Командировка в ад

Глава 23

В сон я провалился неожиданно, словно упал в черную яму, а вот всплыл из него с большим трудом, среагировал на клацанье двери.

— Спишь? — осведомился стоявший на пороге Геррат.

Чувствовал себя я препаршиво, голова ныла, точно зуб с дуплом, болели синяки, оставшиеся после визита Равуды, и хотя лихорадка отступила, после нее остался мерзостный привкус, да и жажда никуда не делась, только усилилась. Но я не собирался показывать это контрразведчику, который явно не ожидал найти меня дрыхнущим.

— Подушки нет, а так ничего, — ответил я, садясь.

Геррат некоторое время смотрел на меня, поглаживая усики, потом отступил в сторону. Техник вкатил в мою камеру столик на колесах, на котором стоял металлический колпак с торчащими из него антеннами, этакий механический ежик.

— Это что? — не удержался я, хотя понимал, что лучше бы гордо смолчать.

— То, что будет происходить с тобой в ближайшее время, — Геррат сделал паузу, ожидая, когда техник выйдет и дверь за ним закроется. — Ну что, может ты сам все расскажешь? Добровольно?

— О чем? Я уже говорил, что не работаю ни на кого! Ни на бриан, ни на Табгуна!

— Что за предатели пошли, — контрразведчик покачал головой. — Конкретно упертые. Приходится мучиться, возиться с ними, тратить время и силы, рыться в куче дерьма, что у них в голове… ведь так?

Бормоча все это, онтрогал «ежа» за антенны, одни вытягивал так, что они становились длиной почти в метр. Другие наоборот вдавливал в металлический корпус, чтобы ониделалисьтолстыми и короткими. От таких манипуляций прибор попискивал. Кончики антенн светились, одни гнилостно-зеленым, другие — розовым, третьи — голубым.

— Вот раньше было иначе, благородные славные времена, — Геррат тяжко вздохнул. — Расколешь шпиона, соберешься его допрашивать, а он честно облегчает твою жизнь, во всем признается… ну и ты к нему со всей душой, с уважением, без напора… ведь так?

С последней фразойтрибун повернулся, и я увидел в руке у него «перочинный ножик», которым меня пытали в прошлый раз, и торчащий из него длинный телескопический усик. Я попытался уклониться, но Геррат сделал выпад, усик коснулся моей ноги, и мышцы мои превратились в мокрые тряпки.

— Чтобы не дергался, — сообщил контрразведчик. — В этих обстоятельствах иначе никак. Но методы мы пустим в ход более изощренные. Против грубой боли ты держался стойко. Помню, как же.

Я напрягся изо всех сил, пытаясь вернуть контроль над телом, чтобы подняться на ноги и врезать этому уроду между глаз.

— Можешь орать, — разрешил Геррат, хлопнул «ежика» по спине, и длинные антенны с противным шорохом поползли ко мне, точно металлические змеи.

— Не дождешься! — рявкнул я: дышать и говорить я мог, а вот двигаться — нет.

— Ну не ори, — он равнодушно пожал плечами.

Первая антенна, кончик которой пылал алым, дотронулась до моего лба, я ощутил скользкое и теплое. Вторая прилепилась к правому виску, третья — к левому, четвертая и пятая уползли за голову и вцепились в затылок, шестая легла на макушку, так что голова моя оказалась внутри металлической клетки, прутья которой вибрировали, и по ним пробегали разноцветные огоньки.

— Ну что же, начнем, — сказал Геррат, точно пианист, садящийся за рояль, и положил руки на колпак-ежик.

Я сжался в ожидании боли, но ощутил сильнейшее в жизни сексуальное возбуждение. Я словно увидел сотни женщин сразу, обнаженных, бесстыдно похотливых, с раздвинутыми ногами, ласкающих собственный пах, дразнящих груди, облизывающих полуоткрытые губы, сладостно стонущих, надвигающихся на меня со всех сторон стенами из возбужденной плоти, тянущихся ко мне.

Напрягшийся сосок скользнул у меня по лбу, нежная рукапогладила зад, губы коснулись живота.

Я понимал, что все это иллюзия, ощущал прикрепленные к голове провода, даже слышал бормотание Геррата и жужжание его пыточного прибора, но все это ничего не меняло. Меня прижимала к полу и разрывала на части самая масштабная групповуха в мировой истории, я одновременно совокуплялся с десятками женщин в самых разных позах, мне делали минет, я делал кунилингус, меня гладили, целовали и тискали со всех сторон.

Мозг плыл и размягчался, я постепенно терял осознание себя, проваливался в сладостный дурман.

Но в какой-то момент наслаждение достигло такой силы, что превратилось в мучение, в боль. И ощутив ее, я среагировал так, как реагировал всегда в последнее время — принялся бороться. Гнусный переводчик, втиснутый мне в голову, измучил меня за эти месяцы невероятно, но научил терпеть и бороться.

У меня не было таблеток, чтобы справиться с ним, неимелось никаких средств, только сила воли.

— Прекрасно, прекрасно… — бурчал где-то вдалеке Геррат, а я сражался изо всех сил.

Трудно сохранять осознание, когда ты весь — один большой эрегированный член, и тебя лижут дюжины языков, и ты хочешь, чтобы это продолжалось и продолжалось, пока не наступит момент воистину Большого Взрыва! Но я вцепился в свою боль и держался за нее изо всех сил, не позволял себе о ней забыть.

— В данных конкретных обстоятельствах… начнем, — сказал контрразведчик, решивший, судя по всему, что я размяк в достаточной степени.

Мягкий щелчок прозвучал одновременно снаружи и внутри, и я стал фонтаном, из которого хлынул наружу поток воспоминаний: вот Равуда входит во мне в камеру, вот мы с ним деремся, вот я читаю Живую Энциклопедию, вот Котик тащит ее, вылезая из вентиляционного отверстия.

— Хм… ого! Очень интересно! — Геррат неким образом видел то же самое, что и я. — Псевдомашина!

На миг я взял контроль над собой, и мы проскочили через разговор с Максом насчет побега… Перед глазами словно мелькнуло белое пятно, и контрразведчик тоже его заметил, судя по его ворчанию, но решил, что это какой-то технический глюк.