Страница 91 из 120
— Эти вещи не имеют для нее никакой ценности, — ответил он. — Покинуть приют она не захочет. Так что да, вы можете их забрать.
Через пару минут ожидания дверь скрипнула, и в избу вошел человек. В этот раз точно совершенно обычный человек — темные волосы, тускло-сероватая кожа, одет в рубаху и штаны из некрашенного полотна. Только взгляд у этого человека был совершенно неживой. Он прошел мимо нас с Натахой как мимо пустого места и положил на пол перед белобородым небольшой квадратный сверток. И точно так же молча вышел.
— Можете забрать, — сказал белобородый и кивнул на сверток. — Есть еще вопросы или просьбы?
— Нет, — ответил я. Появление бессловесного слуги меня как-то… не то, чтобы напугало, но вызвало желание поскорее оказаться от этого места подальше. Я попятился к двери и выскочил наружу до того, как мне снова не захотелось задать какой-нибудь вопрос вопреки собственной воле.
— Стой, — увидев, что я направился в сторону двух идолов выхода, Натаха меня остановила. Глаза ее азартно заблестели. — Колесо! Он разрешил нам посмотреть, что это такое, неужели мы просто так сбежим и даже одним глазком не глянем?
— Да, точно, — я остановился. — Что-то мне не по себе от этого белоглазого типа. Как, ты говоришь, называется это место?
— Грустина, — ответила Натаха. — Их корабли по весне идут на торг по Оби до Китайского озера. Большущие такие корабли, как будто деревни плавучие. Продают подземный жемчуг, мази целебные и разные странные штуки. Но в Новониколаевске они совсем ненадолго останавливаются, торгуют дальше на юге. С козлоголовыми и черными карликами.
— А что еще за Китайское озеро? — спросил я. Мы в этот момент как раз приблизились к кустам, скрывающим основание колеса.
— Ну, говорят, такое большое холодное озеро в горах на юге, — Натаха пожала плечами. — Обь из него вытекает. Я там сама не была, слышала только.
— Телецкое, значит, — сказал я.
— Ни разу не слышала, чтобы его так называли, — Натаха нахмурилась.
— Это оно в моем мире так называется, — сказал я. Тут мы остановились и оба замолчали. Вокруг основания циклопического колеса было построено что-то вроде дощатого амбара. С одной стороны в ворота медленно втягивался строй людей по четыре человека в ряд, а с другой — выходил. Строй этот был тоже замкнут в кольцо, люди ходили по кругу, образуя на земле как будто человеческую тень от колеса деревянного. Люди шагали — колесо вращалось.
Люди были разные — мужчины, женщины, старики и дети. Все они, вне зависимости от пола и возраста, были одеты в одинаковые полотняные штаны и рубахи. Они выглядели чистыми, ухоженными, но глаза их были пусты. Как у того парня, который принес белобородому сверток.
— Что это за хренотень? — я чуть не подавился, увидев такое странное зрелище.
— Для здоровой и долгой жизни людям требуется двигаться, — ответил незнакомый звучный голос, растягивающий гласные примерно таким же образом, как и тот белобородый, с которым мы общались в избе. Как и когда он оказался рядом с нами, я не заметил.
У него тоже были длинные белоснежные волосы и такая же борода. Одет он был в длинную белую хламиду, а на голове — головной убор, похожий на шляпку гигантского гриба.
— Они ходят и вращают колесо, которое дает нам энергию, — сказал он. — Все остаются в выигрыше.
— Но кто это такие? — спросил я. — И почему они так странно выглядят?
— Все они были душевно больны, — ответил грибоголовый. — Их доставили к нам в лечебницу, где мы провели каждому несложную операцию. Теперь они не представляют угрозы для себя и окружающих, кроме того, приносят пользу.
— Но к нормальной жизни они больше не вернутся, ведь так? — спросил я.
— Что именно вы называете нормальной жизнью? — спросил грибоголовый, кажется, не ожидая ответа на свой вопрос. — Они живут в тепле и чистоте, обеспечены одеждой по сезону и достаточным количеством питательной пищи. Им не грозит голод, нищета и нападение диких животных.
— А если человек не сумасшедший, вы тоже можете превратить его вот в такого болвана и отправить крутить колесо? — спросил я.
— Если человек здоров, то нет необходимости в операции, — сказал грибоголовый. — Послушание и соблюдение распорядка обеспечат его теми же благами.
— И что, находятся люди, которые к вами приходят сами? — спросил я. В животе резко возникла пустота. Здесь ведь не случайно нет никакой охраны и никаких замков. Наверняка у этих белоглазых типов есть какие-то основания чувствовать себя в безопасности. Помимо воли я представил себе, как шагаю в этом вот строю, третьим в ряду, между тощей девочкой-подростком с жиденькими мышиного цвета волосами и поджарым пожилым дядькой с все еще сохранившимся на лице следами былого алкоголизма. И смысл моей жизни будет исключительно в том, чтобы двигать своими шагами здоровенное колесо-генератор. Хрен знает, какой энергии.
— Жесть какая… — пробормотал я. И осторожно вежливо кивнул. — Спасибо за разъяснения.
Грибная шляпа качнулась. Я посмотрел на Натаху, которая завороженно смотрела на слаженно шагающий строй людей. Потом огляделся. Грибоголового рядом не было.
— Натаха, — говорю. — В твоих рассказах про Грустину не было ничего о путниках, которые туда случайно забрели, а потом их больше никто не видел?
— Неа, — она мотнула головой. — Были те, кого не пускали.
— А зачем они приходили? — спросил я и с надеждой посмотрел в сторону выхода с этой странной территории.
— За всяким разным, — сказала Натаха. — Кто-то учиться хотел, кто-то сокровища искал. Говорят, что они и под землю-то ушли, потому что обороняться не хотели. Насилие им вроде как чуждо.
— Похоже, они правда не люди, — теперь уже я дернул Натаху за рукав. — Давай уже пойдем отсюда. Не поговорили с нашей Катенькой, да и хрен с ней. Наверняка она в дневнике про эти Золотые Соболя писала.