Где деньги, мародер?

Ага, а вот это уже ближе к магии. Металлический обруч, на подлокотниках — стеклянные шары. Немного другого вида, чем та штука на станции, но все равно узнаваемо.

— Сейчас я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечай, не задумываясь, — Соловейка завинтила обруч на моей голове, спрыгнула с табуретки на пол и вернулась за пульт.

— Хорошо, — я вздохнул. По моим ощущениям та станция с бородатыми работорговцами была уже как-то головокружительно давно. Целую вечность назад. Столько событий произошло с того момента. А ведь даже месяца не прошло. Сколько? Две недели? Или даже меньше?

— Тебе случалось убивать других людей? — спросила Сольвейг.

— Да.

— Восстанови в памяти лицо первого убитого тобой человека. Вслух можешь ничего не говорить, просто представь как можно отчетливее.

— А если я не видел его лица? — спросил я.

— Тогда просто вспомни как можно больше подробностей, — сказала Соловейка. — И сожми пальцы плотнее.

Я сжал стеклянные шары на подлокотниках.

Лица его я действительно не видел, оно было замотано тряпкой по самые глаза. И еще было темно. Было жарко, несмотря на ночь. Там все время было жарко. Днем от солнца, ночью от высохшей до каменного состояния земли. Это была моя первая командировка. В страну, где нас как бы не было. Тот парень вряд ли был старше меня. На шее болтался автомат, а он такой, повесил на него руки. Он явно чувствовал себя в безопасности на этом посту. И не успел даже понять, что произошло.

Как это было?

Быстро. Он не сообразил, я тоже не сообразил. Просто в какой-то момент понял, что пора, метнулся и всадил нож. Сзади, справа, ниже ребер, лезвие чуть вверх. Провернуть.

Придержать обмякшее тело.

Аккуратно положить на иссохшую до состояния асфальта землю.

— Достаточно, — кукольный голос Соловейки вырвал меня из воспоминаний. — Следующий вопрос. Какое твое самое первое детское воспоминание?

— Про собаку, — не задумываясь ответил я. — У соседа была тупая дворняга, такая мохнатая и черная. Она ко мне бросилась, а я ударил ее в нос. Она завизжала и убежала. Потом извинялся, когда подрос.

Допрос продолжался не меньше часа. Только принципа его я все равно не уловил. Обычно в допросе есть какая-то система, цель. А здесь как будто бы был набор никак не связанных с собой вопросов из самых разных областей жизни. В какой-то момент мне показалось, что она пытается вычислить наиболее эмоциональные области, но к чему тогда были вопросы о том, какой цвет я предпочитаю?

— Испытание закончено, — Соловейка развинтила обруч на моей голове и вернулась к пульту.

— И… что? — спросил я. А как же хоть какое-нибудь резюме? Ну, там, я избранный, чрезвычайно одаренный и потенциально великий волшебник…

— Не очень хорошо, Лебовский, — сказала Соловейка, сложив на пульте свои кукольные ручки. — Все эти процедуры с тобой должны были проделать в детстве. А сейчас… Ну, потенциально ты очень крутой, да. В трех дисциплинах, что действительно бывает очень редко. Только по двум из них у нас нет ни учебников, ни преподавателей. Империя очень ревностно следит, чтобы техноманты и доминаторы не покидали пределы страны.

— А третья дисциплина? — спросил я. Самое неприятное в этом разговоре было то, что я все еще не мог относиться к теме серьезно. Как будто игру какую-то обсуждал.

— Объектика, — сказала она. — Самая распространенная из одаренностей.

— И что это такое? — спросил я. Поймав на себе очередной странный взгляд, поморщился. — Ну да, так получилось, что я не знаю очевидных вещей. Случается. Дурное воспитание, амнезия и нездоровый образ жизни. Хочу восполнить пробелы, но ума не приложу, как мне это сделать, не задавая тупых вопросов!

— Справедливо, — Соловейка мне подмигнула. — Объектика — это все, что касается внешних воздействий на поверхности. Базовая основа боевой магии, но одной объектики недостаточно.

— А сколько всего дисциплин? — спросил я.

— Семь, — быстро ответила Соловейка. — Объектика, исцеление, игнистика, сенсорика, творчество, техномантия и доминатика. И нет, я не буду тебе сейчас читать лекцию о том, какое направление чем занимается.

— Ладно, — я кивнул. — Но что конкретно меня ждет, я могу спросить?

— У тебя были пробои? — спросила Соловейка. Увидев на моем лице недоумение, добавила. — Спонтанные проявления магии. Что-то такое, что ты никак не можешь объяснить другими методами. Предметы двигались не так, как должны были, например.

— Один раз, — сказал я. — Запертая дверь открылась.

— Техномантия, — Соловейка вздохнула. — Плохо. Лучше бы объектика пробилась…

— Как бы это сказать повежливее… — пробормотал я. — Жажду подробностей.

— Обычно пробои провоцируют в детстве, когда это сравнительно безопасно, — Соловейка соскочила со стула и направилась к двери. — Ты уже взрослый, чтобы тебя сломать, придется постараться. Сложно это будет сделать, не причинив тебе вреда.

— Кажется, начинаю понимать… — медленно проговорил я. — Нужно, чтобы со мной произошло что-то такое, чтобы я воспользовался магией, которая у меня есть, но в которую я, как взрослый, вроде как не верю?

— Все верно, садись, пять, — Соловейка хихикнула и открыла дверь. — Вот твои бумаги, иди ищи своего очкарика, пусть он тебя на остальные процедуры тащит. А мне некогда.

Она уперлась своими кукольными ручками мне в бедро и стала невежливо выталкивать меня за дверь.

— А кто такие мародеры и каратели? — спросил я, упираясь в порог.

— Какой-то студенческий жаргон! — Соловейка с силой толкнула меня в коридор и захлопнула дверь.

Я понял, что оказался в полной темноте. Даже те тусклые светильники, которые освещали этот коридор раньше, больше не горели.

— Илья! — негромко сказал я. Никакого эха. Глухо, как будто я заперт в крохотном помещении. Никакого ответа.

Ладно, вроде я помнил дорогу. Там же не было никаких лабиринтов. Я коснулся стены и пошел вдоль нее. Ненавижу подвалы, блин.

Не то, чтобы боюсь или что-то такое. Мне просто не нравится вот это вот ощущение, что со всех сторон земля. Как в могиле.