Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 14



— Володя, ты же никогда не любил вино, всегда предпочитал ему пиво, — заулыбалась товарищ Крупская. — Помню, как в Праге вы спорили с Шулятиковым — какое пиво лучше? Он предпочитал немецкое, а ты чешское.

— Да как можно считать немецкое пиво пивом? Хуже него только английский эль.

Ишь, какие подробности из жизни вождей открываются. Владимир Ильич предпочитал вину пиво! А ведь я всю жизнь полагал, что Ильич был трезвенником. Если переживу гражданскую войну, доживу до пенсии, то напишу воспоминания о своих встречах с Лениным. А что такого? Чем я хуже тех курсантов, что вспоминали о том бревне, что они тащили на субботнике вместе с товарищем Лениным? Наверняка никто еще не писал о том, как Владимир Ильич приглашал его на ужин? Помнится, кто-то из соратников повествовал о «ленинском» бутерброде — куске хлеба, намазанному маслом, с вареньем и сыром.

— Наверное, только два человека среди моих знакомых не пьют — это вы, да Феликс Эдмундович, — заметил Ленин. — Ну, товарищ Дзержинский ладно, он у нас аскет, считающий выпивку уделом слабых, ну, а вы-то? Или, вы скажете, что из-за религиозного воспитания?

— Нет, не скажу, — не стал я спорить с вождем. — Мои предки из староверов, но меня самого никто не учил, что пить — это плохо. Мне это не нужно, вот и все.

— Странно. Вы ведь по своему происхождению не из рабочих, а из крестьян.

— А чем крестьяне отличаются от рабочих? — удивился я. — Что те пьют, что эти.

— Владимир Иванович, вы не читали исследования по поводу пьянства в кг’естьянской среде? — поинтересовался Ленин.

Читать-то я читал, только эти исследования проводились гораздо позже нынешней эпохи, и я неопределенно повел плечами.

— Прочтите хотя бы работу Павла Гг’язнова[2]. Любое дело у кг’естьян начинается с пьянки. Да что там — четвег’ть года русский кг’естьянин пг’оводит в праздности и пьянстве. Двенадцать главных церковных праздников, храмовые праздники, да еще разные даты, вг’оде тезоименитстваимпег’атора, не говоря уже о свадьбах, крестинах, и всем таком прочем. А из-за взрослых страдают и дети. Сг’едняя смег’тность детей на тысячу человек в Бг’итанской империи пятьдесят человек, а у нас шестьсот. И это данные на миг’ное время. Боюсь, сейчас статистика гораздо хуже.

— Так ведь Владимир Ильич, — решил я заступиться за свой класс. — Крестьяне пьют не от хорошей жизни, да и развлечений у них не так и много. Кабак для них — и клуб, и библиотека. Да и детская смертность зависит не только от пьянства родителей, но и от уровня развития медицины, от нищеты. А чем лучше рабочие? Разве они меньше пьют?

— Пролетариат — восходящий класс. Он цельный, здоровый. Пролетариат не нуждается в опьянении, которое бы его оглушало, или возбуждало. Ему не требуется ни опьянение половой несдержанностью, ни опьянение алкоголем. Может быть, кто-то из рабочих, еще не оторвавшийся от крестьянского мира, если и позволит себе выпить, то это ненадолго. Как только вчерашний крестьянин врастет в новую среду, станет истинным пролетарием, как он перестает пить.

Владимир Ильич проговорил это с такой убежденностью, что если бы я в своей жизни не видел этого самого «пролетариата», не вылезающего из рюмочных или, «квасивших» в собственной квартире, или в детской песочнице, поверил бы на слово. А уж теперь, во время гражданской войны, так вообще лучше промолчать. Наверное, и на самом-то деле в Советской России не пьем только мы с товарищем Дзержинским.

— Володя, ты опять идеализируешь пролетариат, — вмешалась Крупская. — Вспомни, как в том же Лонжюмо наши молодые пролетарии — некоторые даже потомственные рабочие, накачивались французским вином, а кое-кого приходилось выручать из полицейских участков за дебоши.



— Накачивались, потому что они были оторваны от своей родины, от работы, и от своего коллектива, — парировал Ленин. — А по возвращению в цеха они сразу же переставали пить. Им это просто не нужно. Вон, как Владимиру Ивановичу. Мы уже разрешили открывать частникам рестораны и пивные, где можно продавать пиво. А товарищи из Политбюро настаивают на свободной продаже водки. Дескать, это принесет в бюджет не менее пяти процентов дохода[3]. Но я категорически против. Пиво, это еще туда-сюда, но водки в стране победившего социализма быть не должно.

Я не стал говорить, что товарищи из Политбюро поскромничали. После отмены «сухого закона» доходная часть государственного бюджета, от продажи водки, составит двенадцать процентов. Другое дело, что потери государства от пьянства были гораздо выше, нежели доходы с продаж.

Вошла горничная, унесла опустевшие тарелки, принесла корзинку с сухариками, варенье, а потом чай в стаканах, без подстаканников. Горячо же…

— Владимир Иванович, а в честь кого вас назвали? — поинтересовалась вдруг Надежда Константиновна, проигнорировав предложение обращаться просто по имени.

— Да кто его знает? — честно ответил я, так как и на самом деле не знал, почему меня так назвали. — Родителей у меня давно нет, их не спросишь. Может, священника нужно спросить, который крестил? Но мне как-то все равно было — как назвали, так и назвали.

— Вы сирота? — спросила Крупская.

Теперь я пожалел, что не расспросил поподробнее тетку о своих родителях. Я ведь даже не знаю, сколько мне лет было, когда они умерли, и обстоятельства смерти. И как я жил, и где жил, тоже не знал. Поначалу не интересовало, а потом стало не до того. Да я же и дома-то почти не жил, а потом тетка меня вообще выгнала. Кстати, до сих пор не выяснил — из-за чего? И тетку Степаниду, к стыду своему, почти не вспоминал. Ну, не успел я проникнуться родственными чувствами к незнакомой женщине, что тут поделать? Вон, даже ни одного письма не написал.

— Меня тетки вырастили, — неохотно признался я. — Одна в деревне, другая в городе. Спасибо им, выучили — и в земской школе, и в учительской семинарии.

— Вы же девяносто восьмого года рождения? — продолжала расспросы Надежда Константиновна. А ее супруг, подперев подбородок рукой, просто сидел и устало ждал.

— Так точно, одна тысяча восемьсот девяносто восьмого.

— А число, если по старому стилю? Месяц?

Вот так да… Расспросы товарища Крупской уже напоминали допрос военнопленного, обязанного четко отвечать — как его имя, должность, номер воинской части, фамилия командира, место дислокации.