Чародей без башни

На шпиле разгорелся колдовской огонь, и ослепительный луч вместо тёмного циферблата с двенадцатью башнями прожёг среди серых облаков новый, огненный, который будет отсчитывать часы до выезда башни со Злыстной части долины.

Арий уже спустился к таверне, когда на колокольне громыхнул первый удар. Звон пролетел по башне, гулко ухнув к подножию. За ним загремел второй. А под третий Синдибум ввалился в «Гадкую виверну».

У входа застыл вышибала Дробовик. Непроницаемое лицо покрывали защитные руны. Синяя вязь тянулась от бритой макушки, петляла по прорезанному глубокими морщинами лбу, обвивала ледяные глаза, срывалась индиговой стрелкой с горбатого носа, перечерчивала щеки и, закручиваясь, убегала по толстой шее вниз. Сюртук с малиновой бабочкой едва сходился на груди и трескался на огромных плечах.

– Не злыстного вечера! – пожелал Арий, непроизвольно вжимая голову в плечи.

– Задуришь – выкину, – предупредил Дробовик, почти не разжимая губ.

– Ни-ни, – пообещал Синдибум и проскочил мимо него в зал.

Посетителей почти не было. Широкие столы с вырезанными на ножках, гадко скалящимися вивернами пустовали. Только у стойки рядом с трещащим камином, глядя в кружки, шептались два тощих травника. А тавернщик упорно тёр блестящий бок графина и на Ария даже не взглянул. В дальнем углу у сложенных пирамидой бочек застыл Конусмастер. Крошечное тело потерялось за столом, так что торчали только тонкие длинные руки и голова. Тёмные глаза сузились, превратившись в две черточки, платок сполз с подбородка, а белые губы растянулись в безумной улыбке. Синдибум даже вздрогнул. Так неестественно раздалось лицо смотрителя. Казалось, если он поднатужится, оно лопнет и заляпает его хихоньками всю таверну.

Арий протиснулся между лавок, зацепился за свисающую с жерди тушку кролика, и чуть не смахнул свечу с длинного канделябра, но всё же влез в угол.

– Тут такое дело, – начал он, присаживаясь к столу. – С реликвией не всё так просто.

Он пытался подобрать слова, но Конусмастер так пялился, не переставая скалить зубы, что они не складывались.

– Вы бы пошли со мной, – предложил Синдибум. – Здесь душно и горелым воняет.

Смотритель не ответил.

– Бабушка просила вас заглянуть. У неё пирог. Любите с ревенем?

Не дождавшись отклика, Арий начал злиться. Злыстная половина влияла на всех без разбору, и невидимые тёмные частицы злысти уже проникали в сердца волшебников. Дурманили головы, заставляя вспоминать обиды, видеть чёрное в белом и смертельное оскорбление в безобидной шутке.

– У меня его нет. Да чего ты лыбишься-то? Ща как колдану!

Он даже угрожающе поднял растопыренные пальцы, но Конусмастер не шелохнулся. Пустые глаза ни разу не мигнули, а растянутые губы не дрогнули.

Синдибум потянулся через стол и дотронулся до костлявого плеча. Смотритель качнулся и завалился на сложенные руки, сбив кружку.

– А! – подскочил Арий. – Чего это он?

Тавернщик неприязненно взглянул в их сторону и крикнул:

– Дробовик!

От шагов вышибалы стонал и прогибался пол. Скамейки сами отскакивали в стороны, чтобы уступить ему дорогу. Даже огонь в камине начал трещать потише, так, на всякий случай.

– Напился, – пробасил Дробовик, взявшись за шиворот, и встряхнул смотрителя.

Конусмастер болтался в его огромной лапе, как тряпичная кукла. Руки телепались над столом, брякая ногтями по дереву. Вышибала поднял его выше, так что костлявые ноги заскребли по полу носами туфель, и втянул носом.

– Не пахнет, – объявил он.

Синдибум сглотнул, не в силах оторваться от безумной улыбки смотрителя и еле выговорил:

– Не дышит.

– Поэтому и не пахнет, – догадался Дробовик и приложил вторую руку к шее.

Пошевелил губами, считая, и провозгласил:

– Не бьётся.

Арий и сам уже обо всём догадался и попятился.

– Куда? – нахмурился вышибала.

– Домой, – пролепетал Синдибум.

– Сидеть!

Из-за стойки, наконец, выпустив графин из рук, лениво вышел тавернщик. Скривился, глядя на болтающегося в лапах Дробовика смотрителя и в сердцах сплюнул.

– Вот злыстно время. Только колокол отзвенел, уже одного приговорили. Вяжи лысого пройдоху. Всегда знал, что он когда-нибудь вляпается со своими тупыми розыгрышами.

Арий не успел выдавить ни слова, а вышибала уже стиснул его шею.

– Не трепыхайся, – предупредил он. – Помну.

Синдибум попытался кивнуть, но голову будто зажали между двумя башнями. Оставалось только жалобно моргать и хрипло втягивать воздух.

Тавернщик почесал волосатую родинку на щеке, вынул из кармана фартука чёрное с фиолетовыми крапинками яйцо и бросил в камин.

– Маги лысого добреют, – с ненавистью прошипел он.

В некоторых зло на Злыстной половине прямо-таки впитывается. Так что получается из заурядного хозяина тарелок и кружек, жестокий, непоколебимый владыка тёмных сил.

Огонь зафырчал и раздался, обнажив раскрасневшиеся угли. Скорлупа треснула, и из-под неё выскочил золотистый феникс. Полупал красными, уставшими глазами, расправил дымчатые крылья и с клёкотом унёсся в трубу.

– Пропал мой миллион кнежликов, – прокряхтел Арий, сразу вспомнив предупреждение бабушки.

Вряд ли смотритель умер своей смертью. С такой несуразной улыбкой по своей воле концы не отдают. Кто-то расправился ним, и не трудно догадаться, что он искал. Только откуда узнал? Одно понятно, главным чародеям рассказывать про читай-камень нельзя. Если дознаются, даже в Злыстные пустоши ссылать не будут. В камень превратят и вниз сбросят. Чтоб наверняка. Остановки башен волшебники, те что пережили бесконечные войны, боятся пуще смерти. В те времена творили такое, о чём сейчас не принято вспоминать, даже думать про себя в тишине под одеялом и то зазорно.

Феникс не заставил себя долго ждать, выпорхнул из трубы и, подхватив скорлупу, уселся на стойку. Недовольно закурлыкал, но получив от тавернщика подзатыльник, поспешно забился в чёрное яйцо.

Огонь взвыл, поднявшись столбом, и из камина, отряхивая пепел с искрами, выбрались чародеи. Третий маг Крысьнень – заместитель высшего. Пегий с жидкими волосёнками, маленькими беспокойными глазками и острым длинным носом. Весь трясущийся, закутанный в лимонную мантию с поясом, украшенным кисточками и бахромой. А за ним стажёрка.

Синдибум закатил глаза. Только Мары тут не хватало. Он попытался расправить одежду, но свисая из сжатого кулака, это не так-то просто сделать.

– Я эту гадючью забегаловку закрою, – гавкнул третий маг, прижав руки к животу.

Он постоянно дрожал. Как будто отморозил себе всё по самые последние заклятья.

– Я-то чё? – огрызнулся тавернщик. – Вон убивец! Прийти не успел, смотрителя уморил.

Крысьнень смерил взглядом придушенного Ария и поджал губы. Подскакивая при каждом шаге, дошёл до угла и остановился.

– Брось! – приказал вышибале и нагнулся над гнусно лыбящимся Конусмастером.

Поводил руками. Побормотал. Почмокал.

– Чего застряла. Шнырь сюда! – рявкнул третий маг, и Мара поспешно подбежала.

Синдибум отступил к стене и увлеченно рассматривал грязный пол, лишь бы не встречаться с ней глазами.

– Что за смешинка ему в рот попала? – с отвращением спросил Крысьнень.

– Его кто-то зарадовал до смерти, – пробормотала стажёрка. – Шуточные чары бездумного веселья.

– И кто же тут такой потешник? – неожиданно заорал третий маг и повернулся к Арию. – Ты? Припоминаю, как спалил алхимическую лабораторию своей шутихой. Дошутился?

– Я хотел фокус показать, – буркнул Синдибум.

– И что, хватуну так понравилось, что он подавился собственными губами?

– Нет! Ему я вообще ничего не показывал. Без свитка заклинать запрещено. Он уже был такой, когда я пришёл.

Крысьнень подвинул стул и сел, кутаясь в мантию. – Вина принеси, только нагрей, – крикнул он тавернщику, и уставился на Ария. – Давай руки!

Синдибум протянул ладони и поёжился. Пальцы у третьего мага были холоднее обледеневшего железа. Вот-вот примёрзнут к коже. Тогда придётся везде таскать его за собой. Арий наморщил нос. А может, и неплохо. Вдруг он Зудочке понравится. Если удастся отклеить от себя розовую липучку, жизнь станет чуточку лучше. А жизнь в башне и так и не слишком увлекательна, чтобы раскидываться даже самыми крошечными чуточками.