Страница 12 из 23
На лице Кюри не дрогнул ни один мускул.
– Шанс на возрождение России, Валерий. Ни больше, ни меньше…
[1] Японская тайная полиция
Глава третья
Конь бледный
«Пути добра с путями зла
так перепутались веками,
что и чистейшие дела
творят грязнейшими руками.»
Рейхскомиссариат Московия, окрестности Архангельска. 25 декабря, 1961 год.
– Анафема, приём, цель прибыла на объект, – затрещал у меня в ухе японский наушник.
– Принято, Броня, – прижав почти ко рту микрофон, ответил я.
Прекрасно. Добыча попалась прямо в силки охотнику. Это значит, что пора двигаться к точке рандеву. Наш почти месячный переход через весь Русский Север наконец-то завершён.
Отлипнув от окуляра бинокля, я убрал его в кожаную кобуру, висящую на поясе, закинул за спину старую добрую трёхлинейку с оптическим прицелом, лежащую рядом со мной на снегу, и в буквальном смысле встал на лыжи. Для того чтобы добраться до места встречи, мне понадобится меньше пяти минут. На лыжах я чувствую себя как рыба в воде, даже если передвигаться приходится по незнакомому лесу. Я на них и раньше, ещё до войны хорошо ходил, а сейчас, после изнурительных тренировок в сибирских лесах, мне воистину не было равных.
До точки сбора я, как и ожидал, добрался раньше напарника. Мне пришлось ждать ещё минут пять, прежде чем его силуэт замелькал среди заснеженных елей на опушке леса. Нет, он тоже неплохо держался на лыжах, иначе, его бы просто не послали на это задание. Просто я в этом деле был бесподобен.
– Броня, – поприветствовал я Артёма кивком головы.
– Анафема, – Броня ответил мне тем же самым.
– Доложи обстановку, – приказал я ему.
– По существу докладывать нечего. Шесть грузовиков, по одному бронеавтомобилю в начале и конце колонны. Впереди поновее машина будет, объект наверняка там. Численность противника уточнить не могу, чем вооружены тоже не скажу. На всех машинах – Андреевский крест, но сам понимаешь, это ничего не значит. Могут быть и немцы. Хотя грузовики – старьё, «кресты» обычно на таком говне не катаются. Им бы всё больше с понтом…
– Понял тебя. C моей стороны всё тихо было, – я ещё раз окинул взглядом военную базу, стоящую в чистом поле, на расстоянии примерно километра от нас. – План действий у нас такой. Ждём пару часов до темноты, затем по-пластунски подбираемся к базе. Берём языка, узнаём, где находится объект. Затем следует ликвидация и бегство. Уходить будем, скорее всего, с боем, на одном из грузовиков. Перед уходом желательно совершить ещё какую-нибудь диверсию, чтобы, если не сорвать погоню, то хотя бы её отсрочить. Понял, лейтенант?
– Понял, – Артём шмыгнул носом. – Значит, с наступлением темноты?..
– Да, с наступлением темноты.
Когда Алеутов, мой бывший комбат, а теперь глава разведывательного управления «Стальная рука», предложил мне план этой операции, я согласился даже не думая. Единственным моим условием был Артём. Я, несмотря на все возражения, настоял на том, чтобы мне позволили взять его с собой. Молодой оперативник, только-только закончивший обучение, он приглянулся мне уже давно. Я заприметил его аж в пятьдесят пятом, когда этот голодный и тощий оборванец, дрался с такими же, как он сам, доходягами за кусок хлеба. Это ещё было до того знаменитого казахского рейда генерала Батова, который отбросил степняков за Оренбург и хоть немного решил вопрос с продовольствием. Но до того знаменательного события было ещё два года, и поэтому вся Чёрная Армия добывала себе пропитание с боем, вырывая сантиметры пашни у скупой уральской земли.
Не знаю, чем меня зацепил тот маленький, двенадцатилетний оборванец, который так отчаянно боролся за своё выживание на тёмных улицах Свердловска. Наверное, он разом мне напоминал всех нас. Голодный, худой, одетый в лохмотья и кишащий вшами, он снова и снова меткими ударами маленького кулачка сбивал с ног своих обидчиков, которые изо всех сил пытались отобрать у него краюху чёрствого, измазанного в дождевой грязи хлеба. Их было больше, намного больше, человек пять, не меньше, но они всё равно оказывались биты. Пятеро против одного, и все хотя бы раз оказались уложенными на лопатки. Он один олицетворял всех нас: таких же избитых, раненых и голодных. Но, несмотря на всё это, не допускающих даже самой мысли о капитуляции. В тот день я вмешался в его судьбу. Разогнал его противников, привёл пацана к себе в казённую квартиру, отмыл, накормил и обрил его шевелящиеся от насекомых волосы. А через неделю отдал в училище. Теперь же передо мной стоял невысокий (детское недоедание всё-таки сказалось на его организме), но крепкий восемнадцатилетний юноша, способный разобрать пятьдесят четвёртый «гевер» с закрытыми глазами, прекрасно владеющий ножом и в совершенстве разговаривающий на трёх языках: русском, немецком и японском. Прибавьте ко всему, что в свои юные годы он уже ходил в чине младшего лейтенанта разведки, что означало собственное жильё и стабильный офицерский паёк. Может быть, где-то в сытых и безбедных странах это ничего и не значило, но в Чёрной Армии это был предел мечтаний.
Так что, я настоял на том, чтобы моим напарником в этом предприятии стал именно Артём, получивший в нашей организации позывной «Броня». Это от фамилии – Броневой. Алеутов, конечно, сперва возражал насчёт его кандидатуры, настаивал на том, что Артём ещё желторотый юнец, не нюхавший пороха, а операция особой важности. Но возражения бывшего комбата я отмёл, потому что, во-первых, видел успехи своего подопечного во время выпускных экзаменов, а во-вторых, и это, наверное, самая главная причина, я был уверен, что для действительно полного успеха операции, мне и был нужен такой вот юнец.
Ночи мы дождались спокойно. Я успел даже пару часиков подремать, зарывшись в сугроб чуть ли не с головой. Артём, правда, всё это время бодрствовал, но ему это, если честно, только на пользу. Пусть не расслабляется, молодой ещё слишком. Так что, когда солнце окончательно зашло над всем Белым морем, мы с Артёмом ползли по-пластунски, один за другим, закутанные с головы до пят в белые, как снег, маскхалаты. Собственно говоря, они и были нашей единственной маскировкой, защищавшей нас от губительного света прожекторных лучей, изредка проскальзывающих над нашими головами. Каждый раз, когда часовые на наблюдательной вышке направляли их на нас, мы были вынуждены утыкаться головой в снег, обжигая ледяными иглами лица, но, зато, оставаясь незаметными для наблюдателей. Впрочем, никаких особых проблем мы с этими вояками не испытывали, так как они, видимо, понятия не имели о порядках несения караульной службы и даже не смотрели вниз. И очень зря, могли бы очень много интересного для себя обнаружить. Конкретно – двух вооружённых до зубов головорезов, уже час как ползущих от лесной опушки до военно-морской базы, которую этим солдатам и было поручено охранять.
Как только мы оказались около хилого забора, представляющего из себя сетку рабицу, натянутую на врытые в землю бетонные столбы, Артём облегченно выдохнул. Рановато он. Как по мне – самая трудная часть работы была ещё впереди. Так или иначе, мы начали действовать. Мой напарник передал мне кусачки, и я несколькими отточенными движениями проделал нам проход на территорию базы. Немецкие прихлебатели видимо настолько обленились и так сильно расслабились, что даже не пустили ток по своему хилому ограждению. Впрочем, оставалась возможность, что их новые хозяева просто экономили электричество на своих слугах, справедливо считая, что такую-то сволочь русские бабы всяко ещё нарожают.
Теперь мы были внутри. Пока всё шло поразительно легко. Настолько легко, что даже настораживало. Впрочем, не нужно путать приграничные территории, где гарнизоны всегда настороже, а в отражение наших рейдов частенько вмешиваются регулярные немецкие части, с глубоким тылом рейхскомиссариата, военной базой, где на приколе стоят три единственные, никому не нужные подлодки Московии. Здесь порядки совершенно другие, не те, к которым привык я, десятки раз переходивший линию фронта для совершения диверсий. И даже официальный визит человека, имя которого не упоминается честными людьми без глубочайшего презрения в голосе, не может эти порядки изменить. Тем более, предатели ведь действительно всерьёз не ожидают, что кто-то в таком месте посмеет покуситься на жизнь и здоровье их трижды проклятого вождя.