Тьма за порогом

– Вы никогда не сдаётесь? Неужто вам мои внутренности спокойно спать не дают пока они во мне? Ха ха ха.

– Твои-то дают, а вот другие – нет.

– В смысле?

– Наши клиенты, фантастически состоятельные люди, не хотят ждать, но зато хотят получить товар самого наивысшего качества. Извини за откровенность, но твои органы нам интересны постольку-поскольку. Как бы человек за собой ни следил, после сорока его органы теряют завод, пружина жизненных сил слабеет.

– Вы мне столько дали денег, чтобы заявить, что не очень-то и хотелось? – Я действительно удивился. Не понимаю таких шуток.

– Мы помогли тебе и дальше тоже готовы помогать.

– Ну-ка, ну-ка.

– Всего лишь за возможность некого события ты получишь столько же сколько получил за последние восемь месяцев.

– Ух ты! И кого я должен замочить. – Хлопнув в ладоши, я потёр руки: видно моя мечта убить человека воплотиться в жизнь раньше, чем предполагал.

– Не надо никого мочить. Предлагаю льготные условия. Выплата половины сразу, а вторая выплачивается не посмертно, а сразу после того, как будет нарушено условие. Умирать не обязательно, а ошибка не станет лично для тебя фатальной. В любом случае ты получишь компенсацию. Вот, посмотри, и, если согласен, подпиши.

После этих слов он подал мне три листочка соглашения. Приняв бумажки, я с интересом углубился в чтение. Чем дальше я продвигался, тем меньше мне нравилось то, что там было написано. У меня волосы шевелились. Эти твари предлагали мне заложить на два ближайшие месяца осени органы моих детей! При этом они получали право на них, если я облажаюсь в предстоящих мне тёмных делах. Это же надо до такого додуматься. Ошибись я, страдали бы дети. Пускай их не потащили бы насильно, под покровом ночи, на операционный стол, а органы могли официально забрать только в случае их случайной смерти и лишь до достижения ими совершеннолетия, но всё равно – мерзко, подло, чудовищно. Гнусные выродки. Отбросив листы в сторону, я повысил голос до крика:

– Вы, уроды, совсем охренели?!

– Не спеши. Виталий, я же предупреждал, это всего лишь возможность, – заговорил он убедительной скороговоркой. – По сути, ты ничем таким не рискуешь. Поначалу звучит страшно, но для такого опытного ветерана ещё два месяца в знакомых обстоятельствах… это же ерунда. Просто маловероятная возможность, за которую мы платим большие деньги. Подумай.

– Пошёл ты!

Я ушёл. За мной никто не побежал, а Валера хоть и не стал меня провожать, но скроил понимающую мину сопереживания мудрого человека, знающего больше, чем может сообщить.

Болезнь. Я болен. Без них, без метрономов, я оказался бессильным, потерянным. Банда Грубера съехала в неизвестном направлении, из партии меня исключили за систематические неявки на акции; прыжки с тарзанки надоели; парашют опротивел; из клуба муай-тай попросили по возрасту. Можно было всё, конечно, со временем восстановить, найти самому будоражащие психику развлечения, если бы не началась адреналиновая ломка. Ну не на людей же мне в парке бросаться в поиске удовлетворения желания ежедневного риска, словно взбесившемуся по причине обострения душевной болезни маньяку.

Я ушёл, чтобы вернуться. Всего-то меня хватило на четыре дня воздержания, в течение которых одна половина меня с каждой уходящей в небытие секундой, усиливая в геометрической прогрессии натиск обоснованными аргументами, уговаривала вторую принять щедрое предложение "Метронома". Много ли надо зависимому, чтобы он ушёл в штопор героинового запоя? Показать полный расслабляющей неги шприц с универсальным душевным синтетическим обезболивателем. Не так уж много. Дёшево и сердито. Сумма призовых, которые я и за двадцать лет работы по специальности не заработаю, за то, что я люблю больше жизни, за адреналиновый приход здесь и сейчас, сразу после моей закорючки под соглашением – я готов. Крови не нужно, достаточно будет обыкновенных чернил. И потом менеджер Валера забыл немаловажную деталь: без согласия моей жены на изъятие органов у наших детей моя подпись под соглашением ничего не стоит.

Первые три дня кайфа до серьёзного дела, а потом блевотное похмелье. Новая банда, куда более серьёзная бригада ребяток по мелочам не разменивающихся. Ограбление частных инкассаторов-курьеров. На двух скоростных авто с форсированными движками мы зажали фургон с некими документами на загородном шоссе, расстреляли захваченных врасплох охранников, взорвали двери, забрали добычу, убрались восвояси. Одного из четверых инкассаторов я расстрелял лично. Может, он и выжил, на нём был бронник, а мой иностранный короткоствольный автомат питался пистолетными пулями. Инкассатор, получив косую очередь, взбрыкнув ножками, завалился в канаву. Изо рта потекла юшка, пальцы задёргались. В голову контрольный выстрел совершить я так и не решился. Противное чувство, когда убиваешь, ожидал другого – подъёма духа, откровения, а получил сотрясение души с тошнотой мыслей горького бреда и зубной болью воспалившегося совестью сознания. Пускай охранник выживет. Честно, пусть он останется в живых.

Бандиты взяли немного денег, меньше в разы, чем заплатил мне "Метроном", но не они являлись их целью. Им дали заказ добыть документы некой фирмы, который они, не без моего участия, выполнили в кратчайшие сроки. Теперь мне выпала честь отвезти эти самые бумаги с неизвестной мне информацией, которая, как я понял, была дороже многих миллионов, богатым заказчикам в их горную, южную, мандариновую, бывшую советскую республику, передав их им из рук в руки.

Таможня, самолёт, четыре часа, посадка, досмотр. Волноваться мне не о чем: документы вшили в учебник по инженерной дисциплине «Процессы и Аппараты». В книге доставало чертежей, формул, занудных формулировок, цифр. Отжатые у конкурентов документы смотрелись в учебнике на удивление гармонично, практически не отличаясь по цвету от страниц оригинала. Поэтому я не ожидал, что меня остановят чернявые, лупоглазые таможенники, попросив проследовать с ними и за ними в комнату личного досмотра со всеми моими вещичками. Один таможенник вежливо мне объяснил про формальности, его же напарник угрюмо отмалчивался.

Спортивная сумка и я под конвоем, пройдя узкими петляющими коридорами, переместились из международного зала прилётов в тесное помещение, где нас ждали трое мордоворотов. Не надо быть Эйнштейном, чтобы понять – подстава. Кто-то сдал меня. Интересно, что же они могут мне предъявить. Документы, что я везу, никакой секретной военной тайны в себе не содержат, они годны лишь для коммерческого использования, – так мне сказали. А может, нет? Может, мне наврали? От этих мыслей меня прошиб первый приступ потного озноба. За первым приступом не замедлил последовать и второй, тотчас, когда толстомордый мужчина в чёрных усах, расстегнув молнию на моей сумке, как фокусник, одним ловким движением вытащил из неё лежащий прямо наверху моих вещей пакетик с белым порошком. Приплыли мальчики. Я же говорил – подстава. Кстати, к главному, скалящемуся довольным гиббоном мордовороту подошёл его помощник, и пока его босс спрашивал меня, безбожно коверкая кавказским акцентом русские слова, обычные в таких обстоятельствах вопросы – "Чтэ этэ? Аэ? Наркотыки?", – он незаметно для всех, но не для меня, стырил из моей сумки учебник с очень ценными для кого-то – умного и богатого, бумагами. Пока передо мной разыгрывали цирк, моя посылка при мне уплывала другим людям. Да по хрен на неё, но, если я не отвезу её по адресу и нарушу подписанный контракт… Понимаете, что это значит?! Не за себя я волновался, а за детей своих!!!!

Что мне оставалось? Я кинулся в драку. Угостил довольного усача локтем. Ух, передние зубы вышиб ему. Один зуб точно: видел, как он в угол полетел. Перепрыгнув столик, на котором лежала сумка, накинулся на вора, укравшего мою книгу. Мне почти удалось: если бы немного больше места, я бы мог развернуться. Теснота играла на руки моим врагам. Двое навалились мне сзади на плечи, очухавшийся толстоморд зарядил мне апперкот от пола, едва не оторвавший со стапелей мою башню. Ноги подкосились. Окончательно упасть мне помог сделавший подсечку таможенник, тот, который вежливо попросил следовать за ним. Дух из меня они выбивали все вместе с помощью наработанных на субботних тренировках навыков игры в футбол, ну а если сказать по-простому, то меня отму*охали ногами до состояния бесчувственного паштета…