжить из Академии трех девчонок, которым тут не место. И предложил особо изощренные способы.
Скучавшая в башне ведьма вдохновилась. А результат вдохновения этой парочки – и новые приказы ректора об ужесточении дисциплины, и извлеченная из закромов Шу, подаренная через третьи руки Иреку, и опаивание зверька любовным зельем, чтобы с меня не слезало и яды пожрало, и пущенный слух о сбежавшем парике богини любви – якобы, прикосновение к Шу приносит не только исцеление от похмелья, но и удачу в любовных делах и выигрыш в картах одновременно.
Вся идея с нашим переселением в башню – дело пакостливых лап ведьмы и принца. А уж на своей территории Кикируся совсем оторвалась, доводя нас до дикой головной боли, чтобы мы не способны были учиться вообще и всячески это демонстрировали магистрам.
«Убью кого-нибудь!» – скрипела я зубами, слушая ее откровения. Вот только этот синеглазый пройдоха появится… Где он кстати?
– Вот, всё как на духу, – поклялась Кикируся. – Ты только Дьярушке не говори, что я чистосердечно покаялась, а то он обидится.
А глаз-то как хитро блестит! Уууу, заразы! Но лучше этой осведомленной и пронырливой бабки мне никого не найти для своих целей.
«Богиня, что скажешь?» – вежливо поинтересовалась я у высшей инстанции. Лойт хихикнула. Они боги, им можно. Развлекаются за наш счет.
Так как прямого ответа, как всегда, не последовало, пришлось самой скрипеть мозгами, в которые словно палки кто вставлял (или спицу?) – так медленно ворочались мысли.
Предположим, бабка не враг принцу, и он ей доверяет, раз совместные махинации они тут с размахом проворачивают. И за любимца она горой – вон как в меня вцепилась. Принц специально ее натравил, чтобы все вынюхала, что я ему не рассказала.
Довольнёхонькая Кикируся уставилась на меня в ожидании ответной откровенности. Ну, темные, все они тут! Нагадят, признаются, если станет выгодно, а мы будь благодарны!
– Вы ведь не оставите меня в покое, если не признаюсь, да? – спросила я. Старуха радостно закивала. – Я скажу, зачем меня отправили в Академию Тьмы учиться. Потому что богине стало известно: именно здесь маскируется под темного адепта светлый маг и мне надо его найти и наказать именем богини, потому что задуманное им преступление оскорбляет ее. Как вы понимаете, заявить об этом Темному трону мы не могли, потому приходится действовать тайно.