Страница 119 из 142
Хэшень быстро пошёл по направлению к Цицикару, где, по его све́дениям, стоял Суворов. Но фельдмаршал его опередил, двинувшись навстречу наступающим войскам противника. Возле переправы через Сунгари состоялась грандиозная битва, вошедшая в историю как «Сунгарийская канонада». Целый день армия маньчжуров пыталась атаковать позиции русских, но останавливалась огнём артиллерии и пехоты.
К вечеру стало понятно, что китайские войска пришли в полный беспорядок. Хэшень начал отход, но Суворов почувствовал слабость противника и ударил сам. Разгром был полный, только ночь спасла около тридцати тысяч в основном маньчжуров от уничтожения – китайцы полегли все. Такое поражение правительственных войск заставило, наконец, «Белый лотос» начать своё восстание – империя Цин погрузилась в полный хаос.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Лафайетта довезли до Монреаля, он был тяжело ранен, врачи не сулили ему ни одного шанса, но его железная воля не давала ему умереть, не закончив дела. Он призвал к себе всех офицеров и городских эшевенов[17] с территории, оставшейся за французами, чтобы определить, что же делать дальше. Кто успел прибыть, те собрались восьмого июля 1794 года в доме губернатора, шато Рамезай.
Сам генерал, запелёнатый словно мумия, начал собрание, рассказав о падении Сен-Луи, тяжелейшей ситуации и грядущем полном поражении французов. Перед лицом смерти он ничего не скрывал. Его слова тяжёлым грузом ложились на собравшихся, в ясный и тёплый летний день внезапно повеяло могильным холодом. Сил сопротивляться у Новой Франции не было – оставшиеся войска были разделены, а здесь, на севере, французы могли выставить против Грина не более трёх тысяч человек. Но сколько бы они продержались, зная, что их семьи некому накормить?
Французы Луизианы уже сделали свой выбор – губернатор Нового Орлеана сразу же после падения Сен-Луи, всё правильно поняв и запросил у Испанской короны подданства для своих земель. Иберийцы прежде много лет владели этими территориями, среди населения было довольно испанцев, так что войска короля Карла Бурбона, давно приведённые в боевую готовность из-за опасности войны с Соединёнными штатами, уже входили на бывшую Нижнюю Луизиану, беря её под охрану. Что оставалось делать несчастным в Верхних землях, Квебеке и Акадии?
Да, у них было время – потери, которые понесли американцы при Сен-Луи, были чудовищными, и генерал Грин до сих пор не мог ничего предпринять. Возможно, что до следующего года никаких новых боевых действий не будет. Но что будет потом? Отбиться от американцев уже не было никакой возможности. Пойти доро́гой Нового Орлеана и просить защиты у испанцев было бессмысленно – слишком далеко северная часть Новой Франции от Новой Испании, да и войск у иберийских Бурбонов всегда не хватало даже для защиты своих земель.
Такая катастрофическая ситуация скрашивалась лишь заявлением волонтёров, о невозможности для их чести оставить Новую Францию в столь трагический для неё момент. Они желали разделить со своими соратниками их дальнейшую судьбу. «Мы будем сражаться и умирать с вами до конца!» — так было написано в их письме, подписанным неформальным предводителем европейских добровольцев русским генерал-майором Римским-Корсаковым.
Все отлично представляли, что натворят «бостонцы» на французских землях – примеров была масса. К тому же были обоснованные сомнения в верности союзных индейцев. Многие племена были готовы перейти на сторону победителей, ударить по бывшим друзьям, а истории о Лашинской резне[18] передавались из поколения в поколение. Надо было срочно спасти колонистов и спасаться самим. Армия была готова лечь костьми, защищая отход своих семей, но куда отходить? Многие, включая молодого вице-губернатора Квебека герцога Ришельё[19], настаивали на незамедлительной эвакуации населения территорий морем.
Однако, английская блокада русской и французской торговли привела к тому, что в гаванях Квебека сейчас находились всего три корабля – два французских и один русский. Эти суда могли вывезти совсем ничтожное количество людей. Даже немедленное отплытие их в Европу с просьбой о помощи принесло бы результат слишком поздно.
- Я помню, что возле форта Бурбон были какие-то русские поселения… — подал голос майор Бонапарт.
- Да, и что такого?
- Может быть, нам сто́ит попытаться найти общий язык с ними? Если уж русские приютили несколько сотен тысяч ирландцев, то уж во много раз меньшее количество французов…
Реплика известного своей храбростью и умелым командованием артиллериста вызвала просто взрыв. Такая мысль, которая должна была бы казаться очевидной, была словно скрыта неким тайным запретом, а теперь, после её оглашения, она оказалась единственно возможной для всех. Русские волонтёры были рядом, все знали храбрость и честность – почему бы не попросить помощи у их правителей? Да, граница с ними на западе была мало населена и толком не изучена, но они рядом.
Немедленно было решено просить Римского-Корсакова об установлении контакта с властями русских наместничеств на предмет принятия беженцев и их защиты от американцев и враждебных индейцев. Обсуждая детали переходов, собравшиеся забыли о главной своей проблеме, но Лафайетт вернул их на землю:
- Если мы можем попросить русских о приёме наших беженцев, то, возможно, русский император примет всю нашу землю под свою защиту?
Слова его вызвали приступ тишины. Только что гомонящие люди, с жаром обсуждавшие, в каком порядке выводить из поселений людей, как обеспечить их провиантом и защитой, о чём точно просить русских, разом замолчали и задумались. Пусть жители огромной страны на восток от Старой Франции уже давно стали друзьями колонистов, их торговыми партнёрами, но принять их подданство? Слишком уж укоренилось в умах французов некое презрение к дикарям из холодных лесов…
- А что? Кроме того, что русские остаются с нами перед лицом смерти, то они также умирали за доброго короля Луи, как и французы! – снова подал голос Бонапарт, — Да и слухи, что король или его наследник скрывается у них…
Собрание опять взорвалось. Вечером было решено, что безо всяких промедлений делегация в составе четырёх человек во главе с губернатором Верхних земель герцогом де Ноайем[20] отправится к русскому императору для обсуждения присоединения северной части Новой Франции к России.